Семь лет между нами - Эшли Постон

себе для нового поцелуя. Медленного, чувственного. Его ладони ласково обхватили мое лицо, а его губы шептали тихие подтверждения на мои. Я чувствовала, как его язык скользнул по моей нижней губе, и подалась вперед, ощущая внутри целую вспышку шипучих конфет.

Он пах так хорошо — свободой, мылом, собой — что от этого хотелось еще больше.

— Ты всегда появляешься, когда мне нужна компания, — пробормотал он.

— Компания? Или я?

Он чуть отстранился, поднял на меня свои прекрасные, бурные, как грозовое небо перед первым осенним снегом, глаза.

— Ты, наверное, — ответил он мягко, уверенно.

И эти слова растопили стену, что я выстроила вокруг себя. Я снова поцеловала его, чтобы сохранить вкус его слов на своих губах.

Его ладони нежно скользнули по моему лицу, затем вниз, к моей блузке, медленно расстегивая пуговицы его ловкими, длинными пальцами. Его губы оставили мой рот, переместились к шее. Я издала звук, больше похожий на рычание, чем на что-то соблазнительное, когда он провел зубами по линии моего горла к плечу.

Он развернул нас, прижав меня к столу, и усадил на него, отодвинув бутылку бурбона в сторону. Его язык скользнул по моей ключице, а затем его зубы впились в кожу.

Меня окатило волной мурашек, и я резко вдохнула.

— Слишком? — спросил он, глядя на меня из-под длинных ресниц, в его взгляде плескалось пьяное от меня удовольствие.

Нет, наоборот.

— Еще, — прошептала я, чувствуя, как щеки заливает жар.

— Обожаю, как ты краснеешь, — пробормотал он, целуя ложбинку между моими грудями, расстегивая оставшиеся пуговицы. — Это сводит меня с ума.

Я никогда не задумывалась, как выгляжу, когда краснею.

— Расскажи.

— Это прекрасный оттенок, — начал он, горячее дыхание касалось моей кожи, пока он укладывал меня на стол, упираясь коленом в его край, с руками по обе стороны от меня. — Он начинается вот здесь, — поцеловал чуть ниже ключиц. — И поднимается, — поцелуй в основание шеи. — И выше, — еще один, сбоку. — И выше, — еще один, на краю моей челюсти. — На правой щеке. — И сводит меня с ума, потому что я знаю — это моя заслуга.

Я почувствовала, как кожа вспыхнула от — в общем-то, совершенно верного — предположения, а сердце бешено забилось в груди. Медленная улыбка скользнула по его чересчур кривым губам.

— Как сейчас, — промурлыкал он и поцеловал мои раскрасневшиеся щеки.

То, как он обращался со мной, было таким бережным, таким честным, что это было, если говорить откровенно, чертовски эротично.

Меня уже пытались очаровать раньше, конечно. Нельзя колесить по миру и не влюбиться хотя бы раз в красивого мужчину в Риме, в болтливого путешественника в Австралии, в шотландца с низким, рычащим голосом, в поэта в Испании. Но это было… другим.

Каждое прикосновение, каждый легкий скользящий по коже жест имел вес. Значение.

Будто я не просто девушка, которую целуют, а потом с теплотой вспоминают спустя десять лет. А та, кого будут целовать и через десять.

Через двадцать.

Но, конечно, этого не случилось. Не могло случиться. Я уже знала, чем всё это закончится.

Он поцеловал залом между моих бровей.

— О чем ты думаешь, Лимон?

Мои пальцы скользнули вниз по его груди и нырнули под футболку.

Я думала, что хочу вытащить себя из собственной головы. Хочу просто наслаждаться им, здесь и сейчас.

И еще я думала, какая же это эгоистичная мысль, зная всё, что я знаю. Зная, что у нас не может ничего выйти.

Я думала, как умна была моя тётя, когда установила это второе правило.

И как основательно я собиралась его нарушить.

Я провела пальцами по татуировке на его животе — маленькому бегущему кролику. На его коже пробежала волна мурашек.

— Сколько у тебя их? — вместо всего остального спросила я.

Он приподнял бровь.

— Десять. Хочешь найти их все?

В ответ я стянула с него футболку, и он отбросил её на пол кухни.

Я провела пальцами по татуировке на его бедре — косточка желаний.

— Две.

Инициалы на левой стороне торса.

— Три. Четыре, — добавила я, целуя пучок трав, связанные красной нитью на его левой руке.

На внутренней стороне другой руки — дорога, окруженная соснами.

— Пять.

Айван тихо усмехнулся, наблюдая, как я сползаю с кухонного стола и медленно увожу его в гостиную.

— Ты удивительно хороша в этом, — пробормотал он.

Я снова поцеловала его, прикусив его нижнюю губу.

— Я никогда не отступаю перед вызовом, — ответила я и развернула его, касаясь губами татуировки мясницкого ножа на его правой лопатке. — Шесть.

Седьмая была на правом предплечье — наполовину разрезанная редиска, рассыпающаяся на части.

Восьмая — маленькая, легко незаметная, на запястье: созвездие, складывающееся в знак Скорпиона. Ну конечно, он был Скорпионом.

— Всё сложнее, — поддразнил он.

— Правда? — протянула я.

Он осознал двусмысленность своих слов, громко рассмеялся и вдруг сам покраснел. Я потянула его по коридору, продолжая целовать, и толкнула на кровать, забираясь сверху. Он, несомненно, был чертовски возбужден от моей игры — и это мне ужасно нравилось.

Девятая татуировка пряталась чуть выше ключицы, прямо под его серповидным родимым пятном. Линия сердечного ритма. Когда я прикусила кожу там, он издал звук, будто терял остатки самообладания.

— Жаль, но десятую ты не найдешь, — пробормотал он.

Конечно, найду. Я всегда внимательно слушала.

Я мягко повернула его голову в сторону, почувствовала, как он задержал дыхание, и убрала волосы, завивавшиеся за его левым ухом. Коснулась губами крошечного венчика, спрятанного там.

— Десять, — прошептала я. — И что же мой приз?

Он нахмурил нос.

— Посудомоечная машина подойдет?

— Мне однажды сказали, что это самая важная роль на кухне, — ответила я.

— Он, возможно, никогда не добьется чего-то большего.

— О, Айван, — вздохнула я, взяв его лицо в ладони, — мне плевать. Мне нравишься ты.

И вот оно.

Правило тёти нарушено. Мой идеальный план разбит вдребезги.

Я знала, что Айван не останется посудомойщиком навсегда. Но даже если бы остался, это не имело бы значения. Посудомойщик, шеф, юрист, никто — неважно. Важно было то, что это он. Мужчина с глазами, как драгоценные камни, с кривоватой улыбкой и этим дурацким, но очаровательным подначиванием.

Его жемчужно-светлые глаза потемнели, стали бурей, штормом. Он резко обхватил меня за талию, переворачивая на простыни. Прижался ко мне, проводя ладонями по моим бедрам, скользя под юбку.

— Я сниму с тебя блузку, — сказал он, нащупывая пуговицы, расстегивая их одну за другой своими ловкими, длинными пальцами. Я хотела, чтобы они были совсем в другом месте. — Я буду целовать каждую часть тебя.

— Каждую? — спросила я, когда он расстегнул мой