Корректировка - Вадим Ледов

с дорогой душой, только рано еще и дел много.

– Сразу видно, солидный мужчина, – хмыкнул Жорж, закуривая сигарету, – ну, рассказывай. Чего сачканул вчера?

– А чего впустую туда-сюда шляться? Генка сотрудничать согласился, наноботы я опробовал. Товара не было, идей новых нет.

– Значит так. Общался я с нашими рептилоидами. В общем, до меня довели следующее: сейчас система в стадии тестирования, поэтому некоторые опции недоступны. Но проблемы решаются. В скором времени ты получишь возможность перемещаться в любую точку и существовать автономно, столько сколько потребуется. Кроме того, меня попросили передать, чтоб ты обдумал гипотезу «инсургента» …

Жорж не договорил. Важно, как галера подгребла официантка с подносом. Поставила на стол блюдо с сытно пахнущими чебуреками, Пластиковый стакан с пивом и бумажный с кофе. Разгрузившись, отвалила. На соседний стол спикировал нахальный голубь и стал осуждающе ворковать, кося на нас круглым глазом, дескать, жрете, сидите, а как же я – сирота?

Жорж отломил кусочек чебуречной корочки, бросил попрошайке.

– Чего ты там про инсургентов задвигал? – прервал я паузу.

– Как бы тебе сказать… – затруднился он с объяснением, – это некий фактор… ну вроде тебя, но с отрицательным знаком. Вот мы, вернее, наши рептилоиды хотят землянам помочь, а некие жукоглазые инсекты, наоборот, навредить. Ты гривой-то не тряси, про инсектов, это я так, к примеру. Допустим нашей высшей силе противостоит другая высшая силы, которая желает Землю угандошить. Сидит, допустим, в Политбюро некий посланник инсектов и пакостит…

– Подожди, – перебил я его, – эти твои рептилоиды точно знают про инсектов, или?..

– Или! – точно они знают, только то, что вся Система пошла в разнос, без очевидной причины. А началось все с нас, с России. Вернее, с СССР. Поэтому надо проверять все версии, в том числе и такую фантастическую. Хотя… – засмеялся он, – говорить про фантастику человеку, который шляется туда-сюда между временными слоями, даже как-то не комильфо… – излагая всё это он съел один за другим три здоровых чебурека, запивая их пивом.

– Куда в тебя столько лезет? – искренне поразился я. – Жрешь, будто тебя в розетку включили. Каждый раз боюсь, что всё доешь и примешься за меня.

Жорж сыто закхекал, что означало у него смех.

– Не беспокойся, ты старый и невкусный. Знаешь у детишек есть дразнилка: «Я на эроплане, ты в помойной яме». Так и у нас, только наоборот: ты на эроплане – молодой и баб дрючишь, совокупляешься самоцельно, а у меня одна радость, когда сюда попадаю – вкусно и сытно пожрать. Не повезло, понимаешь, поздно родиться. А я ведь полковником был, в генералы метил. Вот и стал, сука, генералом песчаных карьеров. Жизнь, брат Феликс, показала мне большую дулю. Ладно, пошли, кончилось моё время, – он шумно дохлебал пиво.

Я щедро рассчитался с официанткой, и мы двинули к выходу из парка по тенистой глухой аллее, специально выбрав более длинный путь. Солнце стало припекать, роса высохла, но запах листвы и травы остался таким же густым. На аллеях уже появился народ: вездесущие пацаны на самокатах; мамы с колясками; степенные пенсионеры. Обнорский день вступал в свои права.

* * *

Мы расстались с Жорой, и я заскочил в ближайший к дому гастроном, пополнить истощившиеся продуктовые запасы. Взял батон, несколько сыра, десяток яиц, коляску «краковской» колбаски и минералки. Встал к кассе. Вроде и народу в магазине немного, но касса работала всего одна и образовалась небольшая очередь.

Обратил внимание на пожилую пару впереди. Мужчина и женщина в возрасте выгребали из корзины и раскладывали на ленте странный набор продуктов. Восемь бутылок водки, бутылку вина, кучу мелких пакетиков с кошачьим кормом, три банки сметаны и пакет молока. Всё это было украшено зеленью. Ну и дела! Они, блять, кошачью вечеринку, что ли решили устроить?

* * *

Придя домой, поставил греться чайник и живо соорудив пару бутербродов с колбасой и сыром, взялся за дело. Подцепил к ноутбуку свой старенький «Панасоник». Вставил в него первую кассету. Первым стал записывать альбом «Wild Life» группы «Wings», наскоро сляпанной Маккартни после распада Битлов. Вначале семьдесят второго диск стал «золотым» в Штатах, хотя справедливости ради стоит отметить, что хитовой я там считаю только одну песню – ритмичный и примитивный «Bip Bop». Все остальные кошачьи завывания Поля сотоварищи, кроме зубной боли никаких чувств у меня не вызывали. И тем не менее, заказывали свежих хитяр, получите, распишитесь.

Сделав громкость на минимум, я заварил чайку, засыпал туда четыре ложечки сахара и стал прихлебывать его, не спеша жуя бутерброд.

Слушая, постепенно погрузился в воспоминания. Прошлое – это как другая страна, там все лучше. И чем дальше уходит пережитое, тем чаще вспоминается только хорошее.

Насчет битлов. Сперва прошел слух: о, битлы, то сё! Я поддался этому наваждению не сразу: подумаешь, битлы, высокими (словно им яйца прищемили) противными голосами завывают что-то не по-русски, егозят. Потом поддался, завибрировал в резонанс со сверстниками. Эффект толпы – все слушают, и ты слушаешь – все восторгаются, и ты восторгаешься. Незнание языка позволяло наделять чужие песенки своим смыслом. К тому же нас было много, у нас появилась своя тема, недоступная старшим. Добывали фотки, записи из десятых рук, аккорды, копировали мотивы, сами пытались лабать. Потом уже гораздо позже увидел переводы текстов их песен, поразился насколько они тупые, прости господи.

В начале семидесятых в молодежной среде утвердился хард-рок. Слово «ансамбль» устарело, стали говорить – «группа». На самой вершине музыкального «Олимпа» господствовали англоязычные исполнители. Избранные из богов – истеричные надсадные горлопаны с мощными гитарными баса́ми, и длинными проигрышами «драйв and shout». Завывающие, как нечистая сила. «Роллинги», «Дорз», «Зеппелин» – протест против всего, патлы до пояса, полуголые, гипер-экспрессивные, козлами скачут по сцене, ломают и поджигают гитары, гнут микрофонные стойки.

Следующим пошел альбом «Look at Yourself» группы «Uriah Heep», вроде как он считался у них самым удачным. Дальше «Slade» и «Deep Purple» и на закуску вразнобой попсы, типа, Демиса «кастратоса» Руссоса, жгуче-армянистой Шер и прочих в ту пору востребованных персонажей.

Как и многие мои ровесники, в семидесятые я был заядлым меломаном. Но так, конечно, без фанатизма. У нас имелся магнитофон «Комета-209» – так себе, аппаратик, даже не стерео. Да и записи редко, когда были хорошего качества, обычно многократно перезаписанные копии. Оно и понятно, фирменных пластов было