Песнь серебра, пламя, подобное ночи - Амели Вэнь Чжао

по пустынным улицам. По обе стороны от нее располагались дома, когда-то полные света и смеха, теперь же безмолвные и заброшенные. Целая деревня, стертая с лица земли, как и многие другие по всему Последнему царству. Цзэнь не отставал, положив руку на рукоять Ночного огня.

Бесплотная песня становилась все громче, от чего у Лань возникло странное ощущение, что она каким-то образом нашла дорогу домой. Эти ноты задели струну в ее сердце, и она немедленно отозвалась на зов.

– Смотри.

Она вздрогнула, когда голос Цзэня прорвался сквозь похожую на манящий транс музыку. Перед ними стоял ряд покачивающихся на ветру силуэтов: бледных и высоких, с раскинутыми руками.

Сердце девушки ушло в пятки.

– Это голубиные деревья, Лань, – сообщил Цзэнь, и она поняла, что от испуга вцепилась в рукав его халата. Когда они приблизились, иллюзия высоких белых призраков сменилась формой деревьев; бледные конечности и волосы превратились в ветви, с которых свисали белые цветы в форме колокольчиков.

Цзэнь остановился перед одним из деревьев и дотронулся пальцем до цветочного лепестка.

– В народе их называют призрачными деревьями, – пробормотал он. – Обычно они цветут летом. Так что видеть эти деревья в цвету так поздно… необычно.

За голубиными деревьями виднелась каменная стена, красная краска на которой выцвела и местами облупилась. Музыка плыла мимо нее, призывая девушку.

– Туда, – сказала Лань.

В просвете между рядами голубиных деревьев, стоявших, как часовые за стенами, виднелись ворота во внутренний двор. Когда-то это был престижный дом со всеми атрибутами богатства и декора, тщательно продуманного и воспроизведенного по фэныпую.

Тяжелые багряные двери располагались под аркой, украшенной каменными изваяниями четырех Богов-Демонов – тигра, дракона, феникса и черепахи, – обрамляющими табличку с надписью: «Ю Цюань Пай».

Цзэнь резко втянул воздух.

– Школа Сжатых Кулаков, – прошептал он. – Так вот где она была все это время…

Лань взглянула на Цзэня. В лунном свете он казался бледным, его горящие глаза были широко раскрыты от благоговения.

Лань знала, что из Ста Школ только Школа Белых Сосен пережила завоевание. Тем не менее было тяжело видеть своими глазами то, в какие руины превратилось место, бывшее когда-то прибежищем престижа и силы.

Лань посмотрела на поблекший дом с внутренним двором. У нее возникло впечатление, что время потекло вспять, история павшего величия развернулась: порезы на дверях снова срослись, шрамы на стенах разгладились, а обломки у ворот исчезли.

Когда она шагнула вперед, двенадцать циклов между ней и словами матери, казалось, испарились. Возможно, ей снова было шесть циклов от роду, и она была полна надежд на будущее. Судьба.

Лань потянулась к бронзовым дверным молоткам в форме львиных голов, но ворота не сдвинулись с места.

– Заперто, – сказала она.

– Отойди назад, – Цзэнь поднял руку. Пальцами, двигающимися аккуратно и быстро, он начертил в воздухе печать. Лань успела уловить символ дерева, расколотого посередине металлом. Энергии вокруг них сместились. Что-то будто хрустнуло внутри стен, а затем огромные красные ворота распахнулись, словно кто-то невидимый потянул их.

И музыка смолкла.

18

После смерти тело и душа воссоединяются с естественным потоком ци в этом мире и в следующем. Великая печаль для души – остаться пойманной в ловушку этого мира как эхо, заключенное в оковы незаконченных дел, но бессильное завершить их.

Лим Суцзи, Императорский Заклинатель Духов, «Классика смерти»

Внутренний двор был выгребной ямой духовных энергий. Стоило Цзэню переступить порог, как он почувствовал их, затаившихся в тени и гноящихся в укромных уголках. Инь вызывал страх у простого народа не просто так. На то имелась причина… очень весомая причина. Поскольку демонические и другие духовные энергии состояли исключительно из инь, этот тип энергии со временем стал синонимом темной и оккультной магии.

Где-то перед ними слабо шевельнулась ци. Едва уловимое движение, как прикосновение пальца к струне, но Цзэнь его почувствовал. Он прищурился, жалея, что его взгляд не проникал сквозь ряды склонившихся плакучих ив, стонущих на вечернем сквозняке.

Двор казался пустым, но все же в нем что-то было.

– Это здесь, – сказала Лань, указывая на дом на другом конце двора.

Над их головами облака скрывали луну и звезды. Он почувствовал, как позади него Лань старается подавить дрожь. У него возникло непреодолимое желание дотронуться до нее.

Вместо этого Цзэнь поднял руку и очень тихо сказал:

– Держись сзади.

Он зашагал в направлении дома.

Холодный ветер гнал осенние листья по большому двору, их высохшие черенки гремели, царапая плитку. Как ни странно, место выглядело нетронутым, будто время и завоевание не оставили на нем свой след. Цзэнь повернул голову. Его не покидало чувство, что он что-то упускает, что-то не видит. Что-то не принадлежащее этому месту, что-то странное…

Буквально через несколько секунд он нашел то, что искал: одинокий бамбуковый стул, поставленный перед дверями дома, под линией голубиных деревьев. Тени, сгущавшиеся вокруг него, казались чернее остальных, будто на этом стуле сидело что-то невидимое и наблюдало за ними.

Было так темно, что он почти не заметил фу. Цзэнь выбросил руку перед собой.

– Остановись, – сказал он, но слишком поздно. Шедшая рядом с ним Лань споткнулась, но удержалась на ногах… не раньше, чем задела носочком выцветшую линию крови, которой была написана печать.

Цзэнь схватил девушку за плечо и одернул назад, но ущерб был нанесен. С того места, где ее нога соприкоснулась с фу, багровое свечение начало распространяться по штрихам на земле, разгораясь подобно огню.

Воздух во дворе мгновенно изменился. На подоконниках потрескивал иней, лед подкрадывался к их ботинкам. Разразилась завывающая пурга, которая бросилась на них, как стая невидимых волков. Услышав крик Лань, Цзэнь потянулся к ней и спрятал у себя за спиной. Другой рукой он нырнул в черный шелковый мешочек и вытащил свою собственную фу. Письменная печать активировалась искрой его ци, бумажный листок разлетелся во вспышке темного пламени. Оно рассекло налетающий ветер, который, прежде чем затихнуть, разделился надвое с нечеловеческим криком.

Когда пламя рассеялось, кресло на другой стороне двора больше не пустовало.

Над ним медленно формировался силуэт: из щелей и углов двора собирались и ползли тени, рисуя очертания головы, туловища, рук и ног. Через несколько мгновений человекоподобная фигура поднялась со стула и повернулась к ним лицом. На вид она походила на скелет, кости которого обтягивала высохшая синеватая кожа. Глазницы провалились во тьму, в которой пожелтевшие глазные яблоки смотрели вперед, не двигаясь и ничего не выражая. Пряди распущенных черных волос свисали, прикрывая изможденное лицо, а длинные рукава и юбки торжественного одеяния