Воспоминания - Степан Тимошенко

Мы должны были пройти санитарный осмотр, снова нас купали, но прислуга теперь была не турецкая, а французская, и мы заметили большую разницу в обращении с нами беженцами. Турки были вежливы, а французы невероятно грубы, особенно с дамами. Санитарный осмотр довел наших дам до истерики. Вообще мои встречи с французами во время беженства заставили меня переменить мое мнение об этом народе, составившееся прежде на основании моего опыта, как туриста. После санитарного осмотра нас усадили на маленький пароходик и отправили на остров Халки — один из Принцевых Островов.

По прибытии на остров беженцы были разделены на небольшие группы и каждому был выдан мешок. В каждом отведенном беженцам доме имелся запас соломы, которой можно было наполнить эти мешки и соорудить постели. Русская группа получила целый этаж виллы. Комнат было достаточно для нашего размещения, но безо всякой мебели. Наши вещи и одежду нужно было класть прямо на пол. Несмотря на эти неудобства мы разместились теперь значительно удобнее, чем это было на пароходе и проспали первую ночь прекрасно.

Утром я занялся осмотром нашего лагеря. Кроме отдельных сравнительно небольших вилл, имелось центральное здание, в котором разместились какие то канцелярии. Перед зданием на ровной площадке разсположилась походная кухня, где три раза в день изготовлялась такая же каша, какую мы получали на пароходе. Приготовлением каши и ее распределением занимались негры, сенегальцы, знавшие французский язык. Каши было достаточно, но, конечно, она нам очень надоела и иногда для разнообразия мы отправлялись к пароходной пристани, где действовал частный ресторанчик и, что еще важнее, где можно было превращать «колокольчики» в турецкие деньги. Этот размен показывал, что деньги Добровольческой Армии имели в Турции гораздо большую ценность, чем в Севастополе.

Для получения еды выстраивалась длинная очередь.

Каждому из нас выдали жестяную миску и кружку для чая. С этой посудой иногда приходилось стоять довольно долго, было достаточно времени для разговоров. Раз моим соседом по очереди оказался пожилой полковник. Полковник только что прибыл из Одессы. По его словам в Одессе к январю 1920 года скопилось большое количество военных. Он называл цифру в сто тысяч человек, среди них было много офицеров. И вот однажды утром кучка молодежи, преимущественно еврейской, захватила Одессу. Военные не оказали никакого сопротивления и без боя бросились в порт, завладели стоящими там судами и оставили город. Какого‑либо объяснения этого явления полковник не дал.

Ознакомившись с лагерем, я занялся изучением острова. Остров был небольшой, его можно было обойти кругом в каких‑нибудь два часа. Небольшие бухты были особенно живописны. Вода поражала своим цветом и прозрачностью. В Крыму я такой воды не видал. Когда мы уезжали из Севастополя была лютая зима, а тут весна в полном разгаре! Цветет миндаль и какие то незнакомые мне кусты, много цветов. В ближайшее воскресение мы с Тарановским отправились на гору, где располагалась греческая семинария и монастырь. Служба церковная уже закончилась, монахи расходились. Тарановский решил испробовать свои познания в греческом языке, полученные в классической гимназии и заговорил по гречески с одним из монахов. Опыт удался и через несколько минут Тарановский был окружен группой монахов, которых очень интересовала русская революция. Тарановский тоже был увлечен разговором. Это был его первый опыт использования знания греческого языка вне классной комнаты.

После десяти дней пребывания на острове комендант разрешил мне и Тарановскому поездку в Константинополь для получения нужных нам сербской и болгарской виз. Поездка на пароходике была чудесной. После пятинедельного пребывания в трюме и на уединенном островке мы, наконец, почувствовали себя свободными гражданами. Тарановский, историк, интересовавшийся Византией, мог мне рассказать много интересного о Константинополе, но нужно было начинать хлопоты о визах. При помощи финикюлера мы поднялись в верхнюю часть города, «Пера», где были расположены все посольства. Визы были выданы без всяких задержек и мы отправились посмотреть русское посольство. Было время, когда русский посланник в Константинополе играл важную роль и имел большое влияние на турецкую политику. Это все кончилось и мы нашли в посольстве людей, занятых только устройством русских беженцев.

В связи с переездом в Сербию у Тарановского остро стал денежный вопрос. На острове кормили даром, но теперь для покупки билетов и для путевых расходов требовались деньги. Тарановский решил продать имевшиеся у него гимназическую и университетскую золотые медали. Для выполнения этой операции мы отправились на противоположный берег залива в Истанбул и там на одном из «базаров» продали медали. Покончив с медалями, мы посвятили остаток дня изучению Константинополя. Прежде всего отправились осматривать собор Святой Софии. Тут потребовались документы. Русские паспорта успокоили сторожей. В то время турки боялись, что в церковь войдут в большом числе греки и завладеют храмом Святой Софии. Осмотр церкви, сопровождавшийся историческими объяснениями Тарановского, произвел на меня большое впечатление. Через тридцать два года, во время международного конгресса механики, я снова посетил собор, но впечатление было не такое сильное, как при первом посещении — нехватало пояснений Тарановского, а главное мне было уже 74 года, а не 42. При выходе из церкви нас с Тарановским ждало некоторое затруднение. Дело в том, что при входе на наши башмаки были надеты служителем особые войлочные туфли и вот во время обхода храма мы настолько увлеклись разговорами, что их утеряли. Затруднение было скоро улажено добавочными «чаевыми».

Через несколько дней, после описанного посещения Константинополя наш карантин кончился и мы могли покинуть остров. Поезд отходил из Константинополя в три часа дня, но мы покинули остров рано утром, чтобы семья Тарановского и сенатора тоже могли посетить собор Святой Софии.

После осмотра мы заранее явились на вокзал и без всякой толкотни заняли места в вагоне третьего класса. Сидели на голых досках, но после всего пережитого турецкий вагон казался нам очень удобным. Ехали медленно и в Адрианополь прибыли только на следующее утро. Тут была граница Болгарии, осмотр багажа и документов. Поехали дальше боз особых задержек, но продолжали ехать медленно и только к вечеру прибыли в Филипополь. Весенняя погода кончилась. Температура резко изменилась, подул северный ветер и пошел снег. Было совсем не похоже на погоду острова Халки.

За день езды по Болгарии мы ясно увидели, что война довела страну до крайней нищеты. Убедились также, что братские чувства болгар к русским не есть выдумка, а действительный факт. Наши спутники по вагону, узнав, что мы русские беженцы, старались всячески нам услужить, уступали нам места, помогали уложить спать младших детей Тарановского. Совсем не было заметно, что во время войны они были на немецкой стороне.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});