Единственный принцип - 1 - Дмитрий Хоменко

Неожиданно возле дома остановилась карета, и вслед за тем раздался стук в дверь. Служанка вопросительно посмотрела на хозяйку и, увидев кивок головой, пошла открывать раннему гостью. Глория, похоже, догадывалась, кто это может быть.

— Тебе нужно подыскать подходящее жилье. Не нужно давать лишний повод для сплетен, — сказала она.

Пока Карл подбирал слова для ответа, в столовую походкой человека, уверенного, что его рады будут видеть, вошел молодой человек. Но как только он увидел Карла, его уверенность тут же улетучилась. Он застыл при входе, забыв даже поздороваться. Глория довольно спокойно отреагировала на эту сцену, предоставив мужчинам возможность, хорошенько рассмотреть друг друга. Молодой человек жизнерадостного вида, без всяких следов каких–либо пороков на симпатичном лице, оказался натурой пылкой. В его глазах сразу же появилась неприязнь к незнакомому ему мужчине, помешавшая ему как следует его разглядеть. На его щеках тут же появился румянец, а все мышцы напряглись. Карлу же оказалось достаточно одного взгляда, чтобы составить мнение о госте. Тот был далеко не худшим из людей, которых Кранц успел повидать на своем веку. К его кругу общения он уж точно не относился. У молодого статного мужчины пока были явно другие жизненные приоритеты. И Глория, скорее всего, являлась одним из них. Размышляя над тем, была ли эта симпатия взаимной, Карл еще раз посмотрел на гостя и встретился с ним глазами. Молодой человек поспешил отвести взгляд и почему–то сразу же стушевался. Глория решила, что пора ей вмешаться и поспешила представить мужчин друг другу. При этом она подошла к гостю и взяла его за руку, тем самым, вернув ему самообладание. Имя молодого человека ни о чем не говорило Кранцу, тогда как его собственное вызвало у гостя неподдельный интерес. Он как бы заново посмотрел на Кранца, уже без прежней враждебности. Но встречаться с ним взглядом он по–прежнему избегал. Прошло немало времени с момента их знакомства, пока Адам, так его звали, смог привыкнуть к глазам Карла.

— Адам, я думаю, вы не откажетесь помочь Карлу найти подходящее жилье. Пока он отсутствовал, прежнее успели сдать другим постояльцам, — обратилась к гостю хозяйка, немного сильнее сжав его руку, что не осталось незамеченным Кранцом. Он даже улыбнулся, но остальные приняли эту усмешку, как выражение доброжелательности.

Адам ко всем своим прочим достоинствам мог добавить и обстоятельность, так как то, что он предложил, можно было сказать и без довольно длительных размышлений.

— В доме, где я живу, как раз сдается отдельная комната в приличном состоянии. — Сообщил он и, дружелюбно посмотрев на Кранца, спросил его с улыбкой на лице. — Или вы хотите найти что–нибудь попросторнее?

— Мне вполне хватит и одной комнаты, если она действительно с отдельным входом, — таким же тоном постарался ответить ему Карл.

В тот же день Кранц с помощью своего нового знакомого переехал в новое жилище. При переезде Адам обратил внимание на небольшое количество вещей как для состоятельного человека. Заметив его удивление, Карл сказал ему, что и сам удивлен, но, наверное, стремление к благоустройству своего быта не было его отличительной чертой. Позже еще многое в поведении Кранца удивило Адама, но, будучи человеком жизнерадостным и тактичным, он не предавал большого значение своим наблюдениям. К тому же увлечение живописью, по мнению Адама, подразумевало наличие определенных странностей. Сам он считал, что лишен каких–либо талантов к искусству и называл себя в шутку «потребителем прекрасного», благо принадлежность к состоятельному политанскому роду давала ему такую возможность. В городе он посещал лекции в университете, искренне желая обогатиться всевозможными знаниями, которые, как он считал, помогут ему правильно прожить свою жизнь и ни о чем не жалеть в конце пути. Подобное объяснение стремления к знаниям было для него настолько естественным, что он даже не обратил внимания на странный взгляд Карла после этих слов. Вообще Адам многое оставлял без внимания, особенно если это были какие–то неприятные вещи напрямую его не касающиеся. Он родился для того, чтобы радоваться жизни, а не страдать. Казалось, что сама судьба свела его с Кранцом, которому после всего пережитого просто необходимо было присутствие кого–то, кто бы своим собственным примером доказывал, что не се так плохо в этом мире.

Именно Адам, а также Глория и ее служанка, иногда выполнявшая роль домохозяйки и курьера, стали единственными людьми, получившими доступ в жилище Карла. Сам он надолго укрылся в нем от окружающего мира, практически не выходя в город. Лишь изредка он совершал ночные прогулки, по–другому оценивая все то, что когда–то составляло смысл его жизни. Иногда ему навстречу попадались старые знакомые, с которыми в свое время он славно покутил. Но каждый раз Кранц делал все возможное, чтобы остаться незамеченным. Что–то изменилось в нем. Он как будто заново учился жить, вернувшись в пору своей юности, когда многие вещи впервые встречаются на жизненном пути, и восприятие их не подвергается давлению предрассудков. А Глория и Адам были его гидами, ограждавшими от всего лишнего и малозначимого.

Все остальное время Карл посвятил своему дневнику и живописи. Только картины у него теперь получались другими, как будто все то, что теперь наполняло его сознание, пыталось найти выход в красках на полотне.

КАРТИНА

Эту картину Карл писал с особой тщательностью. Она должна была стать воплощением того, что переполняло его душу, того, чем он не мог поделиться ни с кем другим, но что требовало от него какого–то выражения. Оно было для него слишком значимым, чтобы просто ютиться в глубине сознания, боясь соприкоснуться с окружающей пустотой.

Закончив работу, Кранц еще долго смотрел на картину. Он чувствовал какую–то недосказанность и искал причину в своем творении. Но, глядя на картину, он все больше склонялся к мысли, что к ней уже нечего добавить. Каждый следующий мазок будет делать ее только хуже. Тогда он сел за стол и открыл свой дневник. То, что не смогли сделать краски, за них сделают слова. Он не слишком доверял их силе и значимости, если они предназначены для других, но сейчас они были обращены к нему самому. Картина и слова должны были помочь разобраться в самом себе, в том, чем он теперь живет и к чему стремится.

«Религия никогда не была мне близка. В церкви я оказывался только тогда, когда у меня не было другого выбора. В последний раз это случалось еще в далекой юности. Все внешние проявления веры, даже самые колоссальные, не производили на меня сильного впечатления. Глядя на роспись, созданную рукой известного художника, я думал только о том, почему автор решил, что все было именно так, а не иначе. Единственным, что всегда обращало на себя мое внимание, был крест. Но и он воспринимался мной не как символ веры, а нечто более значимое. Я чувствовал, что в этом знаке заложено гораздо больше, чем принято считать, но в ту пору не мог этого осознать до конца.

Теперь, когда сама судьба начала со мной какую–то странную игру, многие вещи заново открываются для меня и совершенно в другом свете. И крест постепенно стал приобретать вполне определенное значение. Я наконец–то стал понимать смысл этого символа. Возможно, это понимание ошибочно, но оно многое объясняет для меня и привносит смысл в мою жизнь.

В этом символе теперь для меня скрыты те немногие чувства, которые мне еще доступны и понятны. Все остальные человеческие чувства лишь ступени на пути к главным из них, которые каждый из нас по собственной воле или вопреки ей преодолевает в своей жизни. Страх заставляет нас карабкаться вверх или опускаться вниз. Тот самый страх, из которого и созданы все эти чувства и который объединяет их в нечто цельное. Любовь и ненависть, безразличие и безысходность — две стороны одной медали, различие между которыми состоит лишь в причинах, пробуждающих их в человеке. Причинах, в основе которых лежит, опять же, страх, усиливающийся или слабеющий по мере того, насколько близка цель. Цель, к которой он нас ведет и по дороге к которой покидает, убедившись, что дальше мы доберемся и сами и что уже никуда не свернем. А если даже и свернем, то страх тут же окажется рядом и поведет нас новой дорогой, ничуть не сожалея о впустую затраченных на нас усилиях, так как в вечном движении и состоит его сущность. Если человек уже ни к чему не стремится, значит, он достиг цели, и страху уже не интересен. Если в нем пропало желание к чему–то стремиться, значит, им овладело чувство безысходности или безразличия. Если обладание чем–то затмевает для него все остальное, значит, он охвачен любовью или ненавистью.

Наверное, мне действительно везло. Любовь и ненависть мне были изначально недоступны, так как богатство развило во мне в первую очередь чувство безразличия, подавляя все иное. Избавиться же от безразличия мне помогло чувство безысходности, которое поглотило мое сознание в той проклятой яме, наполненной разлагающимися телами. Пережить его еще раз у меня нет ни малейшего желания. Я буду из последних сил ползти на брюхе, лишь бы оказаться от него как можно дальше. Но и другие чувства привлекают меня не многим более. Потому что волею судьбы, у меня появилась возможность наполнить свою жизнь иным смыслом, и мне не остается ничего другого, как ею воспользоваться.