Со спичкой вокруг солнца - Семен Нариньяни

Мне тоже хотелось отблагодарить главного за то, что поверил он в мои журналистские силы, и я, добавив к одиннадцати копейкам Рябоконя свои шестнадцать, купил Андрею (в те времена мы все называли друг друга на «ты» и по имени) не «Пушку», а «Шедевр».

Моя добавка обидела Рябоконя. Он кинул мне назад мои шестнадцать копеек и сказал:

— Главный не нищий, чтобы принимать от сотрудников подачки. Это во-первых. А во-вторых, фельетон у тебя получился средненький. На «Пушку», не больше. До «Шедевра» ему далеко.

Затем Рябоконь исправил заголовок. Мой «Под звон бокалов» зачеркнул и написал свой — «Брызги шампанского». Псевдоним, который предложил Катинов, «Коля Петер», тоже зачеркнул и поставил под фельетоном — Ник. Петров, подпись, которой я пользуюсь до сегодняшнего дня.

Потом Рябоконь написал сверху над заголовком: «Срочно. В номер. Петит» — и пошел к главному. Я остался ждать своей судьбы. Минут через десять дверь репортерской открылась, и курьер крикнул:

— Колику к главному!

— Ну, ни пуха ни пера! — крикнули репортеры дружно, и те, которые числились спецами, и те, которые пришли в газету уже после революции.

И я снова топтался у редакторского порога, прежде чем переступил его.

— Ты звал?

На этот раз главный вышел из-за стола, легонько толкнул меня в грудь и сказал:

— Правда, это еще не комсомольский Мих. Кольцов, но для первого раза подходяще. Давай ищи тему для нового фельетона.

— Я уже нашел.

Главный снова толкнул меня в грудь:

— К завтрему напишешь?

— Постараюсь.

— Давай, Рябоконь, ставь в план воскресного номера.

— Заголовок есть?

— «Мы с доктором».

— Хорошо, — сказал главный. — А вот «Брызги шампанского» — нехорошо. Это названье для танго, а не для фельетона.

— Названье для танго придумал я, а не он, — буркнул Рябоконь.

— А какой был у него?

— «Под звон бокалов».

— Тоже не ах-ах, но лучше. Давай оставим его.

На следующий день я отправился в редакцию на час раньше обычного и не трамваем, а пешком. Останавливался около каждой газетной витрины, около каждого киоска. Город воспринял рождение нового фельетониста без внешних признаков энтузиазма. Народ, как и прежде, покупал «Правду», читал фельетон настоящего Мих. Кольцова. Лишь у Ильинских ворот, под памятником героям Плевны, я увидел на скамейке паренька с нашей газетой в руках. Я подсел к нему. Паренек посмотрел на меня и сказал, показывая на мой фельетон:

— Эх, и дают же!

В редакции на летучке Рябоконь прочел приказ, в котором Н. П. Петров «ввиду успешного окончания ученичества зачисляется в штат редакции литсотрудником со ставкой 30 рублей в месяц».

В тот же день биржа труда прислала на мое место в счет брони подростков нового ученика. А еще через неделю, в газете была напечатана заметка, из которой явствовало: «Факты, указанные в фельетоне «Под звон бокалов», подтвердились. Народный суд приговорил бывшего завмага Величкина к пяти годам тюремного заключения».

Как будто бы все. Моему первому фельетону можно было сказать «до свидания». И я сказал. Больше того, я уже написал и напечатал второй и третий фельетоны. И вдруг дверь в репортерскую открывается, и курьер кричит:

— Ник. Петрова к главному!

Иду. Смело открываю дверь в редакторский кабинет, а редактор не один. Рядом паренек в выцветшей синей майке.

— Знаком?

Смотрю на паренька. На вид ему можно дать и пятнадцать и двадцать пять лет. На круглом лице добрые, по-детски наивные глаза. Бровей не видно. Рязанские ребята ходят при бровях и ресницах только зимой. А чуть припечет солнце, от этой роскоши остаются только воспоминания. Смеюсь над парнем, а сам в летние месяцы тоже щеголяю безбровым.

Между мной и редакторским гостем только и разница, что мою масть можно определить по прическе, а он, как солдат, острижен наголо.

Улыбаюсь пареньку, говорю:

— Коля.

Паренек называет себя:

— Петя.

— Не просто Петя, — добавляет главный. — Петя Величкин.

Меня как будто огрели прутом.

— Так ведь…

— Был, а теперь выпустили.

Вот, оказывается, почему безбровый гость редактора был острижен наголо. Редактор смотрит на меня, говорит:

— Горпрокурор установил, что Величкин не виновен в растрате трех тысяч рублей.

— А как же бумажки, которые ты дал мне в синей папке?

— Бумажки были лживые. А ну, Величкин, расскажи своему крестному, как было дело.

А дело, оказывается, было так. Привел председатель правления потребительской кооперации «Профработник» комсомольского выдвиженца в магазин за пять минут до открытия, собрал продавцов и сказал:

— Вот вам, продавцы-молодцы, новый заведующий. Он разливщик стали с «Серпа и молота», торговать не умеет, так вы его в порядке пролетарской солидарности поучите.

А в этом магазине продавцы оказались без чувства пролетарской солидарности. Как говорится, вор сидел на воре. Попробовали воры поначалу прощупать новичка, — может быть, удастся втянуть его в свою компанию. А Величкин ни-ни. Наоборот. Стал проявлять строгость. Увидел, что продавец мануфактурного отдела обмеривает домохозяек. На каждой покупке ужуливает пять-десять сантиметров. Он выносит ему выговор. А на следующий день выясняется, что и в отделе готового платья продавцы не лучше. Величкин и им выговор. Предупреждает:

— Увижу еще раз — передам дело прокурору.

Продавцам-молодцам не по душе строгий завмаг, и, чтобы избавиться от него, они устраивают подлог. Переправляют несколько накладных и бегут к членам ревкомиссии с сигналом:

— Устройте переучет. У нас подозренье.

Ревкомиссия на два дня закрывает магазин, находит недостачу в три тысячи рублей и обвиняет Величкина в растрате. Один экземпляр акта ревкомиссии продавцы несут председателю правления кооператива, а второй к нам, в редакцию:

— Смотрите, каких выдвиженцев присылает горком ВЛКСМ на укрепление торговой сети.

Наш главный кладет этот акт в синюю папку. А на следующий день продавцы приносят в редакцию решение бюро комсомольской организации кооператива «Профработник».

«Члена ВЛКСМ Величкина, как не оправдавшего доверия, исключить из рядов организации».

Наш главный кладет и вторую бумажку в синюю папку, а я, руководствуясь этими бумажками, пишу фельетон.

Величкин пробовал оправдаться на суде:

— Я не крал народных денег.

А судья не верит. Тычет пальцем в мой фельетон.

— Уж не свои ли кровные кидал ты в «Праге» под ноги цыганкам?!

— Да я не был в «Праге».

А ему читают новую цитату из фельетона: «Расскажи, расскажи мне, бродяга…»

Мне хотелось кричать, ругаться, дать самому себе по зубам. Честный комсомолец борется с ворьем. А я тоже комсомолец. И вместо того, чтобы помочь честному человеку разоблачить воров, помогаю ворам посадить в тюрьму честного человека. Нет, такой промашки никогда бы не допустил настоящий Мих. Кольцов. Почему? Потому, что в его фельетонах, как в железнодорожном расписании, не пять, не десять, не пятьдесят, а все сто процентов правды.

— Что будем делать? — спрашивает главный.

— Писать новый фельетон.

— О ком?

— О продавцах-подлецах, слепых членах ревкомиссии, недальновидных членах комсомольского бюро и доверчивом фельетонисте.

— Значит, о самих себе? Что ж, садись пиши в завтрашний номер.

— Прости, я напишу, но только в послезавтрашний. А завтра я пойду в кооператив «Профработник», к горпрокурору, проверю на месте, что и как.

— Зачем проверять? Вот постановление горпрокурора. Он уличает продавцов в подлоге, отменяет решение нарсуда.

— Пока не посмотрю накладных, не поговорю с продавцами — писать не сяду.

— А если я скажу тебе: пиши, я, как редактор, отвечаю?

— Прости, Андрей, но если мне такое скажешь не ты, а сам господь бог, которого, конечно, нет, то я и господу богу отвечу то же самое: проверю сам, тогда и напишу.

— Правильно, Коляка, делай так всегда. Я думаю, Петя Величкин извинит нас, грешных, за то, что мы напечатаем фельетон в его защиту не в завтрашнем номере газеты, а в послезавтрашнем. Ну как, Петя, извинишь?

* * *

Ник. Петров поставил точку в конце своего рассказа, поблагодарил нас, за внимание и стал маленькими глоточками отхлебывать чай, который кто-то из присутствующих заботливо поставил перед ним.

Со всех сторон посыпались вопросы Ник. Петрову. Сначала справочного характера.

Где сейчас работает редактор Андрей?

Почему Рябоконь послал набирать фельетон петитом, если обычно такие материалы набираются боргесом или даже корпусом?

Был даже такой неожиданный вопрос:

Как звали по отчеству Петю Величкина? Не его ли внук играет сейчас левым полусредним в команде доменного цеха Енакиевского завода?