Завтра будет лучше - Бетти Смит

руки и уставилась на Рини.

– О'кей, mamma mia, – ответил Сэл с неожиданной нежностью.

– Что она сказала? – спросила Рини. – Чтобы твоя невеста убиралась к черту?

– Мама говорит, чтобы я тебя разул, потому что твои лодыжки отекают.

Он опустился на колени и стащил с нее лодочки.

Глава 27

Из открытки, сообщающей о рождении малыша, Марджи с радостью узнала, что у Рини мальчик. Слова Фрэнки о позоре, который якобы будет всю жизнь сопровождать ребенка, зачатого вне брака, запали Марджи в душу глубже, чем казалось. «Девочке, – рассуждала она, – кто-нибудь мог бы сказать: „Смотри не вырасти как мамаша“. Мальчику никто такого не скажет, а если и скажет, его это так не заденет, как задело бы девочку».

На оборотной стороне открытки было написано, что новорожденный похож на Сэла, и его тоже окрестят Сальваторе, но звать будут Торри, чтобы не путать с отцом. В постскриптуме Рини приписала: «Родители Сэла без ума от малыша».

Марджи сразу же отправилась покупать шерсть, чтобы связать крючком пинеточки для младенца. Витрина магазина пестрела покрывалами, детскими платьицами, чехлами для кресел и другими образцами вышивального и вязального искусства. При покупке материалов инструкции по рукоделию давались бесплатно. Марджи села на высокий стул, и хозяйка показала ей новый способ вязания крючком.

Магазин представлял собой настоящий женский рай: здесь было все, что только может понадобиться для единственной доступной большинству женщин формы творчества. Общительная хозяйка рассказала Марджи о том, как занялась этим бизнесом.

У нее всегда был талант к рукоделию. Однажды, десять лет назад, она сама придумала четыре новых вязальных стежка и выиграла приз – сто долларов (в качестве доказательства Марджи была предъявлена пожелтевшая фотография, вырезанная из дамского журнала). Арендовав на эти деньги лавочку, женщина накупила товара в кредит и не успела оглянуться, как стала хозяйкой собственного дела.

Эта история показалась Марджи чудесной. От отца она унаследовала веру в Американскую Мечту, правда, в меньшем масштабе: что каждый мальчишка из бедной семьи имеет шанс стать президентом, она не думала, зато надеялась, что любой человек может быть хозяином в своем доме и работать сам на себя. Склонившись над вязанием, она замечталась о собственном магазине – не товаров для рукоделия (этого ей было не потянуть), а чего-нибудь попроще, например конфет. Арендовав лавочку поближе к школе, она продавала бы детям только добротные сладости за один пенни и прочные недорогие игрушки.

Чтобы преподнести новорожденному пинетки, Марджи лично явилась в Озон-парк, за два дня сообщив о своем визите однопенсовой открыткой. Рини провела подругу в комнату, где они жили втроем: она, Сэл и малыш. Вся меблировка спальни состояла из железной кровати с тонким матрасом, стула и комода. Кровать, изначально белая, была перекрашена в ярко-розовый. Рини дополнила обстановку своим небогатым имуществом: на постели лежало сатиновое покрывало лавандового цвета с золотистым кантом, а на комоде стоял пупс в юбочке из перьев – год назад Сэл выиграл эту куклу для Рини на пляже Рокэуэй. На гвоздике висел другой его трофей – инкрустированная слюдой белая трость с пухлой кисточкой, полученная в награду за мастерское сбивание молочных бутылок в парке «Пэлисейдс». За раму позеленевшего зеркала над комодом были заткнуты моментальные снимки Рини и Сэла в отчаянно неформальных позах: криво поставленные ноги, натянутые улыбки. На стене Марджи заметила изображение Везувия, а еще, прямо над кроватью, большую литографию Святейшего Сердца в вычурной золотой рамке. Сердце, очень красное, было перехвачено терновым венцом и пронзено кинжалом, с которого стекали три большие капли крови. Марджи эта картинка не пугала: в детстве она носила такую же, только маленькую, на цепочке во фланелевом чехольчике. А Рини до сих пор было непривычно.

– Когда Сэл в первый раз привел меня сюда, – сказала она гостье, – я хотела, чтобы он перенес меня через порог. Ну, знаешь, как в кино. А он сказал, что я слишком тяжелая… Ну вот вхожу я, значит, и мне сразу бросается в глаза эта картина. Я испугалась крови, и Торри толкнулся внутри меня. Правда, тогда я еще не знала, что там Торри… В общем, я не суеверная и обычно не слушаю всяких глупостей про детей, отмеченных до рождения, и все-таки я решила, что осторожность не повредит. Последние месяцы, пока я его носила, я старалась не глядеть на эту картину, а потом, когда он родился и мне дали его в руки, – ты сейчас упадешь! – не знаю, что на меня нашло, но я заглянула ему под рубашонку, чтобы проверить, нет ли на груди трех красных пятнышек. Это было для меня как подарок, что малыш целенький и здоровенький: ни заячьей губы, ни шестого пальца на ногах – ничего такого.

– Бог с тобой! – сказала Марджи. – Почему бы ему не быть здоровеньким?

– Не знаю, – ответила Рини. – Только я написала матери, чтобы она выслала мне на этот адрес мои вещи, и она выслала. А за неделю до рождения Торри я получила от нее письмо. Она писала, что я буду наказана за то, что, видишь ли, не была хорошей девушкой: не отдавала ей всю получку, гуляла допоздна, заставляла ее беспокоиться, забеременела до свадьбы… И я действительно боялась, как бы из-за всего этого с малышом чего-нибудь не случилось.

– Твоя мама меня удивляет, – сказала Марджи. – Она же вроде была такая понимающая…

– Ну а я не удивляюсь. Если бы у меня самой родилась девочка, а потом она бы выросла и стала так себя вести, как я, это бы, наверное, меня убило. С другой стороны, если бы я знала, что она по кому-то с ума сходит, я бы постаралась посмотреть на все ее глазами и не стала бы запрещать ей выйти замуж, какой бы веры и национальности парень ни был.

– А ребенка твоя мама уже видела?

– Нет, она меня не навещает. Даже в больницу не пришла. О себе, правда, иногда дает знать. Работает по-прежнему в закусочной на колесах, а с квартиры съехала. Живет в комнатушке возле работы.

– Знаешь, что бы я сделала на твоем месте? – сказала Марджи.

– Что?

– В один прекрасный день, когда у нее будет выходной, пришла бы к ней с малышом и сказала бы: «На вот, мама, возьми своего первого внука».

– Она схватит меня за ухо и вышвырнет!

– Не вышвырнет! Она тебе обрадуется! Должна обрадоваться, ведь она стареет, – констатировала Марджи с неосознанной жестокостью, – а кроме тебя у нее никого нет.

– Ты права, – согласилась Рини. – Как-нибудь я принесу ей малыша.

Когда