Семь лет между нами - Эшли Постон

мне кажется, что он делает слишком много. И слишком мало для себя.

— Он хочет, чтобы его дед гордился им, — заметила я.

Мигель кивнул.

— Да, но в какой момент он начнёт делать что-то для себя? Если не дед, то шеф Готье, если не Готье, то что-то ещё, что, по его мнению, нужно, чтобы подняться на новый уровень. Раз за разом, снова и снова. — Он покрутил рукой в воздухе, подчёркивая бесконечность этого процесса.

— Может, это и есть то, чего он хочет, — предположила Иса.

— Может быть, — согласился Мигель. — Но, может, есть ценность и в том, чтобы просто делать то, что приносит тебе радость. Даже если это не то, что принесёт тебе чёртову звезду Мишлен.

Я допила пиво, пока Джеймс возвращался, засунув руки в карманы тёмных джинсов. Он плюхнулся обратно между нами и откинулся на руки.

— Ладно, хватит ныть о работе. Лимон, ты знала, что без этих двоих я бы, скорее всего, не выжил в Кулинарной академии?

— Он был таким занудой, — пожаловалась Иса и сунула в рот ещё один чипс.

Я посмотрела на Джеймса, скептически прищурившись.

— Верю.

Он сделал страдальческое лицо.

— Эй…

— У нас много историй, — подтвердил Мигель.

Я взяла ещё горсть чипсов и сказала:

— У меня нет срочных дел. Расскажите всё.

Иса оживлённо зашумела и вскочила на ноги. Если Джеймс любил говорить руками, то Иса разговаривала всем телом. Она двигалась, когда говорила — расхаживала взад-вперёд, резко разворачивалась, словно сидеть на месте для неё было невыносимо.

— В общем, перед тобой трое лучших выпускников Кулинарной академии нашего года, — заявила она, указывая на себя, Джеймса и Мигеля. — И двое из нас чуть не вылетели. Но не потому, что плохо старались.

Джеймс наклонился ближе ко мне и прошептал, голос у него был тихий и слегка игривый:

— Дам тебе угадать, кто эти двое.

— Только не ты, конечно, — ответила я, и в уголке его губ мелькнула едва заметная улыбка.

Иса продолжила:

— Мы как-то сразу потянулись друг к другу, потому что были самыми взрослыми на курсе.

Джеймс заговорил громче, но не отодвинулся. Наши плечи соприкоснулись, и моё сердце скакнуло к горлу, как у подростка.

— Кажется, я был самым старым на потоке…

— Нет-нет, — махнул рукой Мигель. — Была же та бухгалтерша на пенсии… Как её звали? Беатрис? Бернадетта?

Иса щёлкнула пальцами.

— Берти! Это из-за неё мы поехали летом за границу, помнишь? Когда обслуживали ту нудистскую колонию на побережье Франции?

Взгляд Джеймса ушёл куда-то в пустоту, словно он мысленно возвращался в зону боевых действий.

— Хотел бы я забыть.

— Или когда мы чуть не отравили королеву Англии, — подхватил Мигель.

— Мы не отравили королеву, — поправил его Джеймс. — Даже близко не было.

Но я уловила главное.

— Подожди, вы готовили для королевы?!

Джеймс покачал головой.

— Царство ей небесное. Ничего особенного…

— Да брось! Он никогда ни о чём не восторгается, а это была большая сделка. Это был банкет, суперэлитный, и нас туда взяли по хорошим рекомендациям. Но, кажется, ты тогда не работала в той кухне, да, Иса?

— Нет, я тогда напивалась в Шордиче.

— Точно, точно. — Мигель кивнул, вспоминая. — В общем, если бы не дегустатор, никто бы и не заметил.

— Паприка и молотый кайенский перец выглядят похоже, ладно? — Джеймс сжал переносицу. Потом, чуть тише: — И я был немного с похмелья.

— О боже! — выдохнула я. — Ты почти стал убийцей?

— Кайенский перец не убил бы королеву, — возмутился он, ткнув плечом в моё. Даже сквозь ткань он был тёплым, и так близко, что я могла уловить запах его одеколона — древесный, с нотками кедра и розы. — А вот чили, возможно.

— Это даже не самая интересная история! — воскликнул Мигель, глаза его загорелись.

И дальше они рассказывали. Про безумные приключения: о том, как Джеймс провёл ночь с кем-то в Глазго, о случайном знакомстве с мафиози в Мадриде, которое закончилось бешеной погоней на мопедах по Гран-Виа, о путешествиях по всему миру — как он мечтал, когда мы говорили в квартире моей тёти.

Мы разговаривали, пока не съели все чипсы с корицей и сахаром.

Это был хороший вечер. Тот редкий вечер, которых давно не было. Такой хороший, что он заполнял тебя изнутри, согревал, обволакивал, оставляя лёгкое золотое свечение в душе. Хорошая еда в хорошей компании. К концу разговора Джеймс снова смеялся, улыбка его была лёгкой и непринуждённой, пока он рассказывал о первых годах работы на кухне в «Оливковой Ветви» и о поставщике мяса, который пытался сосватать ему свою дочь.

— Кажется, ты даже сходил с ней на свидание, да? — спросила Иса.

Джеймс опустил голову.

— Один раз. Мы быстро поняли, что не подходим друг другу. Но у неё был козлёнок, которого она наряжала в резиновые сапожки. Такой чертовски милый, — признался он.

— Разве это не было осенью, когда ты переехал в Нью-Йорк? — спросил Мигель. — Когда тебя повысили до линейного повара в «Оливковой ветви»?

К этому моменту я уже была настолько увлечена, что хотела узнать каждую грязную, неловкую деталь обо всём, что когда-либо делал или в чём участвовал Джеймс Айван Эштон.

— Это же после той девушки, да?

Что-то изменилось в его осанке, когда мы всё так же опирались друг на друга. Он вдруг напрягся.

— Не эта история.

— Да брось, — закатила глаза Иса и повернулась ко мне. — Он не затыкался о ней. Ни разу, ни на секунду. Как её звали? Это было связано с песней, да?

— С песней? — Я одновременно и хотела, и не хотела знать.

— Ага, — подтвердил Мигель и начал напевать:

— О, моя дорогая, о, моя дорогая, о, моя дорогая Клементина…

29

Неподходящее время

Джеймс проводил меня до станции метро, хотя сам вызвал себе машину… На самом деле, я даже не знала, где он живёт, но точно не в Монро. После того как Мигель запел «О, моя дорогая, Клементина», я едва не подавилась чипсом. Джеймс быстро сменил тему и начал рассказывать, как Мигель сделал предложение Исе — прямо в фуд-траке, в довольно дождливый весенний день три года назад. Ни клиентов, ни свидетелей — только они двое и стейк, который мог испортиться. Эта история могла бы меня растрогать, если бы я не была полностью выбита из колеи предыдущим разговором.

— Он не мог перестать о ней говорить, — сказал Мигель, прежде чем запеть.

И эта мысль вызвала у меня дрожь в животе.

Он не мог перестать говорить о ней — обо мне.

— Сегодня было весело.