В открытое небо - Антонио Итурбе

шаг, весьма неловкий, копыта у него разъезжаются. Рейн так иступлено хохочет, что поскальзывается сам и падает на вазон с цветами. Выбегают две девицы и поднимают, потянув его за руки. И он, положив руки на филейную часть каждой из них, заходит внутрь, пьяно горланя «Марсельезу».

Этой ночью под щедро льющиеся напитки и музыку все умоляют Мермоза рассказать всё новые и новые подробности его пленения бедуинами. Свои рассказы он сдабривает разными прибаутками, и все смеются.

Но приходит время, и он накрывает рукой свой опустевший стакан, заметив, что официант собирается вновь наполнить его виски. Официант-марокканец смотрит на него с таким удивлением, как будто потерял всякую надежду понять этих людей с Запада, имеющих обыкновение проматывать деньги и потерявших страх перед своим богом.

– На сегодня все, баста.

Виль, Рейн и еще двое пилотов, а также несколько девушек в коротких юбочках и с длинными ноготками выражают разочарование. Одна из них – маленькая египтянка с осиной талией и щедро подведенными черным глазами – бросается ему на шею, пытаясь удержать. Мермоз только смеется и встает со стула вместе с ней, повисшей у него на шее диковинным амулетом.

– Завтра рано утром я вылетаю в Кап-Джуби.

Приятели не настаивают. Знают, что бесполезно. Девушку он берет за талию и без малейшего усилия водружает на стол. Тут появляется еще один летчик, Эрабль.

– Мермоз, я всю ночь тебя ищу.

– Стало быть, не там искал.

– Хочу тебя об одолжении попросить. Давай я тебя подменю завтра, а ты полетишь за меня в пятницу. Понимаю, что как снег на голову. Но, видишь ли, у меня свидание…

– Ты не должен мне ничего объяснять. Считай, дело сделано.

Эрабль с жаром его благодарит и удаляется. Мермоз оборачивается к своим друзьям, ничего не сумевшим разобрать в шуме ресторана, как бы ни вытягивали шеи. И ставит руки в боки.

– Дамы и господа…

В ожидании продолжения у всех широко раскрываются глаза.

– Ночь пока не состарилась… да и мы тоже. Официант! Да окончится то, что было начато!

В ответ – крики «Ура!», летящие вверх шляпы и даже одна подвязка. И Мермоз, не успев даже прислониться к спинке стула, уже чувствует две девичьи головки у себя на груди. Рейн поднимает бокал с анисовкой, которую он хлещет, как воду из глубокого колодца, и провозглашает тост за жизнь. Мермоз в тот момент еще не догадывается о тайном смысле этого тоста.

Смех вначале, за ним – долгая тишина.

А до тишины – шум. Оглушительное стрекотание двенадцатицилиндрового двигателя «Рено», трепещущего в брюхе «Бреге 14». Гур с почтой, и Эрабль в роли эскорта, с переводчиком-арабом и механиком испанцем Пинтадо на борту вылетают из Касабланки 11 ноября. Пролетев над мысом Могадор, Гур замечает, что мотор сдох, так что он вынужден совершить посадку. Эрабль садится рядом, и почта перегружается в его самолет. Пинтадо считает, что сможет устранить неполадку за несколько часов, и Гур настаивает на том, что Эрабль должен лететь, чтобы почта вовремя оказалась в Дакаре.

Но у судьбы всегда собственные планы.

Когда летчики идут к машине коллеги, позади них из-за скал появляется группа бедуинов под предводительством одного араба, служившего во французской армии. Зовут его Ульд-Адж-Раб. Он прекрасно понимает слова Эрабля, понимает, что тот просит не стрелять – на том языке, который араб в конце концов возненавидел после тех бесчисленных унижений, что пришлось ему испытать от этих белых, что обращаются с арабами хуже, чем с собаками. Один взмах рукой – и винтовки стреляют в упор. Пинтадо и Эрабль замертво падают на песок пустыни. Переводчик бросается в ноги вожаку шайки и жалобно просит о милости – он хочет умереть достойно, не как неверный. По велению руки Ульд-Адж-Раба один бедуин вынимает из ножен длинный кинжал, идет к склоненному в молитве переводчику, поднимает над его головой кинжал и со всей силы бьет по шее. И вот голова уже катится по песку, оставляя за собой кровавый след. Гур в ужасе вскрикивает, и другой бедуин пускает в него пулю, однако рука предводителя добивать его не велит. Быть может, за него еще удастся получить выкуп.

В назначенное время пилоты не прибывают на аэродром в Вилья-Сиснерос. И когда истекает возможное время полета, рассчитанное по запасу топлива в баках их самолетов, поднимается тревога.

Редкая вещь может вывести Мермоза из равновесия, но когда он осознает, что в тот день именно он должен был служить эскортом Гуру, что именно ему, а не Эраблю были предназначены пули, у него подкашиваются ноги. Помутнение в его глазах длится пару мгновений, после чего он резким рывком распахивает дверь своей квартиры и рысью пускается по центру Касабланки, торопясь присоединиться к спасательной операции.

Посланник от предателя Ульд-Адж-Раба привез сообщение: единственный выживший в той бойне задержан, за него просят выкуп. В действительности он уже наполовину мертв – с воспалившейся в ноге раной, которая уже перешла в стадию гангрены, мокрым пятном расползающейся во все стороны с током крови, заброшенный на спину верблюда, целыми днями в этой тряске, под палящим солнцем пустыни. Страдания Гура так велики, что он выпивает йод и фенол из завалявшихся в карманах пузырьков, стремясь по возможности сократить агонию.

В это время в Тулузе в кабинет директора по эксплуатации входит секретарь с радиограммой, которая сообщает о гибели Пинтадо и Эрабля и похищении Гура. Дора молча читает. Буве стоит перед его столом.

– Чего вы ждете?

– Еще кое-что, месье Дора. Мы получили сообщение из Порт-Этьенна. Пилоты не поднялись в воздух в ожидании инструкций.

Дора подходит к окну и вглядывается в некую точку, неизвестно где расположенную.