Фаворит. Американская легенда - Лаура Хилленбранд

Несколько газетчиков, пробившись сквозь толпу фанатов, критически осматривали Сухаря. Ставки стали принимать задолго до прибытия жеребца. Каждый репортер и каждый лошадник на Востоке свято верил, что Адмирал покажет Сухарю, кто хозяин на треке. В Нью-Йорке букмекерам было сложно найти хоть одного человека, который бы согласился поставить несколько долларов на Сухаря, – 95 % ставок было на Адмирала{362}. А на юге, в Луизиане, комментируя Кентукки Дерби, Оскар Отис обнаружил, что он практически единственный журналист, который думает, что Сухарь может победить. Остальные его коллеги полагали, что его просто одурманили. «Это будет довольно хороший забег, – писала газета “Нью-Йорк Уорлд Телеграмм”, – пока Сухарь не выдохнется где-нибудь на шестнадцатом столбе». – «Сухарь, – писала другая газета, – был героем там, у себя в Калифорнии, и вполне неплохим скакуном на Среднем Западе. Но здесь, на Востоке, он просто пустое место».

Смит вел Сухаря по сходням, мимо рядов деревьев, покрытых свежей весенней листвой, по леваде для выгула лошадей по направлению к конюшне. За ними по пятам следовала группа любопытных. Сухарь, возбужденный после долгого путешествия, вставал на дыбы и брыкался, поэтому зеваки держались подальше. В служебной части ипподрома конь прошел мимо конюшни Адмирала. На стене возле стойла победителя Тройной Короны находилась небольшая мемориальная пластина в память Военного Корабля и Красотки, матери Адмирала. Под фотографиями лошадей висела табличка: «Они подарили нам Адмирала». Тренер Адмирала, Джордж Конвей, стоял, прислонясь к деннику своего питомца. Это был высокий старик в неизменном кардигане, тихий и церемонный. Он стоял над душой у конюхов, пока те чистили его лошадь, и шел следом, когда питомец выходил на трек. Адмирал стоял спокойно, когда Сухарь проходил мимо. Жеребцы не видели друг друга. Сухаря поместили в конюшню номер 43, в свежеокрашенный денник размером в пять квадратных метров с высоким потолком. Ховард получил специальное разрешение снести стенку между двумя стойлами, чтобы Тыква мог, как обычно, расположиться вместе со своим другом{363}.

28 апреля появился Поллард, который проехал через всю страну на автомобиле. Жокей прошел в конюшню повидаться с Сухарем, потом повесил свое седло на место. Вульф приехал вместе с ним; Ховард настоял, чтобы в забеге участвовал именно Поллард, но при этом решил подстраховаться. Присутствие Вульфа служило постоянным напоминанием о шатком положении Полларда. А ему не нужно было об этом напоминать. Газеты и так пестрели вопросами о том, достаточно ли он окреп и сможет ли участвовать в скачке. Газетчики собрались вдоль ограждения трека, наблюдая, как Поллард подъехал к ипподрому, отпускали замечания по поводу его болезненной бледности и рассуждали, о чем думает Ховард. «Возможно, Ховард из каких-то сентиментальных побуждений решил посадить Полларда “в рулевую рубку”, и это может оказаться в итоге неплохой идеей, – писал репортер Джек Джеймс. – Но прямо сейчас он выглядит как самая неподходящая весовая нагрузка, которую назначили нашему приятелю Сухарю».

С прибытием Полларда начались упорные тренировки. Поскольку в день скачек не будет ворот, единственным сигналом к началу станет колокол. Смит хотел обучить Сухаря нужной реакции на этот звук и начал с самодельного стартового сигнала. Усадив Полларда на коня, он взял стартовый колокол, раздвижную автомобильную антенну и, ничего не объясняя, повел жеребца на тренировочный трек. Поллард ожидал, что они пойдут к стартовым воротам, но Смит повел их мимо старта. Жокей давно понял, что расспрашивать тренера бессмысленно. Он молча ехал по треку, глядя на предметы у тренера в руках и гадая, что тот задумал. «Я подумал, – позднее признавался Ред, – что Том сошел с ума»{364}.

Смит остановил Сухаря с наездником где-то на треке, а сам встал немного позади коня. Поллард приготовился услышать какие-то указания. Смит поднял антенну и одновременно с ударом колокола хлестнул Сухаря по боку. Раздался оглушительный звон – по словам Полларда, «словно разверзлись все двери ада». Жокей отчаянно подгонял коня, и тот с сумасшедшей скоростью мчался вперед. Пустив коня галопом, Поллард снова вернул его на исходную точку. Смит повторял этот трюк снова и снова: такая тренировка должна была выработать у животного условный рефлекс. Сухарь, как любое травоядное, был природой запрограммирован кидаться вперед, когда чувствовал удар хлыста по заду – удар симулировал нападение хищника. Соединив удар хлыстом со звуком колокола, Смит учил Сухаря ассоциировать одно с другим и реагировать на колокол так же, как на удар, – бежать. Сухарь оказался очень прилежным учеником. После всего нескольких повторов он реагировал так быстро, что Смит не успевал взмахнуть хлыстом. Конь был оживлен, энергичен и внимателен к своему наезднику. Поллард прекрасно чувствовал это. Под его рукой по телу лошади словно пробегали электрические импульсы.

Жокею тоже нужно было выработать некий рефлекс. Чтобы подготовить Полларда к молниеносному старту, Смит отправлял его на скачки на каждом спринтере в конюшне, который привык задавать темп забега. Тренера не интересовали результаты забега: все, что ему было нужно, – стремительный старт и самая высокая скорость на первых этапах скачки. Лошади проигрывали скачки, но Поллард делал как ему было сказано и в каждом забеге с первого мгновения старался стартовать первым. Его покалеченная рука двигалась все увереннее, и уже очень скоро он походил на того жокея, каким был прежде, до падения с Прекрасной Воительницы.

Убедившись, что Поллард приходит в форму, Смит изменил тактику тренировок. Он повел Сухаря в стартовые ворота. Традиционная выучка сводилась к тому, чтобы приучить лошадь стоять спокойно в огромном металлическом ограждении и терпеливо ждать, пока все лошади не займут стартовые боксы. Но в матчевых скачках Адмирал будет его единственным соперником. И ждать долго не придется. Если Сухарь расслабится в боксе, Адмирал умчится вперед и заставит его глотать пыль из-под копыт. Лошадь должна быть более нетерпеливой – ни много ни мало.

Смит разработал новый вид тренировки. Сидя у ворот на Тыкве, он велел Полларду быстро заводить Сухаря в бокс, замирать там всего на мгновение и тут же посылать его в галоп. Поллард сделал, как ему было сказано, и Сухарь бросился вскачь. После нескольких повторов Сухарю явно понравилось развлечение. Он с готовностью нырял в бокс и стрелой выскакивал из него, а потом поворачивал назад, чтобы все повторить.

После десятка таких стартов лошадь скакала по всему треку. Пришла пора для решающей проверки. Стартовый судья Джордж Кассиди подошел к стартовым воротам. Сухаря подвели туда же. На этот раз Поллард остановил его в стартовом боксе. На какое-то мгновение Сухарь замер, приподнявшись на задних копытах, словно готовясь сорваться вперед. Кассиди отдал сигнал. Поллард слегка хлестнул лошадь поводьями по шее, и они молнией вынеслись из бокса. Сухарь пронесся около 100 метров, прежде чем Поллард натянул поводья, заставляя его остановиться. Смит остался доволен: конь понял поставленную перед ним задачу. Сухарь поскакал в конюшню, очевидно, как сказал один из завсегдатаев скачек, в прекрасном настроении.

11 мая Смит приступил к третьей фазе тренировок, связанных со стартовыми воротами. Для стадных животных, и лошадей в том числе, свойственно следить за поведением себе подобных, чтобы не пропустить сигнал опасности. Поэтому пугливость и норовистость весьма заразны для лошадей. Адмирал вел себя в стартовых боксах как взбесившийся лев, и Смит беспокоился, что Сухарь, глядя на вспышку раздражения соперника, тоже начнет выкидывать нечто подобное. Тренер хотел показать Сухарю такую же неуправляемую в стартовом боксе лошадь и приучить его спокойно относиться к подобным сценам. Нашлась подходящая для такого случая лошадь. Несколькими месяцами ранее Ховард купил у Альфреда Вандербильта жеребца по кличке Шанс. Конь показал себя весьма неплохим скакуном на призовых скачках, но на старте вел себя отвратительно. Смит поставил их рядом, развернул Сухаря мордой к Шансу и позволил ему наблюдать за тем, как тот беснуется в стартовом боксе, словно необъезженный мустанг. Он повторял это несколько раз, пока не убедился, что Сухарь увидел каждую выходку, которую может позволить себе Адмирал{365}.

Нью-йоркская рекламная кампания набирала обороты. 4 мая Сухаря и Адмирала вывели на лужайку перед цветущей изгородью, чтобы попозировать перед армией фотокорреспондентов. Первым вышел Адмирал. Он был великолепен. Гриву и хвост украшали желтые ленты, шкура блестела, голова гордо поднята вверх. Он был подвижен, словно ртуть, как тогда, в Гастингсе. Повод и узда едва сдерживали его. Когда служащий ипподрома подошел к нему с седлом, конь попятился и взвился на дыбы. Он сердито колотил в воздухе передними копытами и пытался сорваться с повода. Служащий бегал кругами по площадке, стараясь забросить ему на спину седло. Наконец это удалось, но Адмирал тотчас сбросил его. Седло снова забросили на жеребца, и оно снова полетело прямо в лица суетящимся вокруг него людям. «Не беспокойтесь, – нервно успокаивал окружающих жокей Чарли Куртсингер. – Как только он начинает скакать, управлять им очень просто. Все, что ему нужно, – вырваться вперед и бежать»