Твой пока дышу (СИ) - Семакова Татьяна

Ответа не ждёт. Как и меня, сразу двигая к подъезду. Знает прекрасно, что против этой уловки у меня нет аргументов. Как и я знаю, что не уловка вовсе.

Да и пусть остаётся! Мне-то какое с этого дело? Никакого! Абсолютно! Совершенно безразлично!

Ну и что, что и без того маленькие ладошки Надюши, которые он старательно намывает над раковиной, сев вместе с ней на край ванной, на фоне его крупных рук выглядят совершенно крошечными. Не трогает!

Ну и что, что пока я собираю вещи, он успевает переодеть её и покатать на спине, смешно изображая лошадку. Не трогает!

И даже когда он с трепетом прижимает её к своей груди, зажмуриваясь от переизбытка чувств. Не… не умереть бы от разрыва сердца… Какой он чувствительный… какой заботливый… какой любящий…

– Вы чего такие пришибленные? – шипит Лиля, утянув меня в сторону от мангала, якобы за детьми присматривать, за которыми как два ястреба и так бдят Паша с Эмиром.

– Да как-то… – мямлю, не имея ни малейшего желания рассказывать беременной подруге о своём визите в клуб, – все эти его девки, Лиль…

– Ну ты, конечно, интересная! – фыркает неожиданно дерзко. – Мужик видный, да ещё и при бабках. Темперамент, опять же… Чего ты ожидала? Что он монахом будет жить? Что ни одна не попытается удержать?

– Нет, но…

– Вот и не будь дурой и не беси меня! Мне нервничать нельзя!

– Ты забеременела только чтобы говорить гадости и оставаться безнаказанной, да? – негодую, широко распахивая глаза.

Лиля деликатно замалчивает правду и возвращается к своему мужчине, чтобы потереться круглым животом о его спину.

Неосознанно кладу руки на свой плоский. В своих каких-то мыслях, в своих переживаниях, пронизанная иглами зависти от их нежностей, пропитанная горечью осознания, что так у меня не будет никогда. Почти сразу отдёргиваю и, пока совершенно не расклеилась, иду в дом, бросая на ходу:

– Переоденусь! Уф-ф! Жарища!

Так себе отмазка, хотя, в самом деле жарковато стало к полудню. Достаю мятый сарафан из сумки, встряхиваю, раскладывая на кровати, позволяю себе думать, что для дачи в кругу тех, кто видел меня голой, и так сойдёт, раздеваюсь и чувствую, как на макушке слабо шевелятся волосы. От дыхания стоящего за моей спиной Куманова, хотя, не исключаю, что ещё и от страха.

Конечно, я боюсь.

Боюсь снова оказаться в его объятиях, боюсь потерять контроль, боюсь, что всю жизнь проведу рядом с мужчиной, для которого лишь одна из многих. Боюсь, что не проведу…

– Отойди, – приказываю, не оборачиваясь.

– Не могу, – обдаёт жаром мою глупую голову.

– Отойди, Паш, я не шучу! – повышаю, как будто это может хоть как-то повлиять на ситуацию.

– Не могу, – повторяет таким странным голосом, что я теряюсь. Как будто… как будто в самом деле не может.

Разворачиваюсь, чтобы увидеть выражение его лица, но не успеваю даже моргнуть, как он сокращает дистанцию, с ускорением нападая на мои губы с обжигающе-горячем поцелуем. Без промедления врывается языком в мой рот, совершенно дезориентируя в пространстве.

Не то вскрикиваю, не то сладко стону, не то мычу. Просто издаю какой-то звук, являющийся всем и сразу. Просто организм выталкивает навстречу его необузданной страсти весь спектр бурлящих внутри эмоций. Просто неосознанно отвечаю на поцелуй, углубляя на столько, что у самой себя вызываю шок. Что за бешеную самку он во мне пробуждает?! Как это, чёрт возьми, работает вообще?!

Надрывисто втягиваю ртом воздух, когда он припечатывает меня к себе. Но, когда он рычит, изнывая от желания, в ушах фоном начинает долбить клубная музыка.

Резко пихаю его обеими руками, но он такой здоровый, что получается лишь оттолкнуться от него самой.

Спотыкаюсь о свою же сумку, теряю равновесие, и он тут же ловит меня, ещё крепче прижимая к себе.

– Перестань! – верещу сорвавшимся голосом. – Перестань, отпусти!

– Не могу-у-у!!! – буквально орёт на меня, вгоняя в ступор. Перехватывает одной рукой, фиксирует, вторую кладёт на щёку, тарабаня задушено: – Не могу, Линда, не могу, не отпущу больше, никогда, не проси, не проси даже, всё что угодно сделаю, всё, но не отпущу! Никогда тебя больше не отпущу… – последнее уже шёпотом, на выдохе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Ты больной! – выталкиваю с обидой. Так кошмарить начинает, так трясти от ощущения, что он абсолютно серьёзен, что эмоциями его топит похлеще моего, что в голове ещё больший беспорядок, что столько там фобий, столько тревоги, столько ужасов, сколько мне никогда не постичь, сколько за всю жизнь и после неё не прочувствовать.

– Больной, – подтверждает, толкаясь лбом в мою переносицу. Плечи опущены, сам весь скрючился, мандражирует, вибрирует, подчиняет, но остаётся покорным. – Больной, Линда, больной… с ума схожу, по тебе, от тебя… так… так… блядь… – смеётся. Тихо, нервно, обречённо. Вдыхает, выдыхает: – Так сильно тебя люблю, что самому стрёмно иногда. Всегда любил, но сейчас – это просто вышка. Предел. Космос. Бесконечное свободное падение… клянусь. Верь мне, маленькая, верь…

Опускает руку с лица к моему животу, касается пальцами, пропуская через моё тело ток. Поджигает под нами землю, заставляет мир бешено вращаться, ведь я точно знаю, о чём он. Точно знаю, что так же, как и я, чувствует во мне новую жизнь. Это необъяснимо, это иррационально, это на каком-то астральном уровне. Абсолютная убеждённость вопреки здравому смыслу. Непоколебимая вера и новая нерушимая связь.

Мечта, захватившая мой опьянённый звуками его голоса разум.

Бредовая фантазия, поглотившая здравый смысл.

Сладострастная агония, спалившая дотла благоразумие.

– Я люблю тебя, – добивает, отстранившись и посмотрев прямо в глаза. – Просто. Люблю.

Прикрываю веки, не в силах выносить его пристального взгляда. Не могу его ещё и видеть, не могу все органы чувств единовременно задействовать, сознания лишусь от переизбытка эмоций.

Целует меня. Так пронзительно нежно, что слёзы сдержать не могу.

– Не плачь, маленькая, – шепчет мне в губы, – не плачь только…

Поднимает меня на руки, перекладывает на кровать. Сопротивления уже не оказываю, да и как я могу? Кого обмануть пытаюсь… саму себя, разве что. Во что угодно готова поверить сейчас, в моменте, когда он так близко, когда целует, когда обнимает, когда говорит то, что я так долго мечтала услышать.

Покрывает мою шею поцелуями, спускаясь горячими губами к ключице, мягко стаскивая с плеч лямки бюстгальтера. И начинаются уже совсем другие разговоры…

– Какая же ты охуительная… вкусная какая, очуметь, Линда, сожрать боюсь, клянусь, так бы и сожрал…

Его губы везде.

Его руки везде.

Гладят, ласкают, сминают, кружат, кружат, кружат…

– Господи… оум-м-м-м… – стону протяжно, окончательно распрощавшись со всеми внутренними запретами.

– А-а-а… блядь, как же ты стонешь! Как сладко, маленькая, как вкусно! Топи! Топи, ведьмочка, не выплыть мне уже, никогда не выплыть…

Скользит рукой в промежность, с подвыванием зачерпывая горячие соки, размазывая по половым губам, по клитору, по лобку, по бёдрам, везде моя смазка, натурально тонем в ней, оба уже… не выплыть. Нет спасения. Стону громче.

– М-м-мой бог!!! Бог мой, Паша, бог…

Выгибаюсь навстречу его руке, бесстыдно раздвигаю ноги, толкаюсь бёдрами, ищу руками его член, сжимая с такой силой, что он вновь на рык срывается, нервно стаскивая с себя брюки.

– Подожди, подожди, не кончай! – чуть ли не молит, избавляясь от мешающих слиться воедино тряпок.

– Я пытаюсь, пытаюсь… – повизгиваю на судорожном вдохе.

– Вместе, сладкая, вместе…

Падает сверху, скользит набухшим членом по клитору, легко входит, погружаясь в меня до предела. Медленно, так нестерпимо медленно, что искрить нервные окончания начинают подобно оголённым проводам под напряжением, трещать, гудеть, сверкать, заходиться!

Останавливается. По щеке с нежностью подушечками пальцев водит, шепчет:

– Я люблю тебя.

Разрывает мою вселенную внутренней пульсацией.