Завтра будет лучше - Бетти Смит

еще зачем? К тому же я на третьем месяце.

– Почему ты мне месяц назад не сказала?

– Месяц назад я не была уверена.

Фрэнки встал и принялся расхаживать по комнате, очень бережно держа в руках чашку и блюдце, как будто надеялся, оберегая их, выиграть время.

– Но я не понимаю, – сказал он. – Я же был осторожен!

– Я думала, ты обрадуешься, – произнесла Марджи печально.

– Обрадуюсь? – переспросил он, словно не веря собственным ушам.

– Так или иначе, это случилось.

– Это все ты виновата! Вечно хватаешь меня… лезешь с поцелуями.

Марджи поднялась с кровати, встала перед Фрэнки в розовой вискозной рубашке за доллар девяносто восемь и произнесла самую язвительную речь в своей жизни:

– А в чем дело? Боишься, как бы твои друзья чего не сказали? Вдруг Сэнди усмехнется: «Не повезло тебе, парень!» – или Джин махнет на тебя платочком: «Как трогательно!»

– Что ты такое говоришь? – спросил Фрэнки, по-видимому, потрясенный. Потом к нему вернулась холодная логика. – Я не волнуюсь из-за того, что скажут или подумают мои друзья в конторе. С чего бы мне волноваться? Они ни о чем не узнают. Во-первых, я не намерен распространять эту новость, даже если ты считаешь ее чудесной. Во-вторых, это никого не касается, кроме меня и тебя. – Он сощурил глаза и спросил тихо, почти ласково: – И все-таки что ты имела в виду, Марджи?

– Ничего! Ничего! – внезапно она испугалась того, что до сих пор было размыто и чему она придала форму своими словами. – Не знаю, зачем я это ляпнула. Ты не обращай внимания. В моем положении женщины часто говорят глупости. – Она болезненно содрогнулась от нового рвотного позыва.

– Боже мой, Марджи, прости! Я идиот. Ничего не соображаю.

Нечто обретшее форму снова эту форму утратило. Марджи содрогнулась опять.

– Ляг, – сказал Фрэнки.

Когда тошнота прошла, они попытались все обсудить разумно.

– Подумай сама, – начал он. – Мы только начали налаживать нашу жизнь. Ребенок отбросит нас назад. Года через три-четыре это был бы другой разговор, но сейчас… Ох, Марджи! Что же нам делать? Как мы со всем этим справимся?

– У нас уже скоплено пятнадцать долларов. Будем откладывать те два, которые тебе прибавили. Тогда на врача и больницу наберется. Все просто.

– Но это только начало, а потом?

– И потом тоже больших расходов не потребуется. Месяцев шесть, а то и дольше, я смогу кормить. Это бесплатно. Ну а после – кварта молока в день, изредка баночка патоки.

– А если он заболеет?

– С чего вдруг? Ты здоров, я здорова, и ребенок у нас будет здоровый.

– Но…

Марджи опять встала – на этот раз не из-за тошноты.

– Ты опоздаешь на работу, – сказала она твердо.

Идти в булочную за свежей выпечкой было уже некогда. Марджи сварила для Фрэнки кофе и поджарила тосты.

Когда он ушел, она погрузилась в тревожные размышления. «По-своему, – подумала она, – он прав. Но я хочу этого ребенка и как-нибудь справлюсь. Нам понадобится больше места. Не всунем же мы колыбельку на кухню или в ванную! Но более дорогое жилье нам не по карману. Значит, придется переехать в квартал подешевле, чтобы за те же деньги комната была просторнее. На первые два года такой вариант сойдет. Но к тому времени, когда малышка дорастет до детского сада, мы должны будем встать на ноги и найти место поприличнее: пусть играет с детьми из хороших семей».

«Мне страшно, – призналась Марджи сама себе. – Я столько слышала о том, как больно рожать! Мама всегда говорила, что лучше яду выпьет, чем согласится еще раз это пережить. А у Рини все нормально прошло… Сейчас уже другое время: врачи стараются делать так, чтобы женщина чувствовала меньше боли. Когда я жила дома, мне надо было лучше стараться загладить свою вину, ведь это из-за меня мама так мучилась. С другой стороны, когда родится мой ребенок, я не буду считать его ни в чем виноватым. Он ведь не просит, чтобы я произвела его на свет, значит, и платить мне не обязан. Я не стану вести себя как мама или как миссис Мэлоун. Это я буду в ответе перед ребенком за то, что он родился».

Фрэнки наконец-то набрался мужества, чтобы сообщить новость родителям. Мистер Мэлоун принял известие спокойно: хрюкнул и перевернул страницу своего пособия для гробовщиков. Фрэнки почувствовал облегчение. Он боялся, что отец излишне развеселится и брякнет: «Ишь ты! А я и не знал, что это в тебе есть!»

Миссис Мэлоун признала неизбежность произошедшего, сказав, что не удивлена: ее сын попался в ловушку – этого следовало ожидать.

– В какую еще ловушку? Они ж почти год как поженились! – заметил Мэлоун.

– А вот в какую: она знает, что Фрэнки слишком хорош для нее, и боится, как бы он сам это не понял, когда протрезвеет. Рано или поздно он проснулся бы и ушел от нее. Так вот она все хитрила, хитрила и добилась своего: теперь привяжет его к себе этим ребенком.

– Хитрость-то тут невелика, – бросил Мэлоун поверх учебника.

– Тебя кто просил совать сюда свои два пенса? Читай про то, как жмуров в гроб ложить, да знай помалкивай.

– Я и читаю. – Пэтси задумчиво поглядел на жену. – Умение ложить жмуров в гроб может мне когда-нибудь пригодиться.

– Щас! Не дождешься! Это я вас всех похороню!

Мэлоун захлопнул книжку и протянул ей:

– На! Сначала научись!

Миссис Мэлоун швырнула учебник в дальний угол, ее супруг громоподобно расхохотался. Покончив с этой маленькой комической интермедией, мать повернулась к Фрэнки, который уже чувствовал себя совершенно несчастным.

– Сынок, при всем уважении к твоей жене…

– Ну разумеется! – Он дернул головой в насмешливом поклоне.

– …она проделала с тобой подлый трюк.

В глубине души Фрэнки и сам так думал, но в устах матери эти слова были ему отвратительны.

– Мама, ты не любишь Марджи. Не потому, что она это она, а потому, что я на ней женился. Ты бы ненавидела мою жену, кем бы она ни была.

– Это еще что за разговоры! Я всем своим детям желаю найти пару. Только я надеялась, что ты выберешь девушку получше, из приличной семьи.

– С ее семьей все в порядке, и, раз уж на то пошло, это она для меня слишком хороша.

– Бьюсь об заклад: она сама тебе это сказала.

– Нет. Но дело не в этом. Я не прошу тебя ее любить. Я прошу только, чтобы ты вела себя с ней по-человечески.

– А когда я с кем не по-человечески себя вела? Просто я не