Кржижановский - Владимир Петрович Карцев

спичечной фабрики Зелихмана и видели там замешательство, вызванное прокламациями… (Вон Миша Логинов идет, слесарь Лебедевского завода, организатор. Небось готовится к порученной ему беседе. «На что содержится государство, кому нужны охранка, полиция и армия?».)

Они шли мимо «Самарской газеты», где корректор Ковригин организовал наборщиков, студентов, учащихся, где свило себе гнездо социал-демократическое инакомыслие…

…Они шли мимо земской управы, где на дверях висели прокламации Самарского комитета…

…Глеб уезжал из Самары с грустью — слишком много оставалось здесь — родина, Бюро. В один из майских дней он решил более не рисковать и, взяв все личные письма Старика и переписку с «Искрой», обмотал непромокаемой клеенкой, потом тряпицей, сложил все в ларец. Долго плыл по Волге на лодчонке, стараясь убедиться — никто не преследует. Подплыв к любимому откосу, пристал к берегу. Мачтовые сосны о чем-то шумели, звон тонких быстрых крыл висел в воздухе…

Вырыл ножом под деревом глубокую яму, корни обхватили ларец, как сердце, и понесли через годы…

— Прощай, прощай, Самара! — говорили Глеб и Зинаида теплому волжскому ветру.

«6 июня Г. М. и З. П. Кржижановские, взяв месячный отпуск, уехали на пароходе со всем имуществом в г. Нижний Новгород впредь до приискания новой службы…»

…Полковник Добрянский, начальник Самарского губернского жандармского управления, с отъездом главных искровцев покоя все же не испытывал. Он даже и не подозревал, что совсем недалеко от жандармерии, в домах Арцыбушева и Ильиной на Симбирской улице развертывает работу Восточное бюро ЦК РСДРП. Арцыбушев поставил на широкую ногу паспортное хозяйство и переписку «химией» между строк писем с бесконечными «еще кланяюсь», которые мастерски писала его соседка Евгения Яковлевна Ильина.

Восточное бюро имело прочную связь с «Искрой», со всеми партийными комитетами Восточной России, Сибири, имело налаженные пути переброски через границу людей и литературы, имело средства и, главное, преданных людей.

Революционеры досаждали Добрянскому не только на работе. Уже ц дома не было от них покоя. С головной болью, яростью в глазах бросился он хмурым осенним утром к письменному столу, обмакнул перо и начал нервно писать, чувствуя, как перо продирает гербовую необрезанную бумагу:

«Господину Самарскому губернатору. Спешно. Секретно.

Уведомляю Ваше Превосходительство, что неоднократно публика, выходя в поздние часы из пивной, находящейся почти напротив вверенного мне Управления и моей квартиры, производит шум и крик, находясь, по-видимому, в нетрезвом состоянии, а прошлой ночью в 2 1/2 часа по полуночи толпа около 10-ти человек остановилась против моей квартиры и пела преступную «Марсельезу» в течение нескольких минут, затем пошла по Саратовской улице к Земской Управе, продолжая пение с криком «ура». Сообщая об этом, прошу Вас, не признаете ли возможным учредить пост городового и караульщика на углу Саратовской и Алексеевской улиц, который не допускал бы подобных беспорядков нетрезвых лиц и в то же время служил бы гарантией обеспечения охраны Управления от могущего произойти нападения со стороны неблагонамеренных лиц. Полковник Добрянский».

..Написав, отправил письмо с курьером, успокоился. Пришел в свой кабинет и теперь уже, все более умиротворяясь, отписал письмо своему киевскому коллеге: «Настоящим препровождаю Вашему Превосходительству дело за № 108 на негласноподнадзорного Глеба Максимилиановича Кржижановского».

Добрянский подошел к Окну. На углу топал сапожищами городовой. Добрянский удовлетворенно потер руки и занялся допросом учеников реального училища.

КИЕВ

Они с Зинаидой, путая следы, прибыли наконец в Киев. Москва и Петроград для Глеба были по-прежнему закрыты, а вот трехлетний карантин на другие города, в том числе и на Киев, окончился. Итак, Киев! Древняя и прекрасная столица, город, где дышится легко. Он хорош еще и тем, что близок к границе, Петербургу, Москве, в нем много рабочих, много революционеров, там старый друг Ленгник, который уже приискал Глебу работенку. В Киев с марта переведено Бюро организационного комитета по созыву съезда.

Глеб определился на Киевскую железную дорогу, сначала в службу тяги, как и в Самаре, с жалованьем полторы тысячи в год плюс триста рублей квартирных. Потом, однако, его служебная карьера, достигнув, видно, кульминации, стала развиваться в обратном направлении. Он явно начал опускаться по служебной лестнице, превращаясь последовательно в работника железнодорожного склада, в служащего лаборатории испытания материалов, в ревизора. Магия этих перемещений была Глебу неясна, но архивы департамента полиции свидетельствуют о том, что изменения в его служебном положении отнюдь не были случайными. Благодаря усилиям Добрянского Киевское жандармское управление в секретном предписании начальнику Юго-Западной железной дороги инженеру Немешаеву сообщило, что инженер-технолог Кржижановский может быть допущен «к службе исключительно только канцелярского характера». Инженер Немешаев, как видно, правильно истолковал смысл этого предписания.

Когда через Киев нелегально проезжали делегаты съезда, Глеб мог им только завидовать: он тоже был делегатом, да не мог бросить работы. Он утешал себя лишь тем, что на съезд поехало из России довольно много искровцев. Это естественно, ведь именно члены Русской организации «Искры» вынесли на своих плечах основную тяжесть подготовки к съезду и обеспечения организационного единства партии.

Инженер Кржижановский частенько заходил после работы в Политехнический институт к профессору Тихвинскому. (Профессор был «почтовым ящиком».) Но прошел июль, начался август, а ничего не было. В Киеве распространились слухи, будто Зубатов задумал вдоль всей границы устроить решетку, чтобы пресечь переброску «Искры» и революционеров из-за границы; будто в России готовится реформа паспортной системы, призванная опять-таки затруднить сношения с заграницей. Эти слухи вертелись где-то рядом с сознанием Глеба, не достигая его; он ждал писем, он ждал вестей. Их не было.

Лето уже склонялось к сентябрю, когда в депо прибежал Тихвинский, вызвал его и, отведя, передал…

Писала Надежда:

«В ЦК выбраны Борис Николаевич, Клэр и Курц. Борьба была отчаянная. Кончилось расколом редакции. Пока в редакции только Старик и Плеханов. Остальная часть редакции стояла за смешанный ЦК. Разругались вконец. Положение крайне тяжелое. ЦК наперед обвиняют в недееспособности, но мы верим в то, что такой ЦК наилучший…

Ужасно важный момент. Пахнет расколом. Если старые друзья не напрягут сил, чтобы доказать работоспособность ЦК, вся работа пропала.

Юноша выехал на днях…»

Итак, съезд состоялся. Задача по его организации, поставленная Ильичем, выполнена. Отныне Российская организация «Искры», руководимая Глебом, прекращает свое существование. Она сыграла свою важную организующую роль — подготовила и созвала съезд. На съезде создана, организационно оформлена боевая марксистская партия российского пролетариата. Глеб долго не мог опомниться от обилия информации. Во-первых, выбран ЦК — значит, съезд окончился, значит, он доведен благополучно до конца, значит, партия есть, приняты ее Устав и Программа! Эта новость упоительна, ради этого затрачено столько сил, времени, а некоторые не дожили