Париж - Эдвард Резерфорд

– Знаю. Мне нужно подумать.

– Ну что же, думай, только недолго. Скоро станет видно.

– Мне кажется, что уже очень заметно.

– Ты правильно сказала: тебе это кажется. Но весной…

И вот наступил уже март, а Эдит так и не решила, что делать. И так и не сказала ничего Тома.

О своем отце Эдит вспоминала нечасто. По правде говоря, она и не помнила его почти. Но она знала, как он выглядел. У матери его фотографий не было, зато тетя Аделина сохранила портрет брата. На фотокарточке был запечатлен мужчина с приятной внешностью. Его волосы были так же темны, как у тети Аделины, только она аккуратно убирала их от лица, а у него они торчали во все стороны мохнатой шапкой. В его облике чувствовалось что-то мальчишеское. Пиджак, расстегнутая у ворота рубашка. Тетя Аделина говорила, что внешность его соответствовала характеру: это был умный человек, созидатель.

Бросил ли он семью, потому что его жена оказалась глупой алкоголичкой, или она запила из-за его ухода? Второй вариант казался Эдит более правдоподобным, но уверенности не было, а тетя Аделина отказывалась обсуждать брата. Куда он делся?

– Кто знает? – вот и все, что говорила тетя, пожимая плечами.

Иногда Эдит представляла, будто тете Аделине известно местонахождение брата и что она хранит это в тайне. Может, он не хотел жить с матерью Эдит. А может, какие-то другие проблемы вынудили его прятаться. Может, он вообще попал в тюрьму. Однако Эдит нравилось думать, будто он по-прежнему любит ее, свою дочь. Она воображала, как он расспрашивает о ней тетю Аделину. Или как наблюдает за ней тайком, когда она идет по улице, следит за ней с любовью и гордостью. Такое ведь вполне возможно. Никто не знает наверняка. Она понимала, что все это лишь детские фантазии, но продолжала предаваться им, особенно перед сном, лежа вечером в кровати.

В последнее время она стала думать об отце чаще и мысленно сравнивала ощущение тепла, вызываемое ее глупыми мечтами, с тем ощущением тепла и уюта, которое она испытывала рядом с Тома, в кольце его сильных рук. И тогда ей казалось, что она могла бы рассказать ему о ребенке, растущем внутри ее, но потом решимость вновь покидала ее. И тем не менее все чаще и чаще Эдит склонялась к мысли, что в конце концов Тома должен все узнать.

Вот почему она согласилась, когда он предложил встретиться с Пепе и Анной в ближайший выходной, – Пепе как раз обнаружил ирландский бар, где можно было дешево пообедать, он был мастер на такие открытия. Эдит подумала, что, может быть, вечером, когда они с Тома вместе пойдут домой, она откроет ему свой секрет.

Они встретились в середине дня у того ирландского бара, который находился на окраине квартала Сен-Жермен рядом со старым ирландским коллежем. Юноши были в тот день особенно довольны, так как попали в число двадцати человек, продолжающих работать на вершине башни. Это было особой честью.

Пепе настоял, чтобы за обедом все пили темный ирландский «Гиннесс». Так как это пиво показалось им непривычным, они потом заказали еще красного вина. Тома развлек компанию историей о том, как заверил месье Эйфеля в своей способности работать на высоте, а потом запаниковал, хотя башня еще не достигла тогда даже первой платформы. Анна рассказывала о своей многочисленной семье в Италии. К концу обеда все были веселы, но слегка пьяны.

Потом им захотелось прогуляться, и они пошли по левому берегу Сены. Впереди вздымалась в небо почти законченная Эйфелева башня. Они подошли к огороженной территории, где устанавливались многочисленные сооружения для приближающейся Всемирной выставки. Немного поодаль бродили другие парочки, но вокруг башни было пусто.

Они уже собирались расходиться по домам, когда Пепе пришла в голову идея:

– А теперь мы с Тома устроим для вас небольшое представление под названием «Бесстрашные верхолазы на башне».

Он подвел их к дыре в заборе, и через минуту они оказались в укромном уголке под огромной южной аркой башни.

– Хотите забраться наверх? – спросил Пепе девушек.

– Нет, – замотала головой Эдит. – И там все равно все заперто.

Но Пепе только рассмеялся.

– Давай же, Тома! – воскликнул он. – Полезли!

Эдит в ужасе уставилась на них. Внезапно она испугалась: а если что-нибудь случится с Тома… именно сейчас, когда она наконец решилась…

– Останься здесь, Тома, – взмолилась она. – Не лезь наверх. Ты пьян.

– Мы не пьяны, – возразил Пепе. – И нам каждый день дают вино, когда мы работаем на башне.

– Прошу тебя, Тома! – Эдит протянула к нему руки.

Но парни уже карабкались по огромной балочной конструкции. Через несколько минут они добрались до лестницы. Эдит и Анна видели, как они бегут по ступеням, слышали их возбужденный смех. Потом те исчезли из виду.

– Как ты думаешь, где они? – спросила Эдит.

– Должно быть, решили подняться на самый верх, – предположила Анна.

– Господи, останови их! – молилась Эдит.

Она смотрела в переплетение металлических секций, уходящих в небо. Ограждения к этому времени уже все сняли. Кто бы ни оказался сейчас на башне, от падения его ничто не подстраховывало. Эдит по-прежнему никого не видела. Они с Анной передвинулись почти под самую арку.

И вдруг откуда-то сверху раздался слабый крик – это был Тома:

– Эдит! Ты меня видишь?

Она посмотрела в направлении, откуда донесся его голос, и увидела, что Тома балансирует на балке с внутренней стороны опоры.

– Да! – ответила она. – Осторожней!

– Это было вот здесь. На этом месте я запаниковал.

– У тебя все хорошо?

– Ну конечно! – Он помахал ей рукой.

– А где Пепе? – крикнула Анна.

После краткой паузы до них долетел голос итальянца:

– Анна! Смотри влево от Тома.

Он стоял на перекладине чуть выше приятеля. Положив руки на пояс, он смотрел сверху вниз, словно хозяин на свои владения. Эдит крикнула парням, чтобы они слезали немедленно, пока их никто не заметил, а не то у них всех будут неприятности. Тома с неохотой двинулся к лестнице, и Эдит облегченно перевела дух. Но Пепе не тронулся с места. Более того, он начал петь:

O dolce NapoliO suol beato…

С неба на землю полились звуки неаполитанской песни. У Пепе был приятный тенор. Эдит слышала каждое слово. Анна от удовольствия захлопала в ладоши. Но вдруг люди, гуляющие вокруг, услышат пение из глубин гигантской железной конструкции? Это было возможно, ведь голос у Пепе был сильным. Он перешел к припеву:

Santa Lucia, Santa Lucia…

Боясь, что Пепе начнет новый куплет, Эдит зааплодировала изо всех сил. И потом, надеясь убедить его поскорее слезть с башни, крикнула ему:

– Ну все, Пепе, поклонись и спускайся!

Пепе послушался на этот раз и изобразил размашистый театральный поклон. Затем он сделал еще один поклон налево, потом направо и последний, самый глубокий поклон вперед. И потерял равновесие.

Все случилось так быстро, что, если бы не одно движение рукой, когда Пепе пытался ухватиться за что-нибудь, можно было подумать, будто он прыгнул специально. Его тело летело вниз. Каким крошечным оно казалось по сравнению с массивной металлической аркой! До девушек донесся голос Пепе: коротенькое, испуганное «О…». Странно, но ни Эдит, ни Анна не закричали. Потрясенные, они смотрели, как маленькая фигурка падает – секунду, две, три… А потом в пятнадцати метрах от их ног ударяется о землю с глухим стуком, с таким ужасным, таким бесповоротным стуком, что Эдит тут же поняла: ничего уже не осталось от того, кто только что был Пепе.

Тома Гаскон не подозревал, что способен так быстро соображать. Год назад он стоял на этой же опоре, парализованный страхом. Сегодня, стремительно сбегая по ступенькам, которых было более трехсот, преодолевая их пролет за пролетом, он видел все с небывалой ясностью, которая удивила его самого. К тому моменту, когда он выбрался на балки, соскользнул на бетонное основание и добежал до Эдит и Анны, он точно знал, что нужно делать.

Анна опустилась на корточки возле тела Пепе. Ее сотрясала дрожь. Но, по крайней мере, она не кричала. Эдит обнимала ее за плечи.

Тома быстро осмотрел бедного Пепе. Его небольшое тело было исковеркано, шея загибалась под неестественным углом, изо рта уже вытекла струйка крови. Он напомнил Тома птенца, выпавшего из гнезда. Куда бы ни отправилась душа его жизнерадостного друга, она была уже очень-очень далеко.

– Эдит, – спросил он, – у месье Нея есть телефон?

Он знал, что во всем Париже телефонами обзавелись всего несколько тысяч человек, но ему казалось, что месье Ней вполне мог быть среди них.

– По-моему, да.

– Тогда скорее беги к нему. Расскажи, что случилось, и попроси его немедленно сообщить месье Эйфелю. И еще пусть позвонит в полицию. Он сам поймет, что нужно делать. Потом оставайся у тети. Я буду ждать здесь с Анной. – Он достал из кармана деньги и протянул Эдит. – Если идти быстрым шагом, то ты доберешься до него за полчаса. Но если по дороге попадется такси, поезжай на нем. И никому ни слова, даже полиции, пока не поговоришь с Неем.