Господин барон - Михаил Дулепа

Вот и сейчас, если я скажу о своем наблюдении одному из трех присутствующих в комнате людей, он тоже задумается, а потом подтвердит. Второй промолчит или скажет что-нибудь неприятное.

Третий – я.

И находимся мы все в служебном помещении местного полицейского участка. Пока что предлог – «для выяснения обстоятельств». Под этим незамысловатым эвфемизмом подразумевается грубое «Пока не найдем, за что тебя посадить». Естественно, это все из-за нашей утренней проделки.

Музей, скандал, переполох, громогласное заявление, истошный вой сигнализации, дым и крики – было весело! Впрочем, сейчас тоже не слишком скучно. Относительно удобный стул, полицейский у двери смотрит с любопытством, напротив изучает что-то важное в бумагах серый типчик из вездесущей касты бумажных крыс, причем периодически поглядывает на меня с оч-чень многозначительным видом. Ну-ну.

Ничего у него на меня нет, и глядит он так, просто подготавливая клиента в ожидании какого-то важного человека. Что в бумагах – тоже не секрет, там перечисление причин, по которым меня задержали, причем он уже пошел на четвертый, кажется, круг изучения. Видимо, понравилось описание, но это неудивительно, зрелище было забавным. Ну и совершенно ясно, что важное лицо появится не раньше, чем улетит мой самолет, билеты на который были внимательно изучены первым делом. Словно уехать из прекрасной страны вина, сыра и забастовок такое сложное дело.

Откинувшись поудобнее на спинку стула, я благожелательно улыбнулся полицейскому и, не обращая внимания на бубнилку, прикрыл глаза. Протестовать или требовать я не собирался. Во-первых, меня взяли «с поличным», а во‑вторых, не надо дергаться раньше, чем вам предъявят обвинение. Сколько народу так себе сроку добавили – не сосчитать. Смотрит многозначительно? Говорит что-то угрожающее? Нависает, пугает страшными карами? Не стоит обращать внимания на брехливых псов, опасаться нужно скалящихся.

– Так-так. Однако! – Чинуша, судя по звукам, аккуратно перелистнул последнюю страницу, подбил листы в пачку, ровняя… и зашуршал опять. Нет, он все-таки профессионал, уж лучше бы орал и угрожал, все меньше нервы трепались. Надо отвлечься, только вот чем?

Вздохнув, я начал вспоминать все, что послужило причиной моего попадания в участок. Прямо со вчерашнего утра.

Коварно заманенная в застенки «несчастная жертва» затихла только под утро (я, оказывается, еще очень даже!), а пробудившись, грозилась всеми карами, на что я, в свою очередь, ответил угрозой обвинения в колдовстве и скверном характере. Эх, были же времена, когда оный считался достаточным для бичевания и позорного столба! После чего сделал пару комплиментов и поскорее выпроводил, потому что при намеке на цепи и порку у «невинной пленницы» краснели щеки и учащалось дыхание.

Изнасилование в особо крупных размерах и особо циничным образом. Причем я – потерпевший. Довольная победительница покинула замок с торжествующей улыбкой, я остался оплакивать разгром в пыточной: дыба месяц стойко сносила издевательства, но на нас таки сломалась. Уж не знаю, повод это для огорчения или для гордости?

Впрочем, плакать долго не пришлось: сначала традиционный завтрак, потом я озадачил начальника стражи необходимостью найти тридцать человек в Париже, готовых сделать большую глупость задешево, а желательно, вообще готовых на все из одной только любви к глупостям. Гасконец озадаченно умолк, спросил, для каких надобностей, а после объяснений просиял, сказав, что легко соберет целую сотню. Задавать нетактичный вопрос, сколько он с них будет брать за участие в самом настоящем ограблении, я не стал.

Затем я сделал несколько звонков старым знакомым и пригласил к себе фон Виндифроша.

Элепар явился через полчаса и выглядел, как засидевшийся в квартире щенок, услышавший заветное «Гулять!» – разве только хвостом не вилял. Откуда он узнал о визите Аска и о просьбе вернуть реликвию, я не спрашивал; провинция, в одном месте сказали – и через минуту за десять километров уже обсуждают. Коллегу-барона я озадачил перевозкой ценного груза – коробки с надписью «Сувениры Гравштайна», которую он должен был довезти, не раскрывая, до отеля с забронированными мной номерами.

Собственно, как раз содержимое этой коробки и стало основой моего плана, одновременно грандиозного и гениального в своей простоте. Но не будь ее – нашел бы что-то другое. О чем-то надо было ночью думать, отвлекаясь от истязаний?

На утреннюю осаду я глядел одним глазом, отмечая в бумаге пункты готовящейся операции, так что момент, когда Марти схватилась в одиночку сразу с тремя итальянскими наемниками-туристами, пропустил. Вот Сато, молодец, не сплоховал, ворвавшись в ряды атакующих со слегка визгливым, но оттого гораздо более впечатляющим боевым матом на родном языке. Этот берсерк Восходящего солнца каждому выкинутому со стены вслед еще и кланялся, извиняясь! А потом виновато жался под гневным ором боевого подруга, которой не хватило жертв.

Потом Изя доложил, что все готово, дал контакты командира группы, затем сэр Ульфрик принес отчет за неделю, Эгги потребовал денег на свои примочки, мол какой-то там сервер чего-то там не тянет, потом пришлось искать очередного потерявшегося в подвалах туриста, потом искали тех, кто искал туриста, потом нашли всех и еще одного, отбившегося от вчерашней экскурсии, премировали невольного последователя дона Мигеля участием в обеде и «личным куском» с тарелки барона, поданным пажом на серебряной вилке.

Очень вовремя вспомнил об этом обычае, туристы проводили кусок настолько голодными глазами, что я невольно проверил, полны ли у них тарелки? Полны. И блюда на столе на любой вкус! Но в чужой тарелке всегда вкуснее, а уж на чужой вилке да из баронских рук и подавно.

Отмеченный моей милостью турист тут же встал и закатил речь на десять минут, восхваляя доброту хозяина, сырость подвалов и ужасные стоны и вопли древних духов. Пришлось затыкать ему рот наградной чаркой вина, а то разошелся.

Не так уж громко и стонали…

Затем я, наконец, вырвался, отмахиваясь от попыток Эгельберта подсунуть мне какие-то бумаги, нырнул в такси, двадцать минут дороги, регистрация, посадка, час в воздухе, Париж, такси, музей, ожидающий меня нетерпеливо пританцовывающий студент – руководитель собранной Кацмантом группы. За двадцать минут пробежались по экспозиции, оглядывая будущее место преступления, причем большая часть усилий ушла на то, чтобы заставить молодого парня не прятаться от смотрителей и не смотреть по сторонам с таким таинственным видом. Расстались у входа, я чуть не насильно заставил его опустить воротник, снять темные очки и шляпу… потом подумал и приказал нарядиться вновь, для плана это даже полезно.

Позвонил Элепару, головастик как раз подбирался к границе на машине, везя свой тайный и ценный груз. Миссией он впечатлился настолько, что даже сидя в машине посреди дороги, понижал голос – еще один! Все, конечно, было в порядке. Звонок Эгельберту, в замке ничего не поменялось, разве что туристы, рассчитывавшие ужинать с бароном, слегка огорчились, узнав, что меня заменит сэр Эррайн. Тот, хоть и был впечатлен почетной обязанностью, все-же немного нервничал. Чай, не прием в ратуше – самого барона замещает! Ничего, в национальном костюме у него вид донельзя антуражный, справится.

Я подтвердил, что понимаю, меня заменить – дело немыслимое, но я в него верю, а потому пусть свершает подвиг, ему это обязательно зачтется. Прежде чем фон Шнитце отобрал у мэра телефон и начал опять что-то от меня нудно требовать, я отключился.

Четыре часа пополудни, как тут ни крути и ни оттягивай, а деваться некуда. Слово дано, а значит, как бы ни было жутко, придется исполнять. Взяв телефон, я вызвал абонента:

– Привет, детеныш. Как дела?

– Привет, пап! Все нормально!

– Нормально хорошо или нормально плохо?

– Нормально зашибись!

Голос у дочери был бодрым и предвкушающим.

Это значило, что впереди у меня очень сложный вечер.

– Значит, так: я в Париже и готов сделать вам с сестрой подарок. Один. Максимум два! У меня есть три часа.

– Три часа в месяц на родных дочере-ей! – Сказано было с плаксивым подвыванием, но я не купился.

– Потом будет больше, а сейчас дела. Так что располагай отцом как хочешь, только в терновый куст не бросай. – И прежде чем она ответила, добавил: – Время пошло!

– Сейчас! Так-с, Париж, тхе кепитал оф белле франце.

– В кого у тебя такой страшный акцент?

– В популярного актера-британца.

– Лучше бы с отца пример брала.

– Я тебя вижу реже, чем его!

– А время-то идет!

– Не подгоняй!

– Кстати, половина времени принадлежит Ленке. Чего сеструху не позвала?

– Маленькая еще! Я ей свою косметичку отдам. Старую.