Битва под сакурой - Борис Сапожников

Как и в прошлый раз гаубицы решили исход сражения. К тому же, орудия уже заняли позиции и были готовы ударить по столице. Врагу не удалось добиться нужного результата. И он предпочёл отступить.

Чёрная волна каии отхлынула от линии обороны, забирая с собой и немногочисленные оставшиеся мехи, огрызающиеся очередями из пулемётов и выстрелами из ПМРов.

— Мы на позициях, Хатицука-дайсё, — доложил начальник штаба бригады. — Когда прикажете открыть огонь?

— Ждём, — коротко ответил тот.

— Чего? — удивился начальник штаба.

— Приказа, — ответил Хатицука, постучав пальцем по радиостанции.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио

Ранг Наэ казалось вовсе не покидала ангар, где ремонтировали доспехи духа. Вместе с рабочими и инженерами она трудилась не покладая рук. Они ели и спали прямо в ангаре. Перемазанные в машинном масле и смазке они восстанавливали доспехи, едва ли не по частям. Работа в ангаре не прекращалась ни на минуту. Одни бригады сменяли другие. Металлический грохот стоял сутками. Казалось, здесь ничуть не тише, чем на поле боя, в которое превратилась столица Японии.

Хакусяку не слишком любил спускаться сюда, но во всех остальных помещениях базы он уже побывал, пообщался со всеми бойцами отряда, кроме Марины. Та столь самозабвенно отдавалась стрельбе из своего любимого револьвера, что он решил ей не мешать. Теперь пришла очередь ремонтного ангара и Ранг Наэ.

— Как идёт подготовка доспехов? — поинтересовался хакусяку у кореянки.

— Я и не представляла, в каком они плачевном состоянии, — ответила та. — Пока мы сражались в них, казалось, так и надо, а оказывается, доспехи разве что не разваливались на ходу. Система «Иссэкиган» повреждена на всех машинах, линзы все в трещинах, маркировка сбита. Как мы умудрялись попадать хоть в кого-то, просто не понимаю!

— Вот видишь, — кивнул хакусяку, — а вы хотели драться в них и дальше.

— Это было бы просто немыслимо! — воскликнула Наэ. — Да они могли бы развалиться в следующей же схватке.

— Не развалились бы, конечно, — рассудительно произнёс хакусяку, — но и воевать в них было, наверное, равно самоубийству. Особенно когда против вас будет гигантский каии.

— А почему вы, хакусяку, так уверены в том, что Юримару обязательно превратиться в этого самого гигантского каии? — поинтересовалась Наэ. — Я лично не слишком верю во всю эту мистику, все эти энергии тьмы и прочее. Я считаю, что даже это вовсе ни какие-то там твари, порождённые злом, а просто некая форма жизни, отличная от нас. Просто Юримару удалось наладить с ними контакт и заключить союз для каких-то своих целей.

— Как бы то ни было, — развёл руками хакусяку, — но нам надо добраться до него и уничтожить. Превратится он в гигантского каии или нет — не важно. Ремонт надо закончить в течение следующих суток. Я понимаю, что для этого придётся проработать эти сутки без перерыва, но тебе, Наэ-дзюнъи, я приказываю отдыхать. Прямо сейчас отправляйся в душ и спать. К началу боя ты должна быть отдохнувшей и в полной боевой готовности. И этот приказ не обсуждается. Шагом марш!

— Но я… — начала было Наэ.

— Не обсуждается, — отрезал хакусяку. — Шагом марш!

— Мы вполне справимся без вас, Наэ-сан! — крикнул один из работников. — Вы очень помогли нам, и теперь мы работаем намного лучше! — Он махнул ей разводным ключом.

— Спасибо, — церемонно поклонилась кореянка. — Работать с вами было одно удовольствие для меня.

— Ступайте уже, Наэ-дзюнъи, — поторопил её хакусяку, стоящий в дверях ангара.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Первый воздушный флот

Это соединение хоть и называли Первым флотом, но на самом деле стоило бы именовать его единственным. В ходе войны с каии погибло много дирижаблей, и теперь самые тяжёлые собрали в один флот, готовящийся к бомбардировке столицы. Флот собирали, как говорится, с бору по сосенке, два механосных дирижабля пришлось даже с большим риском гнать из Китая. Именно из-за них вылет флота был сильно задержан. После столь длительного перелёта воздушным гигантам требовался ремонт, и только когда они были признаны готовыми к бою и полностью укомплектованы лёгкими мехами, флот пришёл в движение.

Громадными облаками дирижабли закрыли небо, потянувшись против ветра в сторону Токио. Они прошли над Митакой — с высоты были отлично видны следы недавнего побоища, произошедшего тут не так давно. Летели над дорогой, изуродованной схваткой, шедшей на её полотне всего несколько часов назад. Вот уже флот минует замершую на позициях сводную артиллерийскую бригаду Хатицуки-дайсё.

А внизу, под ними, радист вскидывает голову и протягивает трубку командиру бригады. Тот выслушивает приказ и передаёт его своей бригаде. Все орудия её уже давно стоят на позициях. Гаубицы, мортиры и миномёты готовы по первому слову Хатицуки обрушить на столицу тысячи снарядом.

— Огонь! — командует Хатицука, и бригада как будто взрывается в едином, слитном залпе из всех орудий.

Прошедшие над бригадой дирижабли опускаются на высоту бомбардировки и открывают люки. Тысячи бомб обрушиваются на Токио. С запозданием в небо рвутся крылатые каии, но их встречают лёгкие мехи. Начинается воздушный бой.

А Токио внизу иначе как адом назвать было нельзя.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио

За прошедшие дни вынужденного отдыха Марина извела боеприпасов, наверное, больше, чем за всё время войны с каии. Она стреляла каждый день, разнося в щепу фанерные мишени, выкрашенные в чёрный цвет. На стрельбах они обозначали каии, но Марине намного приятней было воображать, что стреляет она не в абстрактных чёрных чудовищ, а в красных комиссаров, которые так любили носить кожаные куртки и фуражки, или командиров, вроде того же Руднева. И вот что самое странное, стоило ей представить вместо чёрного овала плоской «головы» мишени лицо Пантелеймона — и нажать на курок становилось невозможно. И ведь вместо нынешнего мрачного и какого-то потемневшего лика, чем-то напоминающего великомученика с иконы, Марине представлялась задорная веснушчатая физиономия, какой он щеголял в дни их гимназического знакомства. Ей очень хотелось запомнить его грязным, окровавленным, каким он валялся под копытами их коней, вместе с другими бойцами красного отряда, перебитого Волчьей сотней. Но каждый раз, всё равно, всплывала задорная веснушчатая физиономия с вихрами и в гимназической фуражке набекрень.

Это злило Марину, она начинала откровенно мазать — пули ложились мимо «десятки». Она несколько раз глубоко вздохнула, приводя чувства в порядок, медленно перезарядила револьвер, подняла руку, сосредоточившись на мушке, навела её на «лоб» мишени. Представила себе красную звёздочку на чёрном картузе комиссара. Так стрелять было намного проще. Палец выбирает слабину спускового крючка. Вдох. Задержать дыхание. Выстрел!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});