Фаворит. Американская легенда - Лаура Хилленбранд

До судьбоносного состязания должны были пройти еще одни скачки. 16 апреля ипподром Бэй-Медоуз организовал благотворительную акцию в поддержку детей-инвалидов, запланировав одноименный гандикап. Ховард не мог отказаться от участия в нем. После необычайно легкой победы в Тихуане судья в Бэй-Медоуз назначил Сухарю нагрузку в 61,7 килограмма, но Ховард вмешался и уговорил снизить ее на 1,4 килограмма. И все же 60,3 килограмма – максимальный вес, который назначался в современных скачках в Калифорнии, и каждая лошадь, участвующая в этом забеге, будет нести на 9 килограммов меньше{355}.

Единственный человек, который был рад узнать об этом, – Вульф. Расстроенный провалом Сухаря в гандикапе Санта-Аниты и лишенный возможности соблюдать диету, которую ему диктовал диабет, во время отстранения от скачек он жадно поглощал бифштексы, поправился до 58 килограммов и с учетом веса амуниции с трудом укладывался в назначенный вес.

Казалось, весь мир собрался в Бэй-Медоуз, чтобы посмотреть, как бежит Сухарь. Ипподром был переполнен, его захлестнула самая большая толпа, когда-либо собиравшаяся посмотреть скачки в Сан-Франциско. Руководство ипподрома запустило тысячи людей на внутреннее поле, но ипподром все равно был забит так, что люди не могли пошевелиться. Трибуны представляли собой бескрайнее колышущееся море мужских и женских головных уборов. Фанаты стояли, сидели, облепили каждую опору: складывалось впечатление, что ипподром состоит из одних зрителей, – не было видно ни одной постройки.

Программки закончились еще перед третьим забегом. Запас булочек для хот-догов, верный барометр энтузиазма фанатов, иссяк почти сразу после полудня. Служащие подавали сосиски на ржаном хлебе, а когда закончился и он, проголодавшиеся фанаты вынуждены были оборачивать сосиски обрывками старых газет, а после и использованными билетами тотализатора. И хотя руководство ипподрома значительно удлинило перерывы между забегами, очереди в кассы тотализаторов были такими, что некоторые игроки так и не успевали добраться до окошек. «Один неудачливый игрок, – писал репортер, – встал в очередь, чтобы поставить на Пэтти Кейк в шестом забеге, и с удивлением обнаружил себя выходящим из толпы в конце седьмого забега с хот-догом в руке». С пробками на парковке справиться было так сложно, что, хотя скачки закончились в 6: 30 вечера, машины смогли выбраться из нее и разъехаться с ипподрома только поздним утром в воскресенье.

Но зрелище того стоило. Сухарь просто «зарыл в землю» своих соперников, побив рекорд ипподрома на 1,4 секунды. Фанаты неистовствовали, до хрипоты скандируя: «Давайте сюда Адмирала! Давайте сюда Адмирала!»

Для Вульфа победа была горькой радостью. Он полагал, что в тот день была его последняя скачка на этом низкорослом жеребце. Он соскользнул с седла, снял с шеи лошади венок из цветов и надел его на себя. Ховарды стояли по обе стороны от него и радовались вместе со всей толпой. Но Вульф не улыбался. Он на мгновение замер, позируя под вспышками камер. Поллард смотрел на него сверху, из ложи прессы{356}. Вульф возвращал ему его лошадь. Он вернулся в жокейскую, снял костюм цветов конюшни Ховарда и повесил его на крючок.

Спустя несколько дней после гандикапа в Бэй-Медоуз поезд Сухаря, громыхая на стыках, встал на запасном пути Танфорана, готовый отправиться на восток. Команда Сухаря планировала остановиться в Мэриленде, принять участие в гандикапе Пимлико Дикси, как было обещано Альфреду Вандербильту, а после продолжить путь в Нью-Йорк на встречу с Адмиралом. Конюхи сновали без устали, заполняя вагон рисовой соломой для подстилки, овсом и сеном из тимофеевки луговой. Огромная толпа собралась на перроне, чтобы проводить Сухаря в путь. Подъехал Ховард на длинном «бьюике», набитом поклонниками. Он вышел из машины с огромным тортом и отдал его конюхам, которые разделили угощение между собой. Потом владелец попрощался с конем – он последует за своим питомцем чуть позже. Фанаты бросали цветы, а какая-то женщина вышла из толпы и вплела ленточки в гриву жеребца, пока он позировал перед вездесущими фотографами. Церемония проводов закончилась. Сухарь, цокая копытами, зашел в свой вагон, почти по грудь заполненный соломой. Тыква последовал за ним. Смит взобрался следом и, как обычно, сел на раскладушку, которую поставили рядом с Сухарем. Поезд отправился в путь{357}. А на другом краю континента Адмирал стоял в своем деннике в Бельмонте. Он ждал.

Когда поезд накренился, Сухарь внезапно пришел в возбуждение и принялся тревожно кружить по вагону. Смит не мог заставить его остановиться, поэтому вытащил юмористический журнал «Гений капитана Билли» и стал читать коню вслух. Сухарь внимательно слушал{358}. Он прекратил бесцельно ходить кругами. Смит продолжал читать, Сухарь опустился на подстилку и заснул. Смит придвинул раскладушку и сел рядом.

У тренера были нехорошие предчувствия. С гандикапа в Бэй-Медоуз Том почувствовал, что с конем не все в порядке. Хотя Сухарь с легкостью выиграл скачку, пробежав последние четверть мили за 24 секунды, побив рекорд ипподрома на 1,4 секунды, он слишком медленно начал забег. Вульфу пришлось подгонять Сухаря, чтобы конь догнал вырвавшихся вперед соперников. Ховард не обратил внимания на медленно пройденный отрезок дистанции, списав на то, что лошади было трудно разогнаться с весом в 60,3 килограмма, но Смиту стало не по себе. Дело было вовсе не в том, что лошадь не в лучшей форме. Тренера заботил вопрос, как выстроить общую стратегию матчевой скачки.

Еще с тех лет, когда он работал на Ирвина и готовил его лошадей для эстафетных и матчевых скачек, Смит знал кое-что о забегах один на один. Та лошадь, которой удается захватить лидерство с самого старта, чаще всего и побеждает в скачке. Понятно, что превосходящая стартовая скорость в матчевой скачке почти всегда была главным козырем. В состязаниях с обычными соперниками Сухарю хватало резвости с начала скачки. Но Адмирал – не обычный соперник. Это один из самых резвых скакунов, которых когда-либо видел мир, – и его стартовая скорость была феноменальной. Принято считать, что природную манеру бега лошади изменить невозможно. Но для того, чтобы у Сухаря появился шанс обскакать Адмирала, Смиту придется переучить привыкшего догонять лидеров скачки Сухаря, которому приходилось преодолевать инерцию тяжелого, массивного тела, и превратить его в настоящую стартующую ракету.

Поезд, медленно извиваясь, двигался на восток. Внезапно тренер изменил планы. Он не хотел, чтобы Сухарь участвовал в гандикапе Дикси. Ему нужно было время, чтобы приготовиться к скачке и выяснить, что именно ему показалось неправильным в поведении питомца. Ховарду не хотелось нарушать обещание, данное Вандербильту, но он не собирался давить на Смита, раз тот был настроен столь решительно. И планы поменяли. Сухарь отправлялся сразу в Бельмонт, чтобы готовиться к встрече с Адмиралом. Они смогут загладить свою вину перед Вандербильтом позже.

Поезд надсадно пыхтел, пробираясь через горы. Раскачиваясь на табурете, Смит формулировал план тренировок. «Нужно сорвать с этого Адмирала его эполеты, – вслух размышлял он, – вырвать страусовое перо из его треуголки и сломать его меч пополам с самого начала, иначе нам никогда не подобраться к этому коню, чтобы обойти его»{359}.

Почти никто не верил, что Смиту это удастся.

Глава 14

Мы умные парни

Фотосессия перед матчевой скачкой в Бельмонт-парке, 4 мая 1938 года: Адмирала…

(© Bettmann / Corbis)

…и Сухаря

(© Bettmann / Corbis)

Сухарь проспал почти все путешествие в Бельмонт, поднимаясь только, когда репортеры громко топали, забираясь в поезд на остановках между Сан-Франциско и Нью-Йорком{360}. Газетчики придумали, как именно купить себе доступ к жеребцу: некоторые из них приходили к поезду, нагруженные морковью, и Сухарь выуживал ее из их карманов. «Как только в поле его зрения попадало любимое лакомство, – заметил Смит, – он быстро вскакивал». Когда этот импровизированный мобильный буфет освобождал территорию его вагона, Сухарь тотчас снова укладывался спать.

26 апреля путешествие подошло к концу. Сухарь проехал 39 050 километров по железной дороге{361}. Когда поезд подъехал к Нью-Йорку, Сухарь дремал, растянувшись на мягкой соломенной подстилке. Огромная дверь вагона открылась, конь поднялся, отряхнулся и высунул морду из вагона. Две сотни людей кинулись ему навстречу. В дверях появился Смит и свирепо осмотрел толпу из-под полей неизменной серой шляпы. Потом свел коня по пандусу и замер на мгновение, недовольно нахмурившись, пока лошадь моргала, привыкая к яркому солнечному свету, и позевывала. Защелкали вспышки фотоаппаратов, зажужжали кинокамеры. Сухарь привычно позировал.