В открытое небо - Антонио Итурбе

Прежде чем отправиться в Касабланку пассажиром в «Бреге» Вильнёва, наряду с почтовыми мешками, Мермоз видит, как по полю к ним бежит механик, размахивая рукой с зажатым в ней листочком.

– Месье Мермоз!

– Что случилось?

Парень останавливается отдышаться. Только что пришло сообщение из Аэроклуба Франции. Мермоз в числе награжденных – как пилот, налетавший больше всего миль за прошлый, 1925 год, он получает медаль.

– Сто двадцать тысяч миль! Что скажете, месье Мермоз?

– Что это всего лишь начало.

Глава 26. Тулуза, 1926 год

Тони прибывает на железнодорожный вокзал Тулузы в один из тех осенних дней, когда солнце светит, но не греет, когда оно царствует в небе, но ничем не повелевает. Он весь на нервах, эти нервы натянули ему кишки и перебирают их, как струны на гитаре.

Новенький электрический трамвай довозит его до Монтодрана. Гул с неба заставляет его обернуться: садится «Бреге 14», как-то фантазийно раскачиваясь, пока шасси не касаются полосы. Винт не успевает остановиться, как к машине бросаются двое рабочих и открывают грузовое отделение, намереваясь достать почтовые мешки.

Хлопоты его старого профессора привели к тому, что с ним связались и сообщили, что он должен явиться к директору по эксплуатации, месье Дидье Дора, и что примут его в компанию или нет, зависит исключительно от этого человека.

Кабинет директора строг – только карты и бумаги. Стулья жесткие, чтобы посетитель долго не засиживался. Месье Дора сама уверенность, и она его парализует.

– Какова причина вашего желания работать в нашей компании?

– Хочу летать…

– Ясно. Но здесь у нас не парк воздушных аттракционов.

– Знаю.

– Воздушные аттракционы не осуществляют полеты под дождем. И в густом тумане тоже. Улавливаете? – Дора сверлит его своими глазами-булавками.

– В полной мере, месье Дора.

Директор по эксплуатации перебирает его документы, свидетельствующие о квалификации летчика.

– Опыт полетов у вас незначителен…

– Я три года прослужил в армии.

– Армия в мирное время – курорт для ревматиков.

Тони хочет что-то сказать, но ничего не говорит. Его скромная уверенность в себе уже испарилась. Директор прав, его опыт пилота просто курам на смех.

– Явитесь завтра в шесть утра к начальнику ремонтных мастерских. Ему нужны люди для обслуживания моторов. Это то, что на данный момент я могу вам предложить, если вам интересно у нас работать.

– А в дальнейшем?

– В дальнейшем – посмотрим.

Дора достает бумаги из одной из множества папок на столе, собираясь ими заняться. Тони в недоумении: следует ли ему продолжить сидеть или собеседование окончено? Он слегка ерзает на сиденье, и Дора в некотором раздражении поднимает на него взгляд.

– Хорошего дня, – сухо произносит он.

– Ох, конечно! Извините, месье Дора! Хорошего дня!

Отдраивать двигатели калийными солями – не самое воодушевляющее занятие на свете, но ему нравятся эти ангары, крытые гальванизированным шиферным железом, падая на которые дождевые капли рождают грохот, что даст три очка вперед и кузнечному молоту, и новым циркулярным пилам, чья работа ошеломляет своей точностью и быстротой. Самолеты собираются вручную, деталь за деталью, винтик за винтиком. Начальник мастерских, месье Лефевр, носит австро-венгерские усики, закрученные кверху.

Когда рабочие, по локоть перемазанные в масле, видят перед собой юношу в рубашке с галстуком под слишком тесным рабочим комбинезоном, с барскими повадками и фамилией аристократа, их просто оторопь берет. А еще он смотрит на все с какой-то удивительной пристальностью.

– Что это вы так разглядываете? – интересуется в первый день управляющий.

– То, как люди работают руками. Сам звук работы. Мне кажется, что я не в мастерской, а в концертном зале с оркестром.

Месье Лефевр уставился на него в полном изумлении, а механик в замасленном комбинезоне, покрытый грязью до бровей, принимается корчить рожи, поднимая новенького на смех.

А когда он начинает снимать цилиндры, становится понятно, что руки у него не слишком ловкие, но зато он хорошо разбирается в том, как устроен мотор. Эти двигатели «Рено» в триста лошадиных сил не слишком отличаются от моторов грузовиков, которые его научили разбирать на заводе «Заурер», прежде чем он стал торговым представителем.

Усталый, но в хорошем настроении, вечером Тони возвращается в гостиницу «Большой балкон». У хозяек он спросил комнату с письменным столом, и ему такую дали – на четвертом этаже. Большое окно этой комнаты смотрит на огромную площадь Капитолия, хотя само здание, угловое, стоит в некотором отдалении от тротуара.

Иногда он берется писать, но вся его сосредоточенность на этом занятии уплывает вместе с дымом сигарет в открытое окно. Ему нравится наблюдать за передвижением людей, за тем, как они входят и выходят из кофеен и ресторанчиков на площади с ее галереями, через которую то и дело пробегает трамвай. Через то же окно шпионит он и за девушками, которые гуляют по двое, по трое, смеются, шепотом делятся какими-то секретами и наблюдениями и снова смеются. Есть и парочки, прохаживающиеся под ручку, в воскресных пальто и со спокойным взглядом тех, кто наслаждается одомашненной любовью. Он им завидует.

Стук в дверь. Одна из сестер Маркес принесла адресованный ему конверт. В нем экземпляр журнала «Серебряный корабль» и записка от Жана Прево с советом продолжать. В этом номере наконец вышел в свет его рассказ «Авиатор».