Властелин колец - Джон Толкин

451

Народы Тьмы – народы, которые остались чужды нуменорскому монотеизму и поклонялись идолам (т.е. «нормальные» язычники).

452

См. прим. к Приложению А, 1, гл.1.

453

Имеется в виду остров Тол Эрессея неподалеку от берегов Валинора (см. гл.1 ч.2 кн.1).

454

Эхо народных сказок о людях, которых губила встреча с эльфами, – и голос Толкина в защиту эльфов.

455

Эхо «Старшей Эдды». В песне «Речи Регина» (пер. А.Корсуна) читаем: «У меня был брат по имени Отр, – сказал Регин, – он часто плавал в водопаде (Андвари) в образе выдры. Однажды он поймал лосося, сел на берегу реки и ел, зажмурившись. Локи бросил в него камень и убил его…»

Справедливости ради следует привести замечание Глориан Сен–Клер, специалиста по древнескандинавской литературе и мифологии (Mythlore, N 3, 1992, с.47): «Некоторые критики заставляют читателей испытывать танталовы муки, намекая, что, дескать, знай они древнескандинавскую литературу, ВК обрел бы для них совсем другой – истинный – смысл. Посвятив всю жизнь исследованиям в этой области, я, однако, со всей ответственностью могу заявить, что никакое описание источников, которыми пользовался Толкин, в которых он черпал вдохновение и сведения, простого объяснения нам не даст. Самое подробное изучение его книг может привести только к одному выводу – Толкин был «малым творцом» (sub–creator) своего собственного мира» (о теории «малого творчества» (sub–creation) см. прим. к гл.1 ч.2 кн. 1, Сильмарил).

456

В письме к сыну от 14 мая 1944 г. Толкин пишет: «Читал вслух новую главу – «Дорога к Перепутью»: полное одобрение. До сих пор все шло хорошо; теперь я подбираюсь к узлу, где должны сойтись все нити… Книга так выросла по значению, что наброски последних глав (написанные мною сто лет назад!) совершенно перестали отвечать требованиям целого, оставшись на уровне чтения для подростков» (П, с.80).

457

Кирит Унгол. Синд. «паучий перевал».

458

Шиппи (с.237) указывает, что эти слова являются дословным переводом древнескандинавского слова oegishjalmr, «шлем страха», – такой шлем в «Старшей Эдде» носит дракон Фафнир.

459

Внимательный читатель заметит, что в настроениях Фродо постепенно все большее место занимают уныние и безнадежность. Он поддается наваждению в Мертвых Болотах, о чем Толкин говорит лишь намеками (и Голлум пародирует его безнадежность своей реакцией на пролетающего Всадника). Уныние как явное наваждение одолевает его и в этой сцене. Напомним, что в христианстве уныние считается одним из семи смертных грехов и в любом случае чувством безусловно отрицательным. Уныние – одно из сильнейших орудий диавола в его борьбе за души (для темных сил идеальный способ завладеть душой – склонить ее через уныние к самоубийству). В теме уныния Толкин еще раз касается проблемы зла как такового. Является ли уныние слабостью самого Фродо или оно есть результат разъедающего действия Кольца? Шиппи пишет: «Возможно, все грехи требуют некоторого сочетания двух сил – одна подталкивает на грех извне, другая – не что иное, как собственная внутренняя слабость. В любом случае на уровне повествования можно сказать, что ВК – не житие святого, где речь идет исключительно об искушениях, но и не просто сложная военная игра, где все дело в тактике. Если бы равновесие между двумя крайностями в ВК нарушилось в ту или иную сторону – книга много потеряла бы» (с.111).

460

См. прим. к гл.11 ч.1 кн.1, а также к следующей главе этой части.

461

См. прим. к гл.1 ч.2 кн.1.

462

За «легким» разговором Сэма и Фродо скрывается ключ к пониманию «хоббичьей теории мужества», которую Толкин сополагает так называемой «северной теории мужества» (см. прим. к гл. 2 ч.2 кн.1, В чем истинная мудрость?). Восхищаясь «северной теорией мужества», Толкин, однако, указывал, что только подлинное язычество могло руководствоваться ею, – в ней слишком много «благородной ярости и отчаяния», и лучшим выходом для героя зачастую считается самоубийство. В толкиновском мире «облагороженного язычества» (см. прим. к гл.1 ч.2 кн.1, Эарендил, а также прим. к этой части, гл. 5, Наше Предание делит людей…) эта теория неизбежно должна была претерпеть изменения. По словам Шиппи (с.119), Толкину требовался «более мягкий, но не менее сильный» образ для абсолютного мужества. В решающую минуту герои Толкина противопоставляют опасности смех и отказ думать о будущем. Наиболее полно и последовательно эту модель мужества воплощают хоббиты, хотя она свойственна и Фарамиру, и Эомеру, и другим героям ВК. Шиппи указывает, что подобное мужество характерно для английского национального характера в целом. Для древнего язычника зло было слишком реально, чтобы смеяться над ним; зло было судьбой, ожидающей его в конце всех путей. Первый шаг к христианскому мироощущению – отказ от признания за злом равного достоинства и равной реальности с добром, восходящий к боэцианскому взгляду на зло как на «не–сущее» (см. об этом подробнее в прим. к гл. 2 ч.2 кн.1 ), причем отказ этот не исключает необходимости бороться со злом. По сравнению с безнадежностью языческого мироощущения в мире Толкина живет знание о Боге и надежда на Его конечную победу, в свете которой все ухищрения зла, хотя бы они и привели к его временной победе, кажутся тщетными.

463

Как бы в подтверждение этих слов Сэма, в одной из книг американского журнала Mythlore, посвященного творчеству Толкина, Льюиса и Уильямса (см. прим. к гл.2 этой части), действительно была опубликована статья в защиту Голлума, автор которой весьма аргументированно доказывал, что Голлум – один из наиболее интересных и симпатичных героев ВК. Автору крайне импонируют ум и остроумие Голлума. Его попытка раскаяться и помочь Фродо на пути в Мордор представляется подвигом, а сама судьба Голлума – жертвенной и наиболее трагичной из всех судеб героев ВК. Стоит вспомнить, что в традиции христианской мысли (правда, чаще на границе с ересью) всегда присутствовала линия сочувствия судьбе предателя Христа Иуды – вплоть до предположения, что Иуда был выбран для этой миссии самим Христом как лучший его ученик и, возможно, сознательно пожертвовал своим добрым именем, чтобы исполнить тайное поручение Иисуса! Отметим справедливости ради, что в канонических церковных текстах следы такого взгляда на Иуду отсутствуют, – например, в православной литургической традиции Иуда однозначно осуждается.