На волоске - Лиза Сивен

окровавленным подсвечником[15]. А я чувствую себя распростертым на полу телом, истекающим кровью. У меня кружится голова, сводит желудок, и я прислоняюсь к стене, прежде чем съехать по ней. Еще чуть-чуть, и меня стошнит.

— Что с тобой? Тебе плохо?

Она наклоняется надо мной.

— Дыши, Поль.

— Маттео!

— Ах да! Извини! Мне позвать кого-нибудь?

— Ни в коем случае!

Я сосредотачиваюсь на дыхании. Анна София успокаивает меня тем, что она на моей стороне и не предаст меня.

Я ее почти не слушаю и просто сижу — растерянный, взмокший, глубоко потрясенный. Она помогает мне встать, бросая беспокойные взгляды на девятиклассников, которые расходятся по своим кабинетам.

— Будет лучше, если никто не увидит нас вместе.

Она ведет меня к лестнице, и мы снова начинаем по ней подниматься. Я успокаиваюсь, и у меня развязывается язык.

— Что ты хочешь взамен? Я знаю, ты от меня не в восторге.

— Окей, да, я не забыла то, что ты сказал обо мне в средней школе, — что я заучка, что я тебе не нравлюсь и все вот это вот. Но это было давно, столько воды утекло с тех пор…

На площадке последнего этажа никого. Здесь мы можем спокойно поговорить вполголоса. Мне никогда не нравилась роль, которую я сыграл тогда в этой истории, и даже если уже поздно пытаться что-то исправить, я бы хотел приоткрыть завесу над этим досадным эпизодом.

— Я не хотел быть такой сволочью, я и подумать не мог, что мои приятели растреплют всем и каждому, что я не собираюсь с тобой встречаться.

— Если бы эта идиотка Морин не лезла в мои дела, ничего бы и не случилось, — говорит она, скрещивая руки на груди. — Я страшно на нее разозлилась, она не должна была спрашивать у твоих друзей, что ты об этом думаешь, не предупредив меня. Я себя просто ужасно чувствовала потом.

Приходит мой черед удивляться.

— Так ты не знала?

— Нет. Потом мы поссорились, и я потеряла подругу.

— Ты имела полное право злиться. В любом случае мне жаль, что я сделал тебе больно тогда.

— Ну, я пережила…

Она улыбается и встряхивает каштановыми волосами, прежде чем собрать их резинкой.

— Не стану врать: Леана не очень хороший человек. Она не пригласила меня на новогоднюю вечеринку, хотя я не раз помогала ей с домашкой, и она явно пренебрегает мной. Да взять хотя бы этот поход в Диснейленд! Я бы даже не узнала, что мы куда-то идем, если бы Сурая не сказала мне. И, честное слово, каждый раз одно и то же: хорошо, если она вообще замечает мое присутствие! Я терпеть не могу таких куриц, которые смотрят на меня свысока, потому что я якобы недостаточно взрослая, потому что недостаточно богата, недостаточно круто одета или еще черт знает почему. У меня только одна настоящая подруга, на которую я могу рассчитывать, и это Сурая.

— Ясно.

Не то чтобы я удивился, услышав все это о Леане. Анна София опускает глаза, вдруг смутившись.

— Это подло, но я не могу не смеяться при мысли о том, что она тебя не узнала.

У меня в горле снова стоит комок. Она смущенно кашляет, прежде чем продолжить:

— Я уже слышала, как она насмехается над тобой, ну то есть над Маттео Лекюре. Она стерва, и она презирает тебя так же, как и всех остальных! Что ты забыл рядом с ней?

Вот это было тяжело услышать, хотя это не новость для меня. Я собираю всю свою храбрость, прежде чем ответить.

— Она другая со мной, ну то есть с Полем, и она дорога мне.

— Окей. Хорошо, если у вас все хорошо.

Похоже, я ее не убедил.

— Она оставит от тебя мокрое место.

Я мужественно выдерживаю ее честность.

— Ты ничего не скажешь Сурае?

Нужно, чтобы об этом знало как можно меньше народу. Иначе рано или поздно произойдет утечка информации. Анна София кивает, на ее губах играет хитрая улыбка.

— Ты в курсе, что все мы любим нашего милого Поля, несмотря на то что Леана все уши нам о нем прожужжала? Если честно, я думаю, что он достоин уважения за то, что ее терпит!

На этих словах она, посмеиваясь, покидает меня.

В спортзале легко можно отморозить задницу. Гроза, бушевавшая в начале недели, разбила одно из окон. Задувающий ветер свистит, действуя на нервы физруку, который и так сегодня на взводе еще больше, чем обычно. Он решил, что мы будем играть в волейбол, но, к счастью, я оказываюсь не в команде Джаспера. Я жду возможности улизнуть. Я и не думал отказываться от своего плана, хотя разговор с Анной Софией мучил меня довольно долго. Я так привык получать ножи в спину, что и думать не мог найти в ней союзника. Даже если время от времени я цепенею при мысли о том, что она солгала мне. Может быть, она надеется, что мои отношения развалятся, и наслаждается всей иронией ситуации, дожидаясь этого момента?

И все же Анна София была добра ко мне. В лицее со мной такое почти не случается, я чувствую себя здесь котенком, которого бросили в яму ко львам. И сегодня котенок хочет выпустить когти. Я хорошо взвесил все за и против: с Джаспером мне терять нечего. В худшем случае он набьет мне морду; при одной мысли об этом у меня поджилки трясутся. Плевать, я готов рискнуть.

И вот мой заклятый враг играет на площадке, а я жду своей очереди, чтобы выйти на поле.

— Господин Ассуи? Можно выйти?

Я не бегу — я лечу. У меня уходит десять секунд на то, чтобы отыскать на полу рюкзак Джаспера и его свернутую куртку. Моя бейсболка валяется в пыли. Я принимаюсь отряхивать ее, ругаясь на чем свет стоит, а потом осторожно убираю в свой рюкзак. Я мою руки, чтобы отвести подозрения, проверяю, что бейсболка, в которой я сегодня, по-прежнему у меня на голове, и возвращаюсь в зал, пытаясь скрыть свое хорошее настроение.

Как только звенит звонок, я спешу схватить вещи и смыться, не переодеваясь, прежде чем Джаспер подойдет к своему рюкзаку. Я бегу к остановке и запрыгиваю в автобус в последнюю минуту, убеждаясь в своей полной и безоговорочной победе. Выкуси, Джаспер. Это моя бейсболка.

Чувствуя прилив сил и бодрости после успешной операции, я пишу Леане.

Во сколько встретимся завтра?

Ответ приходит, когда я вхожу в подъезд.

Не хочешь прийти ко мне сегодня вечером? Родители вернутся поздно! Мы будем одни.