Господин барон - Михаил Дулепа

Чиновник даже потряс головой. А что он думал, не ему одному дано людей грузить! Хотя слабоват, слабоват. Или время тянет. Как я.

За дверью тем временем нарастал шум. Мельком глянув на часы, я удивился, нанятые мной журналисты должны поднять его только через сорок минут, а тут явно кто-то чего-то требовал, а иногда в речи мелькало «могила». Наконец, дверь открылась, и к нам зашли сразу несколько человек. Одного я точно знал и меньше всего ожидал здесь встретить.

Роже де Нюи, во всем блеске своего золота, с приветливой улыбкой слегка поклонился.

– Рад снова вас видеть, господин фон Гравштайн!

– Гравштайн? Это ошибка, он не…

– Это в самом деле ошибка, инспектор. И совершили ее вы! Господин комиссар, я хотел бы знать, в чем обвиняют моего друга и гостя, Александра Могила фон Гравштайна?

– Господин граф, что вы, пока никто никого не обвиняет…

– Молчите, инспектор, с вами будут говорить мои юристы!

Оторопев, я смотрел, как модельер, к которому служащие великой Республики почему-то обращались исключительно с титулованием, строит сразу двух полицейских, а те вяло и как-то без энтузиазма отбрехиваются. Комиссар, плотный усатый дядька, кидал злобные взгляды на допрашивавшего меня, как оказалось инспектора, и уверял, что вот-вот все разъяснится и дело будет решено ко всеобщему удовольствию. При этом он что-то не рвался меня освобождать, юля изо всех сил – видимо, все еще лелея надежду как-то меня упечь за ограбление.

– Вы задерживаете невиновного человека!

– Мы всего лишь попросили мсье Могиля… в смысле, господина барона, разъяснить некоторые аспекты, так сказать пообщаться…

– Ну что же, мы пообщались от души, я могу теперь идти?

– Э-э… я еще должен выяснить…

– Могу я тогда позвонить своему управляющему?

– Не уверен, что…

– Можете, господин барон. – Граф сердито взглянул на комиссара и, взяв со стола, протянул мне телефон. Спустя минуту мне ответил знакомый голос:

– Александэр?

Я переключил на громкую связь и доложился:

– Фон Шнитце, я в Париже, меня схватили по сфабрикованному обвинению.

Спустя секунду молчания, озадаченного вокруг меня и воинственного в трубке, старик утверждающе спросил:

– Прикажете собрать ополчение?

– Собирайте. Я могу объявить войну Франции?

– О, это интересный вопрос! В принципе – да.

– Отлично. Позвоните ярлу Эрику и сообщите, что я предлагаю ему завоевать Лютецию вместе со мной.

– Он будет в восторге, Александэр! Его предок однажды это уже сделал. – Полицейские смотрели на меня со все большим недоумением, а модельер расплывался в совершенно детской счастливой улыбке. – Но хочу заметить, что господин ярл сейчас лечится, у него сломана одна рука.

– Эгельберт, это Эскенланд завоевывать ему две руки надо было и то не получилось. На прекрасную Францию и одной хватит.

– Совершенно с вами согласен, господин барон!

Инспектор злобно засопел, комиссар сердито откашлялся, де Нюи с лукавой укоризной покачал головой. Ему я кивнул, извиняясь, и подмигнул.

– Хорошо. Что с фон Виндифрошем?

– Передаю дословно – он на точке три, все штатно.

– Замечательно. Если я не отзвонюсь до трех дня, объявляем войну!

– Да, господин барон!

Я отключил телефон и развел руками:

– Эскенландец, горячий парень. Им только дай с кем-нибудь подраться.

Полицейские попереглядывались, наконец, комиссар откашлялся и с «политической улыбкой» задал вопрос:

– А что это было там насчет войны? Какая-то игра слов?

– Никакой игры… вон там, в бумагах, лежит свиток. Инспектор, потрудитесь развернуть.

Час назад полицейский уже разворачивал его, но прочитать не смог и отложил за ненадобностью, теперь же он нервно схватил пергамент и с какой-то тревогой протянул комиссару. Тот развернул плотный материал и уставился на повисшие печати.

– Это что?

– Это мои документы. Выписаны, как полагается, в соответствии с обычаем эсков… ну, привнесенным обычаем, все-таки собственной письменности у этого маленького народа не было, так что вся дипломатическая переписка велась на латыни.

– Дипломатическая? – Комиссар еще пытался изобразить непринужденность, но было ясно, что политика ему не нравится.

– Ну да. Визит главы государства, пусть и неофициальный… я на всякий случай захватил верительные грамоты. Это они и есть.

– Главы государства?

– О, вы не в курсе? С отделением Эскенланда Гравштайн стал самостоятельным субъектом международного права, а поскольку последние двадцать три года я руковожу баронством… Наша суверенность была признана Республикой во время Консулата, я проверял, а раз положение обязывает, пришлось выписывать самому себе документы. Правда, очень не хотелось вручать их лично президенту, все-таки я здесь с частным визитом – вдохнуть воздух свободного Парижа, посмотреть на новую коллекцию маэстро, посетить музей… и высказать свое отношение к экспозиции украденных когда-то у нас реликвий.

Инспектор с комиссаром переглянулись, в уши графу зашептали с двух сторон люди очень официального вида, в дверях еще трое что-то оживленно чиркали в планшетах. Наконец, окончательно помрачневший комиссар, откашлявшись, спросил:

– Тогда, какого… в смысле, зачем, уважаемый господин барон, вы позволили себя задер… в смысле – неужели вы не могли объяснить это еще два часа назад? Мы бы со всем уважением приняли участие, и уверяю вас, что… гхм… нам удалось бы избежать некоторых… ненужных трений. Опять же, господин граф…

Я встал и начал собирать вещи со стола, рассовывая их по карманам.

– В самом деле, зачем мне могло понадобиться отвлекать на себя внимание? – Удерживая серьезную мину, я со значением подмигнул одному из журналистов, у которого мгновенно заблестели от азарта глаза. – Два часа, масса времени… думаю, заказанная мной партия копий Эскенландской Чаши уже подъезжает к Гравштайну. Мне стоит поторопиться, много дел. Значит, говорите, Чаша на месте? Отлично, я так и предполагал. Разумеется, где же ей быть, ведь Ее. Никто. Не. Похищал. – И снова подмигивание журналисту. – Приятно было познакомиться, господин комиссар. Граф, а не пройтись ли нам немного?

– О, конечно, Александр!

Выражение физиономии инспектора, из-под носа которого уводили удачно раскрытое дело и возможное повышение, стало приемлемой платой за два часа скуки и нервотрепки.

– Раз выяснились все обстоятельства, я больше не могу вас задерживать, уважаемый фон Гравштайн. Конечно, есть еще некоторые вопросы…

– Следующий месяц я практически безвылазно буду занят, но уверен, управляющий охотно вам поможет. Он у меня по совместительству министр иностранных дел, так что обращайтесь. А теперь прошу простить, господа, много дел!

На выходе из участка журналисты рванули с места наперегонки. Мы с де Нюи посмотрели им вслед и с одинаковыми улыбками (пусть и по разному поводу) одновременно поклонились:

– Благодарю, граф! Ваше участие оказалось очень кстати, но право, стоило ли беспокоиться?

– Конечно, Александр, конечно! Вы и как личность, и как барон меня очень интересуете, я не мог поступить иначе! Благодарю, господа, дальше ваша помощь не потребуется. – Отпустив юристов, мы пошли по улочкам, ведя неспешный разговор.

– Все-таки что-то нехорошее есть во всех присутственных местах, а особенно связанных с отправлением правосудия. Когда выходишь оттуда, дышится легче… впрочем, может, это тот самый «воздух Парижа»?

– Возможно, Александр, возможно. Я так понимаю, что вам надо было…

– Просидеть некоторое время в участке, пока мой друг, барон фон Виндифрош, занят другими делами.

– Другими делами, вот как? Ну что же, надеюсь, у него все получится. Кстати, хорошее кафе. Заглянем?

У меня еще было время, так что заглянули. Граф-модельер оказался неплохим собеседником, но почему-то все темы сводил к одному:

– Как барон фон Гравштайн вы можете претендовать на трон Нейморики, через вашего дальнего предшественника, Эгроина Гравштайна. И, таким образом, на трон некоторых европейских государств, к примеру, на все ту же Британию… ну, или точнее, на Англию.

– Право лишь тогда право, когда оно подтверждено силой.

– Приятно видеть настоящую эскенландскую практичность!

– Скорее – римскую. Румыния, все-таки, последняя из провинций старого Рима, окруженная тьмой невежества.

Чем-то наш разговор напоминал те суматошные годы, когда постоянно приходилось доказывать, кто ты есть, кто за тобой стоит и кто тебя знает – причем не факт, что хоть в одном твоем слове была хоть капля правды. Главное, чтобы верили твоим словам, типа «Да за меня вся Слободка подпишется! Да я с самим Черепом работаю!» Впрочем, что-то подобное об аристократии я всю жизнь подозревал. Формулировки чуть-чуть гламурнее, а суть та же.