Господин барон - Михаил Дулепа

– К черту и предков! Сделаем исключение!

– И как скоро кто-то решит, что можно сделать исключение для себя? Закон – это внутренняя потребность, подтвержденная опытом и принятая как правило. Закон – это то, во что мы верим.

Он отводил глаза, но фраза была слишком знакомой, чтобы возражать. Отпустив управляющего, я подошел к окну. До заката оставалось еще часа полтора. Вот же!

– Как это вообще возможно?

– Видите ли, Александэр, наши законы принимались в короткие времена свободы, случавшиеся, увы, очень редко. И в такие мгновения…

– Вы оттягивались за все прошедшее.

– Можно и так сказать. – Голос у него был тоскливым. – Закон «О праведном суде» был принят фольксраатом по совершенно конкретному поводу, когда один из баронов, поддерживаемый очередным захватчиком, слишком откровенно пользовался своими правами.

– И сколько человек о нем помнят?

– Пожалуй, только историки. Тот период освобождения продлился меньше полугода, и под действие закона попал единственный человек, именно тот, против кого он и принимался.

– И кто же это у нас такой памятливый?

– Не знаю, Александэр. Вы придумаете что-нибудь?

Я промолчал. Итак, один из моих горожан приговорен к смерти за непонимание политического момента. Барон-скотина воспользовался своим правом спихнуть на меня приведение приговора в исполнение, формально он даже прав – а то, что казнить придется мирного, хоть и желчного, старикана, это дело второе. По закону все правильно.

Верю ли я, что фон Кустхив не знал, что творит?

– Где эта сволочь?!

– Он уехал сразу, как только прибыли стражники сэра Ульфрика, но успел при свидетелях провести суд и процедуру передачи подсудимого старшему из баронов земли Эсков. Вам.

– Напакостил и смылся, гад. Есть варианты отложить казнь?

– Увы, я не нашел. Я звонил вам, возможно, мы бы за день успели что-то сделать, но не смог дозвониться.

– Я отключил телефон, пока разговаривал с де Нюи, а потом просто забыл о нем. Но вы-то почему… ну хотя бы не устроили побег?!

– Мы ждали вас, господин барон.

– Ждали они! Ждуны хреновы… – Я еще раз перебрал возможности и без надежды переспросил: – Дело зарегистрировано?

– В мэрии и в бумагах полицейского участка.

Оставалось лишь выругаться. Идиотская ситуация, когда эски, считавшиеся у окружающих народов людьми недалекими и, скажем прямо, слегка повернутыми на обычаях и законах, сами себя загнали в состряпанную кем-то ловушку и оправдали это мнение. Все правильно, все по закону. Пусть и против здравого смысла. Как, впрочем, и вся эта история с отделением и возвращением старых обычаев… обычаи? Обычаи!

– Так, стоп! – Я судорожно кинулся к шкафу, куда забросил все принесенные фон Шнитце старые книги и свитки… ну было же тут что-то, было?

Должно быть! Не в книжке, а именно в этих бумажонках, что подсовывал мне управляющий для пущего понимания духа нации, я видел что-то такое… Это? Нет… Да!

– Вот! Сказано, что согласно обычаю, приговоренный может читать молитву, пока палач готовится, и казнить его можно, лишь когда он молитву завершит!

– Это лишь указание, а не…

– Молчать! Повелеваю – поставить старика под виселицу, и пусть читает до самого утра! Не сметь прерывать его общение с Господом!

– Господин барон, не слишком ли это жестоко? Миллер слишком стар, он не простоит ночь. Ожидание смерти страшней самой смерти…

Я снова сгреб управляющего за ворот:

– Фон Шницель, если этот старый скандалист, дожив до седых мудей, не нажил ни любящих детей, ни почтительных учеников, ни надежных соседей, которые могут позаботиться, чтобы он простоял положенный срок, то нахрен мне такой подданный?!

– То есть они могут?

– Знаешь, какой мой любимый анекдот? Когда человек попросил у джинна несколько пустяков, а в ответ на вопрос, почему он не выбрал могущество или мудрость, ответил: «А что, разве можно было?»

– Я понял, господин барон!

– Тогда бегом! Когда ему на шею наденут петлю, все уже должны знать суть происходящего! И туристов чтобы близко не было, это только наше внутреннее дело!

– Да, господин барон!

Я еще раз прочитал протокол суда с красивой, в завитушках подписью барона. Миллера я знал, скандальный такой старикан, он даже мне попенял на что-то при встрече. Но обзываться и кинуть камнем? Это как же надо было его довести?

Меня дергало в стороны противоречивыми желаниями. Хотелось поехать, найти ту гниду, что так подставила меня, хотелось надавать всем местным по морде, чтобы очнулись и перестали жить идиотскими представлениями о мире, хотелось сесть в уголок и спросить Господа Бога, за что он так со мной, но это все потом. Сначала… что сначала? Оружейная!

Верную булаву я оставил без внимания, сразу пройдя к стеллажу с мечами, и начал искать нужное. Не то, опять не то… это, может быть? Повертев кацбальгер, сунул обратно, тупой, зараза. Наконец, повезло с одной из сабель. Видимо, это было настоящее оружие, из-за своей неказистости так и оставшееся в стойке, а не проданное прежними баронами. Длинная, изогнутая, с простой рукоятью без украшений, зато даже сейчас острая. Сможет она, в случае чего, перерубить веревку? Ладно, поднаточим.

Стоявшего в дверях слугу послал в замковую мастерскую, сам быстро переоделся в парадную форму боярина. Если вознамерился нарушить парочку законов, то надо соответственно подготовиться!

Когда я открыл дверь во двор, то чуть не нырнул обратно – десятки людей, горожан, замковых обитателей, полицейских в форме, работников мэрии в национальных костюмах – сотни человек заполнили весь замковый двор. И все они смотрели на меня.

За месяц все они уже привыкли к тому, что живут по правилам Средневековья, но вот такого поворота не ожидали. Барон-чужеземец, обвиненный и приговоренный земляк, мрачное небо, морось периодически затихающего дождя; добро пожаловать в темные века, где жизнь человеческая ничего не стоила!

Впрочем, будто бы с тех пор что-то изменилось?

Я, не глядя в ожидающие лица, пошел сквозь расступающуюся толпу к ступеням эшафота, поднялся. Осужденный, с одеялом, накинутым на плечи, потерянно смотрел куда-то в сторону, рядом стоял, переминаясь, старший стражник. В углу насмешливо озирался незнакомый детина в национальном наряде, но с вариациями – вместо деревянных ботинок на нем были высокие узкие сапоги. Видимо, представитель обвинения.

Кашлянув, что в тишине сотен молчаливо ожидающих фигур прозвучало особенно громко, я обратился к старику:

– Господин Миллер, бароном фон Кустхивом вы были обвинены в оскорблении его достоинства и попрании исконных прав и, в соответствии с ныне действующими законами, приговорены к смерти. Воззвав к праву старшего из баронов Элиг фон Кустхив передал вас в мои руки, дабы я проследил за исполнением правосудия. Можете ли вы чем-то оправдать свое поведение?

– Я… господин барон, этот гад начал приставать к моей внучке! Я не мог стерпеть!

– Да не так все было! Элли просто сделал девчонке пару комплиментов, никто ее пальцем не тронул! А старик сразу набросился, хотя мы бы могли и вообще в его доме остановиться, закон такой есть! – Детина из угла говорил с довольной усмешкой, было ясно, что умом он не блещет, поэтому и оставили. Впрочем, не только поэтому. – Все было честно – и суд, и приговор, и передача. Ваш – вот вы и вешайте. А то разбаловались, правильных законов не блюдете!

– Фон Шнитце?

– К сожалению, барон фон Кустхив был в своем праве. – Управляющий поднялся на помост и встал рядом. – В законах земли эсков есть упоминание о праве постоя, в соответствии с ним бароны, находясь в пути, при необходимости могут остановиться в любом доме, но не более чем на одну ночь и один день.

– Понятно. Что же, помиловать, в соответствии с «Правдой», я могу лишь завтра. Господин Мюллер, вы верующий?

– Крещен, господин барон.

– Хорошо, можете помолиться перед казнью. – Я оглянулся на улыбающегося детину, и тот вдруг насторожился. – Этого – в камеру. Он мне не нравится. Поутру будем его судить.

– Чего-о?! – Но кустхивца уже тащили к двери в подземелья, по пути награждая пинками. Мельком глянув в ту сторону, я проследил, как Фиск ставит табуретку под петлей, помогает осужденному подняться. Эшафот был достаточно широк, метров пять в поперечнике, так что даже при нескольких стоящих на нем людях окружающим все было хорошо видно. Ну да, это же туристический аттракцион – самая настоящая виселица! Любой желающий может попробовать на себе роль приговоренного…

Тишина в сгущающихся сумерках перемежалась бытовыми звуками. Вот корова в хлеве мычит, вот что-то звякает в башне, вот машина проехала за воротами. Кто-то кашлянул, и сразу волна покашливаний прошла по двору.