Орудия войны - Яна Каляева

и продолжать делать все, чтоб их уничтожить!

Саша понимала, что почти кричит, но справиться с этим не могла. А ведь она так хорошо научилась владеть голосом, куда что делось? Чтоб немного успокоиться, встала и заходила по комнате, запинаясь о половики.

— Ну, положим, я сдамся. Живьем. Своей волей, — Саша передернула плечами. — Но что это изменит? Допустим, Щербатов захочет встретиться со мной лицом к лицу… хотя зачем это ему, я бы не стала на его месте ворошить прошлое. Ну, вдруг. Даже если каким-то чудом я на этот раз смогу его убить. Он не дурак, чтоб дать мне такую возможность. Но если и так — что изменится, по большому счету? Роль личности в истории, ее часто переоценивают, знаете ли. Будет другой кто-нибудь вместо него, даже и похуже, мало ли там всякой сволочи.

Матрона молчала. Саша продолжала мерять шагами комнату.

— Что еще я могу? Соблазнить его? Этого вы от меня хотите, да? Замужество, значит, грех, а запрыгнуть в койку к врагу — от меня не убудет? Да черт с вами и вашей праведностью. Допустим, так нужно для дела. Допустим, я смогу. Вся эта история, конечно, щекочет нервы… Господи, какая же мерзость. У меня ведь есть муж, которого я люблю…

Саша осеклась. Ни в чем подобном она не признавалась не то что мужу — себе самой, и вдруг сказала зачем-то чужой, непонятной, недружественной даже женщине. И ведь это было правдой, черт возьми, это было правдой.

Саша села на лавку, уперла локти в колени, спрятала лицо в ладонях.

— Вы предупреждали, что я не готова. Но к такому я не буду готова никогда. Это слишком жестоко, и не только по отношению ко мне. Щербатов… кем бы он ни был, такой подлости он не заслуживает. Много чего заслуживает, но только не этого. Моя вина, что все у нас сложилось вот так. Но даже и для меня это слишком. Такого нельзя требовать ни от одного человека.

— Такого нельзя требовать ни от одного человека, — повторила Матрона. — А ты ведь не первая, кто здесь это говорит. Тот мальчик, он так же ходил по этой комнате, как ты теперь. И так же потом на этой лавке сидел. И то же самое говорил.

— Какой еще мальчик? — растерялась Саша.

— Гришкой его звали, — равнодушно объяснила Матрона. — Завещанный мальчик был. И завет свой исполнил, хоть и пытался сперва отбрыкаться. Ничего, поехал в столицу и много всякого греха на себя принял, а там и лютую смерть. Но царство Антихриста через него пало. А теперь Никонова церковь святым его признала. Попы ему молебны служат.

— Гришка? Это Распутин, что ли? — от изумления Саша забыла отвращение и гнев. — Так верно про него говорят, что он из ваших был, из хлыстов?

— Ну, Христовым-то он никогда не был. Христовы люди не грешат, нам другой путь положен. А вот орудием Сударыни Матери он стал. Как и ты станешь.

— Обождите, я запуталась. Раз через Распутина пало царство Антихриста… У нас же Щербатов только что был Антихрист. Николай Романов тоже Антихрист, получается?

— А то, — Матрона чуть улыбнулась. Непонятливость Саши забавляла ее. — У Антихриста много лиц и имен. Твой — не первый и не последний. Много их приходило и еще придет, и всех люди Христовы побеждали и побеждать станут. Пока тысячелетнее царство Христово на земле не наступит. Но того уж ни тебе, ни мне не видать.

Саша открыла рот, чтоб что-то сказать. Закрыла рот. Допила остывший чай из кружки. Матрона вышла в соседнюю комнату и вернулась, держа в руках красную тряпицу.

— Это тебе. Положено.

Саша взяла небольшой аккуратно обметанный треугольник красного ситца. Косынка. Такие носили женщины, начавшие февральский хлебный бунт, и с тех пор так и не появилось более модного революционного аксессуара.

— Ты привыкла к насилию, девонька, — сказала Матрона. — Но к правде силком никого не тащат. Я тебя даже уговаривать не стану.

— Поймите, эта связь — она не имеет значения больше, — попыталась объяснить Саша. — Если б мы с Щербатовым встретились много лет назад, все, возможно, было бы по-другому. Может, не только у нас. Но теперь ни к чему это. Я оставила это в прошлом, и он тоже.

— Ты это знаешь? — Матрона смотрела на нее изучающе. — Что у него на душе, тебе открыто?

Саша не нашла что ответить. Она давно знала, что Щербатов остыл к ней, как и она к нему. Это знание было привычно, как давний скол на зубе, и не требовало осмысления. Она не задумывалась, откуда и почему это знает.

— Вот когда перестанешь себя жалеть и будешь готова исполнить завет, — сказала Матрона, — тогда приходи. Или делай, что знаешь. Вольному — воля, спасенному — рай.

Глава 20

Начальница разведкоманды пятьдесят первого полка Аглая Кузнецова (Вайс-Виклунд)

Октябрь 1919 года

— … в настоящее время бронепоезд… пиши “бепо” для краткости… бепо ведет огневое наблюдение разъезда Девятая верста, — диктовала Аглая. — Пехота неприятеля силою до роты на разъезде Седьмая верста. Посты охранения по берегу Иловая. Тет-де-пон на нашей стороне – взвод со станковым пулеметом. Мост и пути на Седьмой версте ремонтируют. Записал? Шифруй, отправляй.

Импровизированный штаб разведкоманды размещался в будке стрелочника у входного семафора с восточного направления. Из-за растущих вдоль путей деревьев ее не было видно от разъезда на той стороне реки, за которым в двух верстах от повстанцев стоял бронепоезд. Он появился меньше чем через час после того, как поутру разведкоманда заняла мост и разъезды по обе стороны от него и приступила к их уничтожению. На Седьмой версте только и успели подорвать стрелочные переводы и крестовины у входных семафоров, когда над головой ударили первые шрапнели. Хорошо хоть мост подорвали качественно, для этого извели оставшийся пироксилин подчистую. Пролет разрушили на сажень в самой середине, так что оба обрубка повисли на изогнувшихся рельсах.

С разъезда на западном берегу повстанцы отступили быстро. Пехота противника пыталась преследовать их, но наткнувшись на плотный пулеметный огонь, откатилась. Бронепоезду к мосту, а тем более через мост, пока хода не было, но он и со своей теперешней позиции быстро дал понять, кто в доме хозяин. Сперва густо усеял шрапнелью и пулеметным огнем