Битва за Ленинград - Дмитрий Сергеевич Филиппов

щадя языка своего. Еще под августейшими ягодицами Николая Кровавого ты принял боевое крещение. Но мы народ не из нежных, и этим нас не возьмешь. Зря язык утруждал. Ну хоть потешил нас, и на этом спасибо тебе, шут гороховый.

Всю жизнь свою проторговав своим телом и совестью, ты, как измызганная старая проститутка, торгуешь молодыми жизнями финского народа, бросив их под вонючий сапог Гитлера. Прекрасную страну озер ты залил озерами крови.

Так как же ты, грязная сволочь, посмел обращаться к нам, смердить наш чистый воздух?!

Не в предчувствии ли голодной зимы, не в предчувствии ли взрыва народного гнева, не в предчувствии ли окончательного разгрома фашистских полчищ ты жалобно запищал, как загнанная крыса?!

Короток наш разговор:

Сунешься с моря — ответим морем свинца!

Сунешься с земли — взлетишь на воздух!

Сунешься с воздуха — вгоним в землю!

Красная Армия бьет с востока, Англия и Америка — с севера, и не пеняй, смрадный Иуда, когда на твое приглашение мы — героические защитники Ханко — двинем с юга!

Мы придем мстить. И месть эта будет беспощадной!

До встречи, барон.

Гарнизон советского Ханко»[188].

В итоге авторов текста сначала отругали за излишнюю инициативу, а затем, после положительной реакции вождя народов, наградили орденами и медалями. Всё в лучших традициях отечественной бюрократии.

Но примечательно не это. Сам текст письма стилистически и семантически соединил в себе две традиции. С одной стороны, это преемственность от запорожских казаков, пишущих письмо турецкому султану. Эта аналогия читается явно, на нее и рассчитывали авторы письма, добавляя крепких слов и выражений. Как и письмо султану Мехмеду IV, так и ответ Маннергейму были рассчитаны в первую очередь на своего читателя, поэтому оба послания распространялись в списках и листовках и, надо сказать, цель свою выполнили, боевой дух был укреплен. Защитники Ханко совершенно точно были готовы драться до конца. Но в ответе Маннергейму прослеживается еще одна традиция: ультиматум Суворова коменданту Измаила Магомед-паше. В финальной части и у Суворова, и у защитников Ханко одни и те же рубленые, короткие, убийственные фразы. У Суворова: «Двадцать четыре часа на размышление — воля; первый мой выстрел — уже неволя; штурм — смерть». У защитников Ханко: «Сунешься с моря — ответим морем свинца! Сунешься с земли — взлетишь на воздух! Сунешься с воздуха — вгоним в землю!» И эти аллюзии говорят нам о преемственности традиций русского воинства, русского оружия, русского характера. А от Суворова, от запорожских казаков можно перекинуть еще один мост к словам Александра Невского: «Кто к нам с мечом придет — от меча и погибнет. На том стояла и стоять будет земля русская!» А от Александра Невского — к Евангелию, к христианской традиции: «Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут» (Евангелие от Матфея, гл. 26, ст. 52). Все связано, нет ничего случайного ни в мире, ни в войне. Тот, кто прав, возводит свою традицию и преемственность от первооснов, от книги книг. А значит, сила все-таки в правде.

После захвата немецкими войсками Таллина положение на Ханко еще больше осложнилось. Редкие поставки боеприпасов и продовольствия воздушным путем не могли удовлетворить ежедневных нужд защитников полуострова. С приближением зимы и появлением сплошного льда между полуостровом и финской территорией держать оборону базы по всему периметру береговой линии было невозможно. Это понимал и командующий базой Кабанов, и командующий 8-й бригадой Симоняк. В конце октября было принято решение об эвакуации гарнизона.

Для того чтобы она прошла для финнов незамеченной, Симоняк придумал отвлекающий маневр. Приход советских кораблей на полуостров для проведения масштабной эвакуации личного состава, вооружения, матчасти не остался для финнов незамеченным, но с какой целью прибыли корабли, они не знали. Симоняк начал подготовку к отвлекающему маневру. В войска был отдан приказ о прекращении активности, ни одного выстрела не должно прозвучать с советской стороны, никаких перемещений между позициями и окопами, никаких костров, дымов, электрического света. Полная тишина. У противника должно сложиться впечатление, что советские войска покинули полуостров.

«Началась, как говорили солдаты, игра в молчанку. На Ханко и островах воцарилось безмолвие. С наших позиций не раздавалось ни одного выстрела. Никто не передвигался по траншеям. Над блиндажами даже не поднимались легкие струйки дыма.

Низко пролетел неприятельский самолет. Покружился над полуостровом и повернул обратно…

Русские ушли, — решили финны.

Вражеские солдаты сперва осторожно, с опаской двинулись к противотанковому рву, полежали, осмотрелись. Никто по ним не стрелял. Финны поднялись в полный рост и двинулись дальше. Они уже были у проволочной изгороди, лихорадочно стали резать ее…

И тут обрушилась на них ханковская артиллерия. Только перед позициями 219-го полка осталось больше пятидесяти вражеских трупов. Не меньше было и на Петровской просеке, где оборону по-прежнему держал 335-й полк.

Так прошел первый тихий день на Ханко. В дальнейшем такие дни время от времени повторялись: все замирало на переднем крае, солдаты получали сухой паек и безвылазно сидели в укрытиях, лишь наблюдатели зорко несли свою боевую вахту. Раз обжегшись, финны теперь выжидали, не лезли. А наше командование как раз этого и хотело»[189].

Эвакуация базы проводилась с 26 октября по 2 декабря 1941 года кораблями Балтийского флота в условиях штормов, ледового покрова и большой минной опасности при активном противодействии противника. Основные силы базы — 8-я бригада Симоняка покидала полуостров последней.

Порядок эвакуации был определен заранее. Первым покидал полуостров 270-й стрелковый полк. Его позиции на северной части побережья и прилегающих островах заняли батальоны 219-го полка под командованием майора Я. И. Кожевникова. Как говорилось выше, полк был сформирован в начале августа из бывших строителей, оставшихся на полуострове с началом войны. Но к концу октября монтажники, плотники и каменщики превратились в хорошо обученных, обстрелянных бойцов.

Погрузка шла днем и ночью, в густом тумане и под огнем противника. После того как эскадра ушла с первой партией солдат в Ленинград, Симоняк начал разрабатывать операцию «Железный поток» — на случай, если помощь за ними не вернется. Путь через Финский залив в ноябре труден. Непрекращающиеся штормы, немецкая авиация, подводные лодки противника, минные заграждения. Пробиться в Кронштадт очень сложно. Вернуться обратно еще сложнее. Так что Симоняк не исключал, что придется пробиваться к своим по суше, ведя бои в тылу врага, в окружении. Но вице-адмирал В. П. Дрозд со своей эскадрой вернулся в конце ноября, и этот план не понадобился.

Последний эшелон отправлялся к Кронштадту 2 декабря. Первую линию обороны уже покинули все войска, но оттуда через равные промежутки времени все еще долетал короткий лай пулеметных очередей. Это вели огонь