Периферийные устройства - Уильям Гибсон

Для очень богатых людей, говорил он, все было не обязательно так уж плохо. Самые богатые делались еще богаче, поскольку меньше оставалось конкурентов. Постоянные кризисы рождали множество новых возможностей. Так мир стал таким, каким стал. Когда ситуация достигла дна, население кардинально уменьшилось, выжившие научились выбрасывать в атмосферу меньше углекислого газа, а избыток съедали растущие небоскребы вроде того, который она патрулировала. И ради этого они строились, а не только чтобы служить жильем для богатых. Так что уцелевшие люди постоянно помнили, от чего были на волосок.

– От того, что случилось с восьмьюдесятью процентами?

Уилф просто кивнул на экране «Полли» и продолжил рассказ про Лондон. Там и раньше селились те, кто владеет миром, но не живет в Китае, так что город уцелел и потом первым начал расти.

– А что с Китаем?

Экран «Перекати-Полли» тихонько заскрипел, увеличивая угол подъема камеры.

– У китайцев была фора.

– В чем?

– В последжекпотовском устройстве общества. Ваше-то формально еще считается демократией. – Тут экран снова скрипнул и уставился на мамин газон. – Влиятельным людям, которые пережили джекпот и укрепились, демократия была не нужна. Они обвинили ее во всем.

– Так кто правит на самом деле?

– Олигархи, корпорации, неомонархисты. Наследственные монархии обеспечили привычный каркас. По сути феодальный, считают критики системы. Те немногие, что сейчас есть.

– Так правит король Англии?

– Лондонское Сити, – ответил Недертон. – Гильдии. В тесной связке с такими, как отец Льва. А такие, как Лоубир, дают им эту возможность.

– Так весь мир левый? – Флинн вспомнила разговор с Лоубир. – Кроме шуток?

– Клептархия – не шутка, – ответил Недертон.

80. «Культура Кловис»

Кловис Фиринг, которую Лоубир представила как старейшую свою подругу, была впрямь живописно и демонстративно стара – по меньшей мере ровесница самой Лоубир. В черной вязаной шляпке-клош на безволосой голове и траурном викторианском платье, настолько скучном, что наряды Тлен рядом с ним показались бы клоунскими, она походила на иссохшие мощи святого – мощи с пронзительными и очень подвижными черными глазками. «Культура Кловис», ее магазинчик на Портобелло-роуд, торговал исключительно предметами американского быта.

По дороге Лоубир объяснила Недертону, зачем его сюда взяла. Даэдра прислала приглашение на вечер вторника, хотя инспектор и не разрешила пока открыть сообщение. Сделать это и отправить ответ следовало из места, никак не связанного со Львом, чтобы не свести архитектуру семейной безопасности Зубовых с той, которая охраняет Даэдру.

– Кловис, этого молодого человека зовут Уилф Недертон, – говорила сейчас Лоубир, благодушно оглядывая варварское нагромождение предметов в тесном магазинчике. – Он пиарщик.

Миссис Фиринг – так значилось на входе – стрельнула в него быстрым взглядом ящерицы. Такой густой сети морщин и бородавок, как на ее высохшем личике, Недертон еще никогда не видел. Белки глаз были желтоватые, в паутинке лопнувших сосудов, сквозь пергаментную кожу толщиной, наверное, в несколько микронов, отчетливо просвечивал череп.

– Мы не станем его слишком строго за это осуждать, – сказала она неожиданно твердым голосом, в котором слышался американский акцент, хотя не такой выраженный, как у Флинн. – Я не знала, что тебе нужен пиарщик.

Ее руки, лежащие на прилавке, напоминали птичьи когти, на одной угадывалась татуировка, от времени утратившая всякую форму и совершенно неподвижная.

– Его друзья увлекаются континуумами, – сказала Лоубир. – Ты про такое слышала?

– В последние несколько лет от них отбоя нет. Они скупают всё две тысячи тридцатых – две тысячи сороковых годов. Стараются забраться как можно дальше от джекпота как такового. Примерно в две тысячи двадцать восьмой. Чем я могу быть тебе полезна, солнце мое?

– Уилф, – сказала Лоубир, – если не возражаете, я хотела бы поболтать с Кловис. Вы можете открыть почту и сделать звонок с тротуара. Не отходите от автомобиля, пожалуйста. Если случайно побредете в сторону, он вас вернет.

– Конечно, – ответил Недертон. – Рад был познакомиться, миссис Фиринг.

Кловис Фиринг, не обращая внимания на него, пристально смотрела на Лоубир.

– Мне надо освежить память, дорогая, – сказала та, когда он шел к дверям.

Был поздний вечер, и субботняя толпа уже заметно поредела. Торговцы с тележками по большей части сложили товар и уехали, хотя магазинчики, как у Фиринг, еще работали. Автомобиль Лоубир стоял перед домом завуалированный, однако от корпуса поднимался пар – странный эффект, который пешеходы старательно не замечали. Мимо, увлеченно беседуя, прошествовали два итальянца опереточно-профессорского вида и скрылись в лавке часовщика чуть дальше на противоположной стороне улицы. Автомобиль пощелкивал через неравные промежутки времени, словно остывающий металл. Недертону вспомнилось убитое лицо Флинн в лунном свете. Рассказ про джекпот вышел тяжелым. Недертон вообще не любил повествовательные аспекты истории, особенно этой ее части. В некоторых она рождала тягостный надлом, как в Тлен, других, как Льва, словно не затрагивала вовсе.

Он повернулся к витрине миссис Фиринг и сделал вид, будто разглядывает каменные наконечники под стеклянным колпаком – загадочные символы древнего порядка вещей. В залитом луной саду Флинн ему вроде бы удалось различить некий другой порядок. Он попытался вспомнить, что Лоубир говорила о мыслях Тлен по его поводу, но так и не сумел. Щелкнул языком по нёбу, вызвал приглашение Даэдры, изучил подробности. Прием должен был состояться в «Парадизе», Фаррингдон, на пятьдесят шестом этаже, то есть в бывшей Аэлитиной квартире, которую Бертона наняли охранять. В той самой, где Флинн видела убийство. Приглашение было на самого Недертона и доктора Анни Курреж, которую ждали периферально. Упоминался просто «прием» без указания поводов или степени официальности.

Новое прикосновение языком к нёбу. Круговое течение на эмблеме Даэдры. На сей раз – никакого гранитного зала. Приглушенный свет, плохо различимое помещение с легким намеком на будуарность.

– Мистер Недертон!

Ее гламурный модуль, радостно-изумленный.

– С благодарностью принимаю любезное приглашение Даэдры, – сказал он. – Доктор Курреж будет сопровождать меня периферально.

– Даэдра будет очень жалеть, что вы ее не застали, мистер Недертон. Попросить, чтобы она вам перезвонила?

– Нет, спасибо, в этом нет необходимости. До свидания.

– До свидания, мистер Недертон! Хорошего вам вечера!

– Спасибо. До свидания.

Эмблема Даэдры исчезла, возникла эмблема Лоубир.

– Вы снова в фаворе, как я погляжу.

– Вы подслушивали.

– Святая правда. Пожалуйста, вернитесь на секундочку в магазин.

Недертон вошел, стараясь не задеть чучело крокодила – или, может быть, аллигатора – в цилиндре, на задних лапах, с двумя парными револьверами (игрушечными, подумал Недертон) в одинаковых кобурах. Рукояти револьверов были украшены изображением бычьих голов.

Лоубир и Фиринг по-прежнему были у прилавка. Между ними лежал прямоугольник желтовато-белого пластика.

– Узнаете? – спросила Лоубир, указывая на поднос.

– Нет, – ответил Недертон, разглядывая аляповатую надпись «200 ЛЕТ КЛЭНТОНУ», даты с интервалом в два столетия, выцветшие полустертые виньетки.

– Ваша перифераль зафиксировала такой у нее дома, – сказала Лоубир. – Мы сравнили отдельные предметы с каталогами поставщиков Кловис. Этот поднос был под Лэдброк-Гроув. Ассемблеры доставили его сюда.

– Прямо сейчас?

– Пока вы были на улице.

Недертон смутно знал, что бывшие тоннели под Лондоном забиты артефактами – объединенным фондом многочисленных поставщиков, тщательно каталогизированным и доступным для ассемблеров в любую минуту. Ему стало немного грустно, что этот поднос еще совсем недавно лежал там, внизу. Хотелось верить, что он не буквально из дома Флинн.

– У нее он стоял на каминной полке, – сказала Лоубир. – Предмет гордости.

– Я как-то была в Клэнтоне, – заметила Кловис. – Подбила там одного субъекта. В баре «Рамада-инн». В щиколотку. Я всегда хорошо стреляла с близкого расстояния, но ценится-то меткость с большого.

– Зачем вы в него стреляли? – спросил Недертон.

– Он пытался уйти, – ответила миссис Фиринг.

– Ты была та еще штучка, Кловис, – заметила Лоубир.

– А ты была британским шпионом, – сказала миссис Фиринг.

– Ты тоже, – ответила Лоубир, – хотя и внештатным.

Поразительные морщинки миссис Фиринг сложились в нечто вроде улыбки.

– Почему вы сказали, что она была британским шпионом? – спросил Недертон несколькими минутами позже, уже в машине.

Когда дверь развуалировалась, двое малышей в сопровождении няни-митикоиды захлопали в ладоши от восторга. Лоубир ласково помахала им рукой и вслед за Недертоном залезла в автомобиль.