Припади к земле - Зот Корнилович Тоболкин

исполнять просьбу жены.

- Варя! – позвал Панкратов. Он крался следом за ней, поджидая, когда уйдёт Логин. – Давай посидим!

- Отцепись, нечиста сила! Ишо раз подойдёшь – в Совет пожалуюсь.

- Тянет меня к тебе!

- Уйди!

- Когда умрёт – будешь со мной жить?

- Ты сам раньше его сдохнешь...

- Гляди, Варвара, скручу вязы!

- Люди! – дико и внезапно закричала Варвара. Страшно матерясь, Панкратов бросился в кусты, по-волчьи поскакал прочь.

- Люди! – ещё раз услышал он.

- Кто тут! – прибежал на крики Сазонов. – Кого зовёте?

- Людей.

- Зачем они вам?

- Чтоб видели, как хорошо мне.

- Что это на вас накатило?

- Стих. Сейчас колдовать начну, – сказала Варвара и зашептала страстно и громко: – Сгинь от нас, сила нечистая! В огне сгори, с дымом улети, обелись корой берёзовой, возродись из пепла радостью, в небо вспорхни птицей-певуньей...

- Давит на вас весна!

- Ох, давит! Так бы и пала на землю и миловалась до потери сознания.

- Я вот вам помилуюсь!

- А ежели с тобой? – Варвара подошла к нему, взяв горячими ладонями за щёки, поцеловала в губы. Сазонов побледнел, растерялся.

- Этим не шутят, Варвара...

- Я дитё хочу...

- Ну и рожайте. У вас есть муж.

- Сила у него подорвана. А мне дитё надо! Чтоб я за им, как за Логином...

- Перестаньте!

- Мямля! Ты и Марью так же упустил... Только и нужно-то от тебя... Эх!

- Варвара! Я могу... Я и в самом деле могу...

- Не нужен ты мне. Уходи. Да поскорей, а то ишо подумают, что шашни у нас. О, господи! – она упала на землю и зарыдала.

- Ох ты сука! – это опять подкрался Панкратов.

Варвара повернулась к нему, жарко и ненавидяще посмотрела в глаза, но не встала.

Ещё один день подходил к концу, а люди не заметили: так быстро пролетело время.

- Ты, Алёха, шагу не шагнёшь, чтобы людей не стабунить, – щуря длинные глаза, говорил Дугин. Он взмок, на рубахе соль выступила. – Ишь как гудят! Пчёлы, чисто пчёлы!

- Где пчёлы, там и трутни, – поводя плечами, усмехнулся Евтропий.

У него стягивало крыльца[7] от усталости. Часто тукало сердце.

Одновременно на весь лес спустилась ясная тишина. Все подивились ей в душе. Примолкли. Вдруг издалека донёсся слабый стук топора: Панфилушко.

- Оженить бы их! – сказал Евтропий, кивая в сторону Панфила и Фёклы. – Самая что ни на есть пара.

- Пара на все сто! Давайте тряхнём старика!

- Подъехал Логин. На телеге стоял пузатый лагунок с брагой и ведро квашеной капусты.

- Ого! Вовремя подоспел!

- К самой свадьбе...

- Пошли, что ли?

Вывернув подкладками наружу армяки, Федяня и Афанасея выступали сватами.

- Сватать тебя пришли, Панфило Осипович! – грозя бровями, улыбалась Афанасея. – Для баб гож?

- Об этом, слышь, токо тебе одной вечерком скажу. Заходи после... А пока не лезь. У меня вон кака урочина!

- Возьмёшь Фёклу – мы твою урочину за полчаса выполним!

- Соглашайся, Алёха! Чего там! Два горошка на ложку. Да и тебе, Фёкла Николаевна, хватит в девках вянуть, – посмеивался Дугин.

- А я что? Я за милу душу, – приняла их шутку Фёкла.

- Ну, раз так – за дело! А потом и за свадебку...

И ещё дюжине кудрявых берёз снесли буйные весёлые головы.

Панфило и удивиться не успел, а Дугин уже доводил последнюю поленницу.

- Вот, слышь, молодцы дак молодцы! Нам бы до троицы не управиться.

- Молодожёны, в круг! – раскрывая бочонок, сказал Евтропий. Разлив брагу по туескам и кружкам, провозгласил: «Горько!».

Бабы, смеясь, подтолкнули Фёклу к старику и заставили целоваться.

- Горько! Горько! – кричали они.

Но скоро шутка наскучила, да и брага кончилась. Все, кроме «молодожёнов», отправились по домам.

- А нам как быть? – спросил Панфило.

- Пойдём и мы.

- Ко мне, что ль?

- А хоть и к тебе. Не боишься?

- Один я, слышь, совсем запарился. Баба позарез нужна. Ежели не против – пойдём.

- А ты это... дюж? – хохотнула Фёкла. – Я на любовь шибко лютая! Ежели что – вытурю...

- Батюшка, покойна головушка, меня в шестьдесят годов на свет произвёл. Кровь-то одна...

Подступал вечер. Усталый. Терпкий.

Оголённая берёзовая роща неровно окутывалась тьмой.

Над нею выгнулся тонкий серпик молодого месяца.

Пахло летом.

Глава 35

- Вы огорчены? – намекая на своё повышение, спросил Сазонов.

- Мешать ты мне будешь, – признался Камчук.

- Но ваше место осталось за вами... Так что нет худа без добра.

- Это верно. Да и ты всегда под рукой. К тому же я не теряю надежды, что найдём общий язык. Найдём?

- Не знаю. Мне трудно говорить с людьми, которые неискренни. Ведь куда проще сказать в глаза и плохое, и хорошее. Кстати, вы не задумывались над тем, сколько энергии люди тратят на обман? Если бы половину того они тратили на правду, жить стало бы намного легче...

- Лёгкая жизнь не для нас, – шутливо сказал Камчук. – Но и осложнять её не следует. Нам с тобой не к лицу играть в «любишь – не любишь», – он протянул руку, которую Сазонов без колебаний пожал.

Камчук казался усталым. И у Сазонова душа была неспокойна.

«Что значит этот жест? – думал он. – Скорее всего благодушие медведя, который только что пообедал. Он наверняка здесь время зря не терял...» Таким образом, решил он, повышение