Обладатель великой нелепости - Борис Левандовский

Снаружи моросил противный дождь, создавая серо-серебристую мряку, колеблемую, как влажная шаль под порывами сырого промозглого ветра. Временами он усиливался до ливня.

Однако Герман не ощущал ни капель дождя, ни холода ветра – ничего. Впрочем, отсутствия этих ощущений он тоже не замечал. Просочившаяся сквозь крону каштана вода лилась тонкими струйками на его тело и, минуя изгибы, беспрепятственно падала вниз, словно Герман являлся лишь еще одной ветвью дерева или странным наростом на его стволе, обладающим собственным разумом.

Он неотрывно следил за окнами хирурга Лозинского. Придет ли тот сам или кого-то приведет? Судя по всему, врач был одинок, возможно, в разводе. Даже с такого расстояния Герман видел, насколько грязны окна его квартиры, как небрежно задвинуты мятые шторы… Окна одинокого мужчины. Окна, которые так неуловимо похожи на его собственные – не внешне…

Подъездная площадка дома располагалась с другой стороны, и поскольку Герман не представлял, как выглядит Лозинский, при выборе места наблюдения остановился на огромном каштане, откуда хорошо просматривались окна его квартиры. Ее месторасположение Герман сумел вычислить снаружи – когда-то он сам жил несколько лет с родителями в таком же доме. Форточка комнатного окна была открыта. Именно таким путем он рассчитывал оказаться в квартире хирурга, когда придет время и сложатся благоприятные обстоятельства. Возможно, это произойдет как раз сегодня. То, что жилище Лозинского располагалось на верхнем, третьем, этаже, его нисколько не смущало. Теперь без особых затруднений Герман способен был подняться до третьего этажа, цепляясь за оконные рамы и узкие просветы между кирпичами, без лишнего шума. За считанные секунды. Его самого это уже нисколько не удивляло. Как и то, что он узнает о приходе Лозинского, даже если тот не станет включать свет, – он просто увидит за шторами блуждающий по квартире огонек размытой человеческой фигуры, похожей на некую разновидность радиоактивного призрака.

После третьего приступа Герман пролежал без сознания до полудня 25 сентября, то есть около десяти часов. Открыв глаза, он увидел прямо перед собой собачью голову с открытыми, затянутыми мутной пленкой глазами и вывалившимся языком. Вокруг все было густо заляпано запекшимися сгустками крови – паркет, нижняя часть стены и даже журнальный столик.

Герман, не понимая, что произошло, несколько минут смотрел на голову мертвой собаки, затем кое-что в памяти начало проясняться. Он более или менее помнил разговор с отцом, адскую боль, когда начался приступ, но что касалось собаки, вернее, ее головы…

Здесь возникало впечатление, будто воспоминания, связанные с ней, принадлежали кому-то другому, – настолько смутно и удивительным образом отстранено мозг воспроизводил отдельные части этих воспоминаний. Это походило на фильм, виденный десять лет назад, точнее, отрывки этого фильма, и даже его название вытерлось из памяти. В его же случае это был один единственный «кадр»: бездомная дворняга, привязанная к скамейке за заднюю лапу куском бельевой веревки, вероятно, детьми ради забавы. Собаку либо забыли отвязать, когда расходились домой, либо оставили там намеренно. Когда Герман к ней приблизился, холка и шерсть на спине собаки встали дыбом, однако она не издала ни единого звука – кажется, она пыталась заскулить, но… не посмела? Не смогла? О том, что произошло дальше, Герман мог только гадать.

Он отвернулся от неприятного зрелища в углу гостиной, стараясь привести мысли в порядок. Недавний приступ не оставил после себя боли, однако в ощущениях Германа появилось что-то новое.

Внезапно в голове Германа заговорил всегда узнаваемый голос Независимого Эксперта:

«Знаешь, что все это означает? Временами ты полностью теряешь над собой контроль… Твое превращение еще не закончилось – оно продолжается, и ты уже ничего не можешь с этим поделать. Он не остановится, пока не получит над тобой абсолютную власть. Но ты должен хотя бы попытаться противостоять ему… Потому что в следующий раз на месте собаки может оказаться…»

Тирада Эксперта, прошла мимо сознания Германа. Его внимание целиком было обращено к странному звуку, заполнявшему все окружающее пространство. Этот звук был подобен тому, что витает над оседающей пеной – шипящий и немного трескучий, – что-то похожее он слышал в детстве, когда подносил ухо к стакану только что взбитого миксером молочного коктейля. В первый момент Герман подумал, что причиной этого звука был дневной свет, проникающий в комнату сквозь задвинутые шторы (и эта мысль почему-то не показалась ему странной); вроде бы это трескучее шипение исходило именно со стороны окна.

Но потом Герман обнаружил, что источник этого странного звука – его тело.

Оно ощутимо, раза в два, уменьшилось в объемах, словно усохло. Пожелтевшая кожа съежилась, как поверхность воздушного шара; местами она свисала огромными пластинчатыми струпьями. Когда Герман начал подниматься, струпья посыпались с него как старая штукатурка, – от них и исходил тот негромкий шипящий звук, что издает оседающая пена. На полу остался след, повторяющий очертания его тела – будто на противне, где пережарилась рыба.

Затем Герман обнаружил у себя прогрессирующую способность двигаться с непостижимой скоростью. А в последующие три дня, когда процесс нового преображения завершился, он невольно стал напоминать себе нечто промежуточное между гигантским двуногим пауком и воскресшей мумией.

Его кожа превратилась в подобие брони, обтягивающей тело как панцирь, сохраняя некоторую эластичность лишь в районе подвижных частей – на сгибах локтей, коленей, пальцев и так далее.

Иногда до его внутреннего слуха доносился панический голос Независимого Эксперта (но все реже и слабее), который пытался докричаться из своего нового местопребывания – убогой кельи в самом темном и необитаемом краю сознания. Он вещал зловещие пророчества, одно мрачнее другого…

Впрочем, кого интересовали эти глупые вопли?

Теперь Герман чувствовал себя необычайно сильным и быстрым – лучше, чем когда-либо. Его больше не интересовало, сколько еще протянет организм, лишенный пищи и воды. И совершенно не заботило будущее.

Поздним вечером 28 сентября он покинул Убежище.

До района, где жил хирург Лозинский, Герман добрался в несколько раз быстрее, чем рассчитывал, составляя по карте будущий маршрут. Затем отыскал его улицу, дом, окна и, укрывшись в желтеющей кроне большого каштана, застыл в ожидании.

Герман не особо задумывался, способен ли он прикончить врача вместе с женой. Или заодно с кем-нибудь другим, кто мог оказаться рядом с ним. Он рассматривал ситуацию с хладнокровной рациональностью паука, который торопится к жертве на другом конце паутины.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});