Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности - Андрей Ястребов

Бог в этой системе отношений – очень правильная и вполне постижимая реальность, исполненная в духе пушкинской простоты, толстовского повествовательного гигантизма и рефлективности поэтики Достоевского. Бог предстает в виде некоей очевидной парадигмы, которую необходимо лишь торжественно озвучить. В адрес безбожной повседневности раздаются уже привычные за последние полтора века досады и укоризны.

В наиболее радикальных версиях редактуре подвергается и самое абсолютное начало. Бог, точнее идея Бога, предельно русифицируется: там, где обозревался демократический овал, появляются острые углы полемики, плавные линии меняются на изломанный некошерный пейзаж, фигура смысла уходит в тень и более предпочтительными делаются угрожающие многоточия намеков и императивные восклицательные знаки обвинений.

О корпоративно-либеральном симулякре

Другое направление – корпоративно-либеральный симулякр – покоится на утверждении, что миссия традиционалистов невыполнима, так как они в расстановке известных ценностных акцентов не учитывают опыт Запада. Здесь царит та же монополия на объективность и та же убежденность, что русская классическая культура – центробанк правильных идей, но с важной поправкой: центробанк, нуждающийся в валюте протестантской этики, в противном случае ренессанс классики неминуемо вступит в тоталитарную или, в лучшем случае, барочно-пародийную фазу.

Коэффициент фертильности новых идей в данном спектре дискуссий тоже крайне низок, но недостаточность оригинальных концепций компенсируется фигурой иронического всепонимания. На известные сетования традиционалистов звучит ответ: только Франция и Россия испытывают паранойю насчет исчезающего национального характера. У Занзибара, к примеру, нет времени на национальную идею и, соответственно, на ламентации по поводу гибели занзибарского национального характера.

Алгоритмом будущего провозглашаются умеренный литературоцентризм плюс культурный практицизм Запада в качестве парадигмы новой цивилизации, торжествующей на развалинах традиционалистских утопий. Либералы оптимистичны во взгляде на современное состояние культуры, утверждая, что духовность и современность всегда находятся в состоянии баланса при условии соблюдения обществом демократических процедур.

Радикальная ветвь корпоративного либерализма – неолиберально-технократический симулякр – с абсолютным категоризмом ратификацирует мысль о невозможности возвращения к традиционному консерватизму и ценностям русской классики. Это направление обеспокоено проблемой воспитания нового читательского поколения в духе технологий XXI века. Старинный спор об Интернете, несущем роковую гибель изящной словесности, решается в стилистике рекомендации перестать демонизировать компьютер.

В полемике между традиционалистами и либералами, как правило, побеждают не аргументы, а тот из спорщиков, кто в момент дебатов пограмотнее расставит ограничительные флажки дискуссии. При всей непохожести позиций спорщикам удается найти идеологический компромисс, о чем, к примеру, свидетельствуют итоги Национальной литературной премии «Большая книга-2007», когда два специальных приза «За вклад в литературу» были присуждены «патриоту» и «либералу».

God как Всевышний Менеджер

Особая тенденция – гламурно-корпоративный симулякр – рекламирует идею God как Всевышний Менеджер.

Новое поколение россиян, успешно интегрированное в рыночные отношения, нуждается в своих вождях и текстах. Сообществу менеджеров нужны книги, фильмы, журналы, из которых можно было бы узнать обо всем на свете – о родном, корпоративном, о вечном, наконец, но не в пугающем формате. Бессрочные темы никогда не устаревают – в гламурных журналах в любое время можно сообщить под кричащими заголовками о последней любовной истории Лукреции Борджиа или поведать о смерти Сократа.

Гламур противопоставлен злу обывательской жизни, которая прорисовывается в опереточной стилистике легких недоразумений, обязанных смениться весельем. Гламур – придумка, мираж, совокупность грез, рекламных рекомендаций и культурных ассоциаций. Его назначение – в меру раздражать формирующееся буржуазное сознание чаемым просперити, будировать интересы и целенаправленно вытравлять ненужные комплексы у посвященных и рождать чувство неполноценности у профанов. Гламур становится универсальным инструментом выхода из моральной депрессии: человек обязан знать, для чего он зарабатывает деньги. Он зарабатывает, чтобы стать гламурным, гламур умножает деньги и т. д. В пелевинской интерпретации, гламур и деньги – вещи почти взаимозаменяемые: «В деньги перерабатывается практически любое восприятие. Гламур здесь вне конкуренции. Именно поэтому вокруг человека всегда столько глянца и рекламы. Это как клевер для коровы».

Культура гламурно-корпоративного симулякра, воспевающая маскулинность стабильного бизнеса и изобильность демократических ценностей, Богу придает качество приватного рукоделия, удобного и совсем не страшного, как в романах О. Робски: «Я всегда относилась к Богу как к помощнику по хозяйству. „Господи, пусть это пятно отстирается с моего любимого белого пальто!“, „Господи, хоть бы у меня не закончился бензин прямо перед заправкой!“, „Господи, пусть новая няня окажется хорошей, я не могу больше сидеть дома!“, ну и так далее. Проблем каждый день хватает. Бытовых».

В соответствии с данной посылкой формируются и новые технологии, с помощью которых осуществляется утопия гламурной культуры: из деталей, уворованных из классики, собрать брендовый текст, изобразить не реальность, а ее гламурный субститут, выпустить не книжку, а издательскую бомбу. Коммерческая смекалка писателей заслуживает почтительного ужаса. Бесконечны серии текстов о трудовых буднях бледного менеджера – жертвы непосильной жажды гламурной жизни, об отчаянии богатой красавицы, томящейся в хорошо обставленном одиночестве. Маркетинговые приемы богаты: серийность, связь с мифологией, эксплуатация страхов, использование рекламных слоганов. Текст превращается во что-то среднее между бизнес-планом, бизнес-ланчем и рекламным проспектом.

«Мы верим в God'а»

Бог в традиционном патриархальном виде и классическая культура совсем неудобны курьерам гламурно-корпоративных истин, списывающих рецепты рекламных идей с западных демократий. Знакомая новость о гибели национального характера обычно подается под привычным бешамелем: «Ах, эти русские мальчики Достоевского!» Русский Бог видится категоричным, жестоким в качестве куратора реальности, в саму структуру которой заложены допущения и компромиссы. Его имя списывается не со своих банкнот.

Для писателей, трудящихся на ниве концепции God как Всевышний Менеджер, предпочтительным становится создание толерантного и актуального дублера Бога. На роль дублера назначаются институты демократии. Архаичная купеческая «пудовая свечка» отступных помещается в музей курьезов. Образ новой веры основан на мысли об обязательности следования предписаниям рынка = God’а = Всевышнего Менеджера, курирующего корпоративную демократию. Идея подобного страховочного дублера, выступающего в зависимости от необходимости синонимом то рынка, то демократии, несомненно, обогатила философскую и эмоциональную палитру социума.

Герой «Generation П», рекламный креатор Вавилен Татарский, под влиянием психоделиков создает рекламу для Господа Бога. Ролик рассчитан на богатых: «Длинный белый лимузин на фоне храма Христа Спасителя. Его задняя дверца открыта, и из нее бьет свет. Крупные планы: сандалия, почти касающаяся асфальта, и рука, лежащая на ручке двери. Лика не видим. Только свет, машина, рука и нога. Слоган: „Христос Спаситель. Солидный Господь для солидных господ“».

Сведение сакрального материала к рекламно-камерным объемам подразумевает установление добрососедских договорных отношений: человек с удовольствием пользуется банкнотой, утверждающий «In God We Trust», а за это God позволяет человеку импровизировать, манипулировать не только миром, но и Самим Собой.

Языческое гламурно-корпоративное заклинание «Мы верим в God’а» осуществляется в эстетике осмотрительной деловитости: «Вера – не очень удачный бизнес для начала, но хороший бизнес для конца». Среднему менеджеру невыгодно с начала своей карьеры впадать в религиозный экстаз – просто он должен всею душою любить свою корпорацию. Потому что корпорация – это отделение Всевышнего Менеджера.

При этом возникает парадокс. Культура гламурно-корпоративного симулякра – противница «тоталитарного» и традиционалистского – активна в пользовании методологией и стилистикой марксизма. Как модель мироустройства она практически мало отлична от традиционалистской . Как по инструментам (манипулирование обманками), так и по методу: цель настойчиво продолжает оправдывать средства, демонстрируя толерантно мятущегося человека в рамках благопристойности корпоративного мышления. Смысл провокации, по В. Пелевину, не в вызове, а в нейтрализации конфликта между позицией умеренного ниспровергательства и истеблишментом: «…провокация в наше время стала главным принципом организации. Ждать, пока ростки нового сами пробьются сквозь асфальт, сегодня никто не будет, потому что по этому асфальту ездят серьезные люди. Ростки на спецтрассе никому не нужны. Свободолюбивые побеги, которые взломают все на своем пути, в наше время принято сажать в специально отведенных для этого точках. Менеджер этого процесса естественным образом становится провокатором, а провокация – менеджментом».