Собака Баскервилей. Острие булавки (сборник) - Гилберт Честертон

Лорд Стэйнс, как видно, только что прочитав записку, повернулся к своему партнеру и произнес с шутливой интонацией:

– Похоже, они хотят вашей крови. Судя по всему, меня они не считают достойным убийства.

И в тот же самый миг отца Брауна пронзила одна из тех необъяснимых фантазий, которые иногда вспыхивали, точно электрический разряд в голове. У него вдруг возникло странное ощущение, что человек, который произнес эти слова, не мог быть убит, потому что он уже был мертв. «Совершенно безумная идея», – поспешил успокоить себя священник, но его всегда бросало в дрожь от холодной, бездушной отстраненности знатного партнера фирмы при виде его мертвенно-бледного лица и неприветливых глаз. «У этого человека, – подумал он, – зеленые глаза, а вид такой, будто у него и кровь зеленая».

У сэра Хьюберта Сэнда кровь не была зеленой. Кровь его, достаточно красная во всех смыслах этого слова, начала приливать к сухим щекам, как свойственно добродушным людям, которых охватывает пылкое и справедливое негодование.

– За всю мою жизнь, – решительно произнес он, но голос его предательски дрогнул, – в мой адрес не было сказано ничего подобного! Я не согласен…

– Сейчас мы не имеем права не соглашаться, – порывисто вклинился его племянник. – Я пытался договориться с ними – бесполезно!

– Но вы же не думаете, в самом деле, – начал отец Браун, – что ваши работники…

– Как я уже сказал, мы можем не разделять тех или иных мнений, – сказал старший Сэнд, и в голосе его все еще слышалась дрожь. – Господь свидетель, мне никогда не нравилась идея угрожать английским рабочим более дешевой рабочей…

– Никто из нас не был в восторге от этого решения, – снова прервал его молодой человек, – но, насколько мне известно, это почти помогло уладить дело, верно, дядя? – Потом, немного помолчав, он добавил: – Мы, наверное, как говорится, действительно расходимся в мелочах, но, что касается общей политики…

– Друг мой, – с успокаивающей интонацией произнес его дядя, – я надеялся, что мы всегда найдем способ избежать серьезных разногласий. – Из чего любой, кто понимает английскую нацию, может предположить – и не ошибется, – что разногласия между ними были нешуточными. И действительно, дядя и племянник отличались почти так же, как англичанин отличается от американца. Дядя, согласно традиционно английскому представлению, полагал, что ему следует держаться в стороне от предприятия, стать чем-то вроде помещика, что даст ему своего рода алиби. Племянник же, придерживаясь американского представления, считал, что должен находиться внутри производства и как механик знать каждое колесико всего механизма. И действительно, он работал с большинством занятых в деле механиков и был знаком почти со всеми процессами и тонкостями производства. Кроме того, американский подход проявлялся еще и в том, что держался он не как работодатель, желающий поддерживать своих людей в форме, а как равный им труженик, до определенной степени, разумеется; по крайней мере, ему хотелось думать, что в нем тоже видят трудолюбивого работника. Именно по этой причине он не раз вел себя чуть ли не как представитель рабочих, когда возникали какие-либо технические вопросы, никоим образом не затрагивающие тех высот, которые занимал его дядя в политике или спорте. Воспоминания юного Генри о том, как он, бывало, выходил из цеха в одной рубашке без пиджака и требовал тех или иных улучшений условий труда для этих людей, сейчас придали ему силы и даже обозлили.

– Черт возьми, на этот раз они сами виноваты, – вскричал он. – После таких угроз у нас один выбор – только противостоять им. Одно остается: уволить их всех. Немедленно! Прямо сейчас! Иначе мы превратимся в посмешище для всего мира.

Старший Сэнд нахмурился, глаза его сверкнули с не меньшим негодованием, но начал он медленно:

– Я услышу много критики в свой адрес, если…

– Критики! – взорвался несдержанный молодой человек. – За то, что вы ответите тем, кто угрожает убить вас? Да вы хоть представляете, сколько услышите критики, если не ответите им? Как вам понравятся такие заголовки: «Капиталист в ужасе», «Работодатель испугался угроз шантажистов»?

– Вот именно, – с едва заметным недовольством произнес лорд Стэйнс. – Особенно, когда его уже в стольких заголовках называли «Железным человеком».

Сэнд снова сильно покраснел и глухо буркнул себе в густые усы:

– Верно. Если эти негодяи надеются меня запугать…

В эту секунду разговор прервался, потому что к ним стремительно подошел худощавый молодой человек. Первое, что приходит на ум при взгляде на таких людей: мужчины (да и женщины) считают их слишком миловидными, чтобы действительно быть привлекательными. Прекрасные вьющиеся темные волосы, шелковые усы, безупречный выговор джентльмена, правда, до того рафинированный и правильный, что это почти вызывало раздражение. Отец Браун сразу узнал в нем Руперта Рея, секретаря Хьюберта Сэнда, которого частенько видел блуждающим по дому сэра Хьюберта. Правда, чтобы он когда-нибудь выглядел таким взволнованным, священник не припомнил.

– Прошу прощения, сэр, – обратился секретарь к своему патрону, – здесь ходит один тип. Я попытался отделаться от него, но он настаивает на встрече с вами. Говорит, у него для вас письмо и он обязательно должен вручить его лично вам в руки.

– То есть он сначала заходил ко мне домой? – спросил Сэнд, бросив быстрый взгляд на секретаря. – Я полагаю, вы все утро были там.

– Да, сэр, – ответил мистер Руперт Рей.

Какое-то время все молчали, а потом сэр Хьюберт Сэнд распорядился, чтобы неизвестного с письмом привели, и секретарь удалился.

Никто, даже самая непривередливая женщина никогда бы не сказала о появившемся, что он слишком миловиден. У него были огромные уши, лягушачье лицо и пугающе неподвижный взгляд. Отец Браун решил, что причиной тому – стеклянный глаз. Вообще-то, воображение его едва ли не наделило этого человека двумя стеклянными глазами – до того застывший взор он устремил на компанию, но опыт священника, столь отличный от его воображения, мог предложить несколько естественных объяснений этому неестественно восковому взгляду. Одно из них – злоупотребление божественным даром – хмельными напитками. Мужчина был невысок ростом, вид имел потрепанный, в одной руке держал большую шляпу-котелок, а в другой – большой запечатанный конверт.

Сэр Хьюберт Сэнд посмотрел на него, а потом достаточно спокойно, но голосом, показавшимся каким-то слишком уж тихим для фигуры таких внушительных размеров, произнес:

– А, это вы.

Он протянул руку за письмом, и прежде чем открыть и прочитать его, посмотрел по сторонам с извиняющимся видом. Прочитав письмо, он спрятал его во внутренний карман и быстро, даже немного грубовато сказал:

– Что ж, я полагаю, на этом дело, как говорится, закрыто. Теперь переговоры невозможны. В любом случае, мы не можем платить им столько, сколько они требуют. Но я хотел бы еще раз встретиться с вами, Генри, чтобы обсудить… как нам все это уладить.

– Хорошо, – ответил Генри с таким кислым видом, будто предпочел бы уладить все самостоятельно. – После обеда я буду в сто восемьдесят восьмом номере. Хочу посмотреть, что там уже закончено.

Человек со стеклянным глазом (если глаз у него действительно был стеклянным) развернулся и деревянной походкой удалился. Отец Браун не сводил с него глаз (его глаза ни в коей мере не были стеклянными), пока он спускался по приставным лестницам, а потом исчез на улице.

На следующее утро с отцом Брауном произошло нечто необычное: он проспал или, по крайней мере, внезапно пробудился ото сна с чувством, что опаздывает. Это частично объяснялось тем, что он вдруг вспомнил (как люди, бывает, припоминают сон), будто уже просыпался раньше, но потом опять заснул. Это довольно обычное явление для всех нас, но только не для отца Брауна. Позже та мистическая часть его сознания, которая обычно отвернута от мира, странным образом убедила его, что именно в этом изолированном темном островке в океане грез между двумя пробуждениями, точно заветный клад, лежало истинное понимание всей этой истории.

Итак, проснувшись, он вскочил с кровати, наскоро оделся, схватил свой большой потрепанный зонтик и впопыхах выбежал на улицу, где промозглое туманное утро рассыпалось, как колотый лед вокруг огромного здания, уходящего вверх черным силуэтом. Он удивился, что на залитых холодным прозрачным светом улицах почти никого нет, но это подсказало ему, что время, возможно, не такое уж и позднее, как он боялся. А потом застывший утренний покой расщепило стремительное появление длинного серого автомобиля, который стрелой подлетел к недостроенному пустому дому и резко остановился. Из глубины машины появился лорд Стэйнс и медленно, как бы нехотя, направился к двери, неся в руках два больших чемодана. В тот же миг дверь распахнулась, но темная фигура, показавшаяся за ней, вместо того чтобы выйти на улицу, отступила назад. Стэйнс дважды позвал человека, открывшего дверь, прежде чем тот завершил свое своеобразное приветствие, выйдя в конце концов на порог. Последовал короткий разговор, закончившийся тем, что аристократ отправился с чемоданами наверх, а его собеседник вышел из тени на свет, явив взору тяжелые плечи и выдвинутую вперед голову юного Генри Сэнда.