Господин барон - Михаил Дулепа

Уже набирал воздуха для очередной колкости, как внезапно лицо туристки стало вдруг одновременно азартным и мечтательным, она уставилась мимо меня, наливаясь румянцем и хищно прищуриваясь. Я проследил за ее взглядом.

У крыльца остановился роскошный лимузин, и распахнувший дверь шофер предупредительно ждал, пока молодой, спокойно-безразличный, беловолосый джентльмен, выйдя, закончит важный ритуал оглядывания замка.

Ну, примерно вот так я и представлял дворянина.

Рост средний, костюм классический, в руке трость, причем совсем не выглядит анахронизмом или манерничанием. Длинные, до лопаток, светлые волосы. Выражение лица в духе «ну что же, я, вас еще немного потерплю, пожалуй». Увидев меня, молодой человек вежливо улыбнулся, причем так, чтобы часть этой улыбки досталась всем присутствующим, одновременно передавая и радость встречи, и сожаление, что помешал моим планам, и безразличие к тому, желаю ли я этой самой встречи. На секунду захотелось оглянуться, нет ли за моей спиной камеры и съемочной группы. Оглянулся.

Туристы Глазели! Им удалось увидеть еще кусочек жизни Настоящей Аристократии – визит некоего высокородного юноши к матерому, седеющему барону. Гость, не обращая внимания на щелканье фотоаппаратов и восхищенные вздохи, сделал несколько шагов ко мне и, остановившись, осведомился:

– Господин фон Гравштайн?

Я промолчал. Черт знает, как в таких случаях нужно отвечать, так что для начала повернулся к фрекен, извиняясь:

– Прошу прощения, меня навестил старый друг.

Туристка посмотрела на меня, на него, опять на меня, потом оглянулась на дверь, глубоко и обреченно вздохнула, пробормотав что-то типа «проклятые аристократы!», и лишь после этого решительно направилась к выходу.

Молодой человек проводил ее безукоризненно-безразличной улыбкой.

– Идем.

Спустя пять минут я закрыл дверь, приказав не беспокоить, повернулся и осмотрел «его высочество» с головы до ног. Нет, то, что крашеную растрепанную гриву вдруг собрали в прическу, светлым нимбом окружающую лицо с тонкими чертами, это ладно, это визажисты постарались, но куда делся мой знакомый неформал? Где серьги, боевая раскраска, манеры «своего парня»?

– Говорят, в старых замках заводится всякая дрянь. В Эскенборге, похоже, завелись мозговые слизни. Слышал, они по ночам заползают людям в голову и делают из них зомби.

– О, почему вы так решили? – Передать целую гамму эмоций приподнятой на миллиметр бровью? Силен!

– Интересно, если я тебе сейчас в лоб дам, слизень сдохнет?

– Не вздумай, прическу испортишь! Чего прицепился, думаешь, легко изображать фамильное привидение? – Осторожно выглянув из окна, Аск вздохнул и пожаловался:

– Третью неделю пытают! Стоит выйти из образа, как тут же начинают шипеть, что это недостойно будущего правителя.

– Введи свои законы, отмени всю эту мишуру. Ты герцог или не герцог?

– Я наследник, к тому же пока не правящий, так что должен соблюдать правила приличия, причем сразу все, придуманные за тысячу последних лет.

– Справляешься?

– Очень помогают два года любительского театра в школе. Правда, я там обычно играл прекрасных дев – типаж такой. – Несчастная жертва этикета рухнул в кресло, брыкаясь, скинул туфли, перекинул ногу через подлокотник, откинулся на другой и, потянувшись, застонал от счастья.

– Что, девчонок не было желающих?

– Были. Но я же все равно лучше!

– А сейчас что была за роль?

– Из современного творчества – Люциус «Само Совершенство» Малфой! В молодости, конечно. Люблю почитать фанфики, попадаются просто прелестные. Бывает приятно поржать над тем, как восторженные девы представляют себе жизнь аристократии.

– Знаешь, прежний твой образ слабо вязался с герцогским. Крашеные ногти, эта твоя одежда унисекс…

– У меня каникулы, я из заключения вырвался, целое лето свободы! Ты знаешь, что такое закрытая школа? Только за ворота выйдешь – голову сносит от счастья! На вечеринке в Нордхейме попались две девчонки, они на стилистов учатся, затащили к себе и покрасили.

– А ты сопротивлялся?

– Пока я сопротивлялся с одной, другая меня украшала.

– И ты еле вырвался?

– Даже часть шмоток у них оставил. Все равно порвали.

– Между прочим, пижонство – грех.

– Ничего, у меня три святых в родословной. Они как-нибудь договорятся со Всевышним о потомке.

– И каково это, иметь в роду святого?

– Довольно хлопотно, налагает обязанности, зато можно быть спокойным, местечко на небесах мне уже уготовано!

Сердиться на него было трудно, настолько явственная волна обаятельного оптимизма катилась по комнате.

– Кстати, я слышал, что вот тебя как раз никто не стесняет? Даже в нарушение всех традиций есть оруженосец-девушка? И как смотрят на это твои консервативные подданные?

– Как я им прикажу, так и смотрят! И не забывают при этом говорить: «Спасибо, господин барон».

– Счастливчик! Ты хоть знаешь, что о тебе твои люди рассказывают?

– Да какая разница? Плетут, небось, какую-нибудь чушь, для начальства никогда доброго слова не находится. Лучше скажи, зачем пожаловал?

Аск задумчиво опустил глаза, изображая что-то вроде благородного смущения, потом медленно и с расстановкой удивил:

– Я хочу, чтобы какой-нибудь хороший человек озаботился возвратом Чаши святого Эгберта на родину. – Он ждал от меня реакции, но спустя минуту молчания все-таки продолжил: – Символично же – она использовалась первым герцогом, и она же сквозь века дошла до нас… а тут опять в своем роде первый герцог, первая, после долгого перерыва, церемония. Было бы очень уместно.

– У вас что, других реликвий не осталось?

– Есть, конечно, но не такого уровня. В Эскенборгской и Мевеншлосской церквях хранятся руки святого Эгберта.

– Правая и левая?

– Нет, только левая.

– Две левых руки? И какая настоящая?

– Обе настоящие. Так постановила специальная комиссия в семнадцатом веке.

Ага, знаю я такие комиссии. Сколько раз возил, то в ресторан, то на природу.

– Возьми в аренду у испанцев.

– Нельзя. Этим я признаю, что они имеют на нее право. К тому же Чаша нужна через месяц, а возврат ее, даже при самых лучших условиях, займет годы. Национальные сокровища просто так не выдают. Даже чужие, а уж свои…

– И что же ты предлагаешь?

– Ходят слухи, что тебе передавали некие чертежи в качестве благодарности за то, что ты блюдешь старинные обычаи. – Он с ехидной рожей изобразил кавычки. – Чаша сейчас в логове злейшего нашего врага, так что если с ней что-то вдруг произойдет…

– То никто не догадается, кто ее украл, особенно с учетом того, что церемония наверняка будет транслироваться на всю Федерацию уж как минимум? Они Францию тоже не любят, но зачем тебе международный скандал? Ты же нормальный вроде человек… ну, насколько это возможно в твоем возрасте?

– У меня француз увел девчонку.

– И что, она последняя на земле?

– Именно что последняя! Коллекционка, только один экземпляр оставался! Никогда не прощу. Я все фан-магазины обегал, на каникулы в Японию летал – таких уже не будет!

– Бедные эски, и вот это вот станет их правителем?!

– Их уже ничем не напугать.

– Между прочим, то, что ты предлагаешь – уголовщина! А отвечать мне!

– Между прочим, ты барон Гравштайна, самого пиратского замка на пятьсот лиг вокруг! А это накладывает обязательства.

– Я простой руководитель музея и тематического парка.

– Устраивающий суды, отбивающийся от нашествий и публично вершащий суд? Ты барон, и ты барон замка с очень неоднозначной репутацией! От тебя просто ждут чего-нибудь такого и не простят, если ты этого не сделаешь! Если в любой истории на стене висит ружье, то оно обязано выстрелить!

– А если в этой истории появляется подсвечник, – я взял со стола означенный предмет, – то им просто обязаны кого-нибудь прибить? К черту эту твою философию, мы живем в реальном мире!

– Вот именно! – Он вскочил, поежился, обнаружив, что каменный пол даже летним днем холодноват, и, обуваясь, начал убеждать: – Александр! Все, от твоего замшелого патриота фон Шнитце до моего умненького папа́ считают, что ты на место правителя эсков не метишь.

– Политика? Без меня!

– Точно, ты обжегся еще до моего рождения, в девяносто пятом. Не по тебе бизнес, характер не того склада, ты слишком честен.

Оба-на. Я и сам про ту историю почти забыл, а мне про нее между делом намекают? Ну понятно, что навели справки, хотя странно слышать это от молодого пацана. Пусть даже аристократа с тремя святыми в родословной.

– Но у тебя замечательная репутация в герцогстве! Ты по всем параметрам настоящий Гравштайн. Точнее, такой, каким представляют этих былых бандитов обыватели – суровый, но справедливый, немножечко загадочный, немножечко чужой. Твоего авторитета достаточно, чтобы на следующий день после присоединения баллотироваться в фольксраат, и ты бы прошел туда стопроцентно! А то и в Совет Федерации. Но ты же не станешь?