Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно

там перечёркнутых штрихами олив, было тихо.

– Слушай, а давай-ка сходим к Львиным воротам, пока не понаехали туристы, – предложила Ада.

– Конечно.

Натянув шорты и футболку, Дария подхватила камеры и вышла, стараясь не хлопнуть дверью.

Они были совершенно одни: наслаждались солнцем, поднимающимся из-за вершины Пророка Илии, помахали рукой двум ленивым львам, дошли до могилы Агамемнона, обнаружив, что охранник ещё не открыл ворота, потом сели в машину и поехали завтракать в единственный в деревне бар с таксофоном. К этому часу улицы уже заполнились местными, сплошь мужчинами: ремесленниками, пастухами, гидами, продавцами сувениров. Единственным попавшимся им приезжим оказался долговязый скандинав в туристических ботинках и с тяжёлым рюкзаком за плечами. Появление двух женщин вызвало радостные улыбки и приветственные возгласы на греческом или традиционно ломаном английском. Кто-то криво усмехнулся, но в целом их встретили доброжелательно.

Дария заказала кофе и липких турецких сладостей на меду, Ада взяла горячий чай с засохшим пончиком. Хозяин вдобавок поставил на их стол чудесный серебристо-фиолетовый цветок артишока в прозрачном стакане. Несмотря на то, что живот побаливал, Ада чувствовала себя гораздо лучше – спокойнее, расслабленное, умиротворённое.

– Интересно, сколько они ещё протянут, пока туризм их не испортит? – спросила она вполголоса.

– Думаю, без туристов они просто сдохнут с голодухи, – несколько агрессивно ответила Дария. – И потом, хотела бы я знать, почему они вечно что-то жуют: тыквенные семечки, арахис, это чёртово кунжутное печенье... И почему не могут следить за своими руками? Разве обязательно хватать меня за плечи, чтобы отвести к столу?

– Да брось! Ты же знаешь, они это не со зла.

Купив заодно упаковку из двенадцати бутылок минеральной воды, они загрузили её в багажник – похоже, здесь лучше не рисковать и не пить из родников и фонтанов. Какая жалость! Утолять жажду водой из древних источников было бы так романтично...

Ада взглянула на часы: да, уже можно позвонить в Донору, не перебудив весь дом. Получив у баристы горсть жетонов, чтобы не пришлось прерывать разговор на середине, она спросила у него, где телефон. Тот, крутанувшись на каблуках, отвёл её за руку, другой рукой приобняв за шею – кажется, здесь вообще не представляли себе общения без физического контакта. Набрав номер, она подождала, пока жетон провалится в щель. Последовала долгая пауза, изредка прерываемая эхом и жужжанием, потом наконец подошла младшая из горничных, сразу же передавшая трубку дяде Тану. Его голос доносился словно бы издалека, слабым отзвуком, как будто и в самом деле пересёк «тени задумчивых гор и бескрайние бездны морские», как писал Пасколи в стихотворении «Антикл», которое Ада читала студентам. Дядя, как всегда в последние несколько лет, завтракал в постели.

– У нас все в порядке, Адита, не беспокойся. Чувствую себя прекрасно. А вы там как? Неплохо доехали?

Ада рассказала ему о машине цвета платья Дарии, о ласточкином гнезде, о черепахе и о восходе солнца над руинами, но ничего не сказала о боли в животе, предпочитая не давать поводов для беспокойства. Дядя в ответ попросил найти для него хорошую биографию Ласкарины Бубулины.

– Кого-кого?

– Это героиня войны за независимость от турецкого владычества. Ты же миллион раз видела её портрет на банкноте в пятьдесят драхм!

– Никогда об этом не задумывалась. Хорошо, я поищу. Не по-гречески, конечно?

– Э-э, нет. Если не найдёшь по-итальянски, сойдёт английская или немецкая.

Раздался сигнал, что жетоны подошли к концу.

– До завтра, дядя.

– Вовсе не обязательно названивать мне каждый день, Адита.

– Я же скучаю по тебе. Обнимаю.

– Зевс да хранит тебя, племянница. Или Афродита, если тебе так больше нравится.

Вернувшись в дом миссис Чепмен, они заплатили несколько драхм за ночёвку, собрали багаж, сели в машину и направились в сторону Эпидавра. Дария вела аккуратно, чтобы Аду не слишком укачивало. Полуденное солнце припекало немилосердно, а тёплый ветер из открытых окон ерошил подругам волосы, но совсем не освежал. Показался Тиринф, крепость Амфитриона, где обманом был зачат Геракл[49]. Тогда, чтобы продлить ночь любви Зевса и Алкмены, солнце трижды отказалось взойти на небосвод.

Ада не могла не связывать всё, что видела, с мифами и историями, которые благодаря дяде Тану ещё в подростковом возрасте захватили её помыслы. Дария же лишь разок удивилась, что стены, сложенные из огромных каменных глыб, напоминают нураги[50] на Сардинии, куда они с мужем прошлым летом ездили отдыхать.

6

Поесть остановились на обочине, под крытым соломой тростниковым навесом, где предлагали греческий салат на бумажных тарелках и долму – завёрнутый в виноградные листья рис. Ада выбрала долму, а вот салат Дарии доесть так и не удалось: ветер вырвал тарелку из её рук, и та взлетела в воздух, высыпав содержимое прямо на крышу машины. Но подруги были в хорошем настроении и лишь от души посмеялись.