Три месяца, две недели и один день (СИ) - Шишина Ксения

— Ты не хочешь?

— Хочу.

И, наверное, это ужасно. То, какое количество отчаяния и накопившейся жажды, нуждающейся в утолении, которое способна дать мне только одна единственная женщина на свете, буквально сочится из этих всего лишь четырёх букв. Но едва её рука совершает первое движение, как я без всякого преувеличения тут же начинаю чувствовать себя живым впервые за очень и очень долгий срок.

Глава двадцать четвёртая

Говорят, что глаза устают больше всего. Открываясь рано утром, когда мы позволяем отдыхать им только ночью, в остальное время суток ведя активный образ жизни и, разумеется, пребывая в сознании, они, возможно, больше всего из всех человеческих органов подвержены утомляемости. Но сейчас мой вполне отдохнувший взор, не испытывая ни капли желания закрыться, просто перемещается вверх-вниз по стене, следуя за движениями валика, покрытого фиолетовой краской и тем самым делающего оформление пространства, которое раньше было целиком и полностью синим, частично двухцветным. Это лишь первый слой, и на две стены из четырёх, чьё цветовое решение я задумал изменить, мне предстоит нанести и второй. Тем не менее, осознание того, что позади лишь половина работы, не мешает мне гордиться тем, как я справляюсь, учитывая, что в последний раз нечто подобное мне доводилось делать ещё в юности, когда у меня возникло желание сменить стиль своей комнаты в родительском доме. Тогда я бы даже не сдвинулся с места и не знал, с чего начать, без помощи отца, который и обучил меня первичным азам и многим премудростям вроде того, как правильно использовать малярную ленту для создания ровной границы между двумя цветами. Снимая клейкую полосу, я с радостью обнаруживаю отсутствие потёков и неровностей между фиолетовым верхом и синим низом, а также тот факт, что белизна потолка и потолочного плинтуса осталась незатронутой и не омрачённой никакими чужеродными ей каплями. Можно с полной уверенностью заявить, что моё утро определённо прошло не зря. Время ещё только девять, а позади уже осталась работа, которую я подумывал завершить разве что к обеду. Наверное, эмоциональный подъём творит чудеса, заставляя не только просыпаться чуть ли не с первыми признаками рассвета, но и в кратчайшие сроки делать то, что, как тебе казалось, ты уже вполне мог позабыть. Но мои руки помнят, и я временно убираю валик в пакет, чтобы ничего не запачкать краской, хоть комната и пустует. Краем правого глаза я улавливаю движение в дверном проёме, и это совпадает со словами, которые я не слышал буквально с прошлой жизни:

— Доброе утро, — моё тело тут же поспешно и торопливо, разгибаясь, выпрямляется, и с некоторым внутренним ступором, сопровождающим данное действие, я убеждаюсь, что ни слух, ни зрение меня не подвели. В нескольких шагах от меня стоит Оливия, не похоже, что уже стряхнувшая с себя остатки сна, но от этого только ещё более милая и приятная взгляду со своими волосами, перехваченными резинкой. На Оливии всё ещё ночной комплект из шорт и туники, но поверх наброшен халат, пояс которого просто свисает по бокам. Вот почему я не эти волосы и не одежда? Тогда мне бы даже не приходилось тратить время на ненужные расспросы, и можно было бы просто касаться, касаться, касаться.

— Доброе утро.

— Ты рано встал.

— Да, мне не спалось. А ты..?

— Не особо, — она ушла к себе, сославшись на усталость, ещё даже до того, как я поплёлся убираться на кухню. Может, нам и необязательно об этом говорить, в смысле мы ведь оба взрослые люди, к тому же бывшие в браке, но эта недосказанность просто губительна для меня.

— Вчера мы ведь банально поддались моменту, и только? — я спрашиваю об этом, наверное, едва слышно, но первым, потому что не думаю, что выдержу, если она также пожелает это обсудить и обронит подобную моей фразу, но звучащую иначе, а именно утвердительно и безапелляционно.

Со стороны это, наверное, чёрт знает что. Я, не переодевшийся во что-то более подходящее и отправившийся заниматься покрасочными работами прямо в том, в чём и спал. Она, так и вовсе только что выбравшаяся из кровати, и мы, оба запутавшиеся и так часто просчитывающие каждый свой шаг наперёд, будто перед нами разворачивается шахматная партия.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Мы не закончили. Ты не позволил мне, — накануне колоссальным усилием воли я действительно в некотором роде вправил себе мозги, когда сквозь призму жара и зарождающегося удовольствия очнулся, как же всё это может всё усложнить. Но изначально же это ведь в любом случае был просто случайный миг, не способный повториться? — А теперь хочешь, чтобы я подтвердила то, о чём ты тут спрашиваешь, ради твоего собственного удобства и успокоения? Знаешь, разбирайся с этим сам.

Прежде, чем я успеваю подойти, чтобы дотронуться, поймать за руку и удержать каким угодно другим способом, волосы уже поворачиваются и исчезают. На это больно смотреть, и какое-то время я стою посреди комнаты, как в воду опущенный, потеряв всяческое ощущение того, что оно не стоит на месте, пока всё-таки не следую по лестнице вниз. Я нахожу Лив на кухне уже вполне бодрой, одетой так, как подобает в светлый отрезок дня, ухоженной и в одиночестве сидящей за столом.

— Что ты ешь?

— Варёные яйца и творог.

— Может быть, хочешь фундук или яблоки?

— Нет.

— А чай?

— У меня всё есть. Мне ничего не нужно.

Я слышу почти что ярость, тихую, приглушённую, но всё равно явную и плохо поддающуюся сдерживанию. Взяв тарелку и бокал, Лив отходит с посудой к раковине и даже включает воду в кране, будто готовясь сделать то, что она в принципе делает нечасто, и помыть всё за собой после завтрака. Как ей вообще удалось поесть, когда за то короткое время наверху, что мы провели вместе в будущей детской нашего сына, я начисто лишился аппетита? Я, разумеется, знаю, что ради него ей и надо питаться за двоих, и всё-таки по какой-то чёртовой причине я буквально взбешён. Хотя мне она вовсе не неизвестна. Вчера я сделал хуже в первую очередь самому себе, а сегодня уже успел повести себя, как козёл, осмелившись высказать надежду, что любимая женщина вернётся к своей привычной отстранённости, когда она только-только стала позволять себе некие проблески. И всё ради того, чтобы прикрыть моё готовое дать задний ход временами гордое и самовлюблённое эго.

— Ну это вряд ли. Ведь у тебя нет меня.

— А тебе разве никуда не нужно?

— Мы завтра уезжаем. Джейсон решил, что сегодня нам лучше отдохнуть и максимально набраться сил перед выездными встречами. Я не хочу, чтобы между нами всё оставалось вот так.

— А чего ты в таком случае хочешь?

— Наверное, чтобы ты вновь стала той Лив, что пожелала мне доброго утра, — я придвигаюсь ближе к ней, прижимаюсь к её спине и, прикоснувшись своими нервно вспотевшими и вдруг неловкими ладонями к её плечам, вдыхаю запах шампуня и шелковистой кожи под аккомпанемент по-прежнему льющейся воды. — И провести этот день с тобой, даже если ты не скажешь ни слова, а завтра отвезти тебя к врачу. Понимаешь?

— Но я не могу быть такой, какой ты меня хочешь видеть.

— А тебе этого и не нужно. И мне, собственно, тоже. Я просто хочу, чтобы ты была собой и, если хоть немного хочешь, мечтаешь о нас, сказала мне об этом, чтобы я знал. Мне кажется, я этого заслуживаю.

***

— Я не могу заснуть в таком шуме.

— Я знаю, — она никогда не могла. Да я и сам для полноценного отдыха и мгновенного погружения в сон нуждаюсь в полной тишине в не меньшей степени. Посторонние звуки могут быть достаточно отвлекающими, чтобы не обращать на них ровным счётом никакого внимания и полностью отключаться от всего лишнего. Это, однако, не каждому дано. — Я тоже.

Только я договариваю последнюю букву слова, как через полупрозрачные занавески комнату снова озаряет очередная вспышка, и молния ярким светом проникает в каждый тёмный угол. Сразу же следом за ней бушующая стихия за окном сопровождается громом, от которого небо того и гляди буквально развернется и разломится на две или большее количество частей. В последние недели погода далеко не всегда радовала теплотой. Снаружи, случалось, выпадали осадки, но ещё никогда до этой ночи они не сочетались с грозовыми и электрическими явлениями, и ситуация не доходила до того, что быстрое наступление спокойного и крепкого сна становилось фактически невыполнимой задачей. А ведь нам нужно рано вставать. И, наверное, будет чудом, если, проснувшись поутру, мы не обнаружим отсутствие света во всём районе из-за не выдержавшего ураганных порывов ветра какого-нибудь дерева, вырванного чуть ли не с корнем и рухнувшего прямо на близлежащие провода, на восстановление которых уйдёт никак не меньше нескольких часов.