Укрощение королевы - Филиппа Грегори

Я пытаюсь придумать способ узнать, каким кораблем будет командовать Томас. Король доброжелательно смотрит на меня.

– Я знаю, что тебе захочется проследить за тем, чтобы все твои сокровища были хорошо упакованы. Мой слуга поставит твоих в известность о дне отправления. Путешествие должно быть приятным, погода тоже будет мягкой.

– Я очень люблю выезжать из замка летом, – говорю я. – Мы возьмем с собой принца Эдварда?

– Нет, нет, пусть остается в Эшридже, – говорит король. – Но мы можем взять его с собой, когда будем возвращаться в Лондон. Я знаю, что тебе бы этого хотелось.

– Я всегда рада его видеть.

– Он хорошо учится? Что говорят его учителя?

– Он сам пишет мне. Сейчас мы переписываемся на латыни, чтобы попрактиковаться в языке.

– Неплохо, – говорит Генрих, однако я понимаю, что он почувствовал острый укол ревности из-за того, что его сын полюбил меня. – Но ты не должна отвлекать его от учебы, Екатерина. И он не должен забывать, кто его настоящая мать. Она должна занимать в его сердце первое место, потому что она теперь его небесный ангел-хранитель, как раньше была его ангелом на земле.

– Как вам будет угодно, милорд, – мне стало не по себе от такого пренебрежительного выговора.

– Он рожден, чтобы стать королем, как и я сам когда-то. Он должен привыкать к дисциплине, получать хорошее образование и расти в строгости. Как рос я. Моя мать умерла, когда мне было двенадцать, и мне никто не писал любящих и нежных писем.

– Должно быть, вы очень по ней скучали, – говорю я. – Как тяжело переносится утрата в столь нежном возрасте…

Его лицо тут же искажается от жалости к самому себе.

– Я был безутешен, – хрипло говорит он. – Эта утрата оставила незаживающий шрам в моем сердце. Никто никогда не любил меня так, как она. А она оставила меня так рано!

– Какая трагедия! – тихо говорю я.

Раздается стук в дверь, и в комнату входят слуги со столом, уже уставленным угощениями. Они ставят его возле кровати и начинают накладывать ее в тарелку королю, следуя знакам его указующего перста.

– Ешь, – велит он с уже полным ртом. – Я не могу есть в одиночестве.

Я беру маленькую тарелку и позволяю слугам ее наполнить. Сев возле камина, понемногу откусываю от пирога. Королю наливают вина, а я пью эль. Мне не верится, что в ближайшие дни я увижу Томаса Сеймура.

Проходит два долгих часа перед тем, как король заканчивает есть и откидывается на подушках, мокрый от пота и с трудом дыша. Он съел несколько кусков пирога, мяса и половину лимонного пудинга.

– Уберите это, я устал, – объявляет он, и слуги быстро убирают на столе и уносят его прочь из комнаты.

– Иди в кровать, – сонно говорит Генрих. – Я буду спать у тебя.

И он откидывает голову назад и зычно рыгает. Я подхожу к своей стороне кровати и забираюсь под одеяло. Не успеваю я укрыть его и укрыться сама, как он начинает храпеть. Я лежу в темноте и наслаждаюсь внезапной радостью, от которой, мне кажется, не усну. Наверное, Томас сейчас в Портсмуте, спит на борту своего судна, в своей адмиральской каюте с низким потолком… Кажется, я увижу его уже через пару дней. Мне нельзя ни говорить с ним, ни искать его, но, когда он попадет в поле моего зрения, я смогу его увидеть. А он увидит меня.

* * *

Мой сон настолько похож на реальность, что первое время я не понимаю, сплю я или нет. Я лежу в своей кровати, рядом со мной храпит король, а комната наполнена этим ужасным, густым, липким запахом разлагающейся плоти от его ноги. Я выскальзываю из кровати, стараясь не разбудить мужа. Сегодня запах намного сильнее обычного, и мне кажется, что я просто должна выбраться из комнаты. Мне нечем дышать. Я должна найти аптеку или принести ароматных масел. Надобно послать девушек в сад, чтобы те набрали душистых трав. Как можно тише я иду к дверям в частную галерею, соединяющую наши комнаты, но вдруг под ногами замечаю не деревянный пол, а вокруг себя – не каменные стены коридора. Я оказываюсь на узкой лестничной площадке знакомой темной, очень крутой винтовой лестницы. Я кладу руку на центральную колонну, вокруг которой вьется лестница, и начинаю подъем наверх. Я должна уйти от этого ужасного запаха смерти, но он не исчезает, а, наоборот, становится сильнее, словно за следующим поворотом лестницы скрывается мертвое тело или что-то еще более страшное. Для того чтобы хоть немного защититься от запаха, я прикрываю рот и нос рукой, но неожиданно для себя начинаю задыхаться и понимаю, что этот удушающий запах исходит именно от руки. Это я гнию и от своего собственного запаха пытаюсь скрыться. Я пахну как мертвое тело, оставленное гнить без присмотра. Я останавливаюсь на лестнице, думая, что мне осталось лишь броситься вниз головой, чтобы это гниющее тело закончило свой природный цикл, наконец догнав свою смерть. Как же так – оказывается, я не связана со смертью, а несу смерть в себе, на кончиках своих пальцев… Теперь я плачу, проклиная судьбу, которая обрекла меня на такой финал, только слезы не текут, а сыплются по моим щекам, как песок. Когда они попадают мне на губы, я понимаю, что на вкус они напоминают кровь. В полном отчаянии, собрав в кулак всю оставшуюся у меня силу воли, я поворачиваюсь на лестнице в другую сторону, ведущую вниз. Затем, крикнув изо всех сил, ныряю вниз, головой вперед.

– Тише, тише, тебе ничего не угрожает, – кажется, Томас поймал меня, и я приникаю к нему, дрожа всем своим существом. Я прижимаю лицо к его широкой теплой груди и шее. Но тут я понимаю, что это король держит меня в своих объятиях, и я снова кричу, на этот раз от страха, что произнесла имя Томаса вслух и теперь мне грозит настоящая опасность, и пытаюсь от него отстраниться.

– Тихо, тихо, – говорит он. – Тихо, любовь моя. Это был сон. Просто сон, теперь ты в безопасности. – Генрих нежно прижимает меня к себе, он мягкий, как подушка.

– Господь милостивый, что за сон! Какой это кошмар…

– Ничего, это всего лишь сон.

– Мне было так страшно… Мне приснилось, что я умерла.

– Ты со мною, а это значит, что тебе ничего не угрожает. Со мною ты в безопасности, любимая.

– Я говорила во сне? – срывающимся голосом спросила я. Как я боялась, что с моего языка слетело имя Томаса!

– Нет. Ты не произнесла ни слова, только плакала, бедняжка моя! Я сразу тебя разбудил.

– Как мне было страшно!

– Бедная маленькая девочка, – нежно говорит король, гладя мои волосы и обнаженное плечо. – Со мною тебе ничего не угрожает. Хочешь что-нибудь поесть?

– Нет, нет, – я хрипло смеюсь. – Я не могу больше есть.

– Но тебе стоит что-нибудь скушать, это тебя успокоит.

– Нет, нет, я вправду не могу.

– Ты теперь проснулась? Пришла в себя?

– Да, да, я проснулась.

– Это был вещий сон? – спрашивает король. – Тебе снились мои корабли?

– Нет, – твердо отвечаю я. Двоих из жен этот человек обвинил в колдовстве, и я не собираюсь давать ему повода подумать о том же по отношению ко мне. – Ничего особенного, никакого смысла в этом сне не было. Просто какая-то путаница, в которой я помню только стены замка и то, что мне было холодно и очень страшно.

Он откидывается на подушках.

– Ты можешь уснуть?

– Да, могу. Благодарю вас за вашу доброту ко мне.

– Я твой муж, – говорит король с простым достоинством. – Конечно, я буду охранять твой сон и изгонять твои страхи.

Через пару мгновений он начинает глубоко дышать, и его рот приоткрывается во сне. Я кладу голову на его огромное плечо и закрываю глаза. Я точно знаю, что мне снилась Трифина, девушка, выданная замуж за мужчину, который убивал своих жен. И я знаю, что мои пальцы пахли смертью.

Замок Саутси, гавань Портсмута

Лето 1545 года

День настолько хорош, что кажется, будто он сошел с одного из залитых солнцем живописных полотен. Солнечные лучи отражаются от синих вод Солента, а ветер взбивает на волнах белые барашки. Мы забрались на верхушку одной из оборонительных башен, смотрящей на залив. Короля тоже подняли по каменным ступеням, чтобы Его Величество мог видеть все происходящее. Он рад и доволен миром, стоит над волноломом, командуя своими кораблями, словно адмирал, в окружении гудящего от возбуждения и восторга двора.

Мне непонятно, от чего все пребывают в такой радости, словно предвкушают турнир в солнечный день, словно борьба между Англией и Францией – самое блестящее, самое эффектное и занимательное развлечение, как на легендарном Поле золотой парчи. Неужели никто не понимает, что сегодня все будет иначе? Это не игры в войну, а ожидание настоящего боя. Здесь нечем развлекаться и полно поводов для страха.

Оглянувшись на долины Саутси, я понимаю, что остальные присутствующие и слуги просто стараются делать веселый вид, на самом деле переживая те же чувства, что и я. Лейб-гвардейцы уже приготовились к худшему: их лошади стоят под седлом на тугой узде, готовые к тому, что на них в любой момент может вскочить всадник. Гвардейцы сохраняют полное обмундирование, держа в руках только шлемы. Позади них медленно двигается прочь вещевой обоз, везде сопровождающий королевские разъезды: просители, нищие, юристы, воры и шуты. Эти люди всегда знают, какая сторона спора выигрывает. Жители Портсмута покидают родной город – кто-то согнувшись под весом домашнего скарба, кто-то верхом, кто-то на повозках.