Твой пока дышу (СИ) - Семакова Татьяна

© Линда Силина

Слышу автомобильный сигнал за воротами и подскакиваю с плетёного кресла, на котором смогла усидеть аж три минуты.

Эмир слабо морщится и пытается подготовить меня, сообщая:

– Это не он, Линда.

– Да я и не думала, – фыркаю пренебрежительно, но ни друзей, ни тем более себя обмануть не в состоянии.

Уже час дня. Час! Даже если он поленился мотаться ночью, даже если решил переночевать в квартире, уже давно должен был приехать. Ладно я, но упустить возможности побыть с Надей он не мог, просто не мог!

– Эмир, что-то случилось! – выпаливаю, видя, как через ворота въезжает Лена.

– Не думаю, Линда, – кисло отзывается друг.

В глаза мне не смотрит и явно что-то утаивает.

– Почему это? – накидываюсь на него, за рубашку на груди хватаю и тяну на себя. – Он звонил? Ты?

– Нет и нет. Ты просила не лезть в твою личную жизнь, – припоминает стародавние времена мифов и, мать его, легенд. – И сейчас тот самый момент, когда мне абсолютно не хочется. Встречай своего гонца.

Кивает за мою спину и, пользуясь секундным замешательством, ретируется к детям, подхватив огромный надувной мяч.

– Я тебе такого мужика найду! – сходу начинает причитать Лена, не успев даже подойти. – Такого найду, закачаешься! Обо всём забудешь, обо всех! Я, если хочешь, своего отдам! На время только, я что-то привязалась уже к нему…, да ты его долго и не вытерпишь, он тот ещё говнюк самодовольный… Только ты не нервничай, ладно? Ну, на всякий случай… – берёт меня за руки и растирает кисти большими пальцами, пытаясь огонь добыть, не иначе. – Он ведь этого не стоит, Вишенка… нервов твоих, переживаний, слёз, ничего не стоит, годен мерзавец только для оплодотворения…

– Вот как? – хмыкаю, да так с этой гримасой и замираю, не в силах больше выдать ни одной лживой эмоции.

– Кобель он, Вишня, – утыкается взглядом в газон и отпускает мои руки. – Вчера вечером его опять с этой застукала.

– С этой? – переспрашиваю, чтобы хоть как-то реагировать на окружение.

– С этой, из клуба… с Леркой долбанутой.

– Погоди… Лерка? – губы сами собой раздвигаются в широкой улыбке. – Валерия, да? Ирина подруга? Та, с которой он ещё до моего отъезда встречаться начал? Та, в постель к которой Матвей подтолкнул [1]? – Лена морщится, подтверждая реакцией, а я нервно всхлипываю и начинаю истерично ржать.

– Линда… – расстраивается Лиля, подкатывая ко мне со своим пузом.

– Всё нормально! – отмахиваюсь через хохот. – Всё хорошо, правда!

И всё смеюсь, смеюсь, на полусогнутых к дому продвигаюсь.

Как хорошо всё-таки иметь друзей.

И мозги на место вправят, вовремя донеся ценную информацию до воспалённого любовной лихорадкой мозга.

И за ребёнком присмотрят, пока я в безудержных рыданиях в подушку захожусь, прикусывая ткань, чтобы не заорать в голос.

И план на будущее помогут выстроить, утешая ласковыми прикосновениями.

– Это ещё не всё… – мрачно отбивает Лена, великодушно решая добить. – Она беременна… он подтвердил… Матвею сказал, не мне. По телефону, я подслушала… и…

– И-и-и? – вновь срываюсь на смех, приподнимая голову от подушки.

– И в салоне кое-что нашла… из твоего кармана выпало, когда шмот мерили, больше неоткуда. Вот… я думала, ты знаешь, поэтому не трогала вчера…

Протягивает мне измятый клочок бумаги трясущими руками, и я моментально вспоминаю дочь, самозабвенно играющую с фантиком. Даже в руки его не беру, просто смотрю на написанный от руки текст. Потёртый местами, местами поплывший от Надиных слюней, но, тем не менее, вполне читаемый.

«Поздравляю, кобелина, ты скоро станешь папочкой!»

Так это я, оказывается, пятое колесо…

Я – любовница.

Я – разлучница.

Не она. Я.

Я…

А он может и в самом деле меня любит. Просто любит всех беременных от него девок. Из тех, из неслучайных. В койку к которым он ходит годами по проторенной, разбавляя для разнообразия мимолётными связями.

– Может, не надо от него больше?.. Ну… ты поняла… – с трудом, но выдавливает из себя Лена как будто бы разумную мысль.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Выйди, а? – огрызаюсь невежливо.

– Да понятное дело, что не сможешь… – ничуть не обижается подруга, не двигаясь с места. – Я бы тоже не смогла. Но, может, повезёт и не беременна вовсе?

– Может, – отвечаю на автомате, только бы она отстала. Повезёт?! Да я кому угодно душу готова продать, лишь бы ещё раз вот так «не повезло»! – Лен, оставь меня ненадолго… скоро дочу укладывать, я спущусь через пару минут.

– Хорошо… – бормочет плаксиво, часто-часто моргая. – Ненадолго только, ладно?

– Обещаю, – мягко улыбаюсь, успокаивая теперь уже её. – Спасибо, что рассказала. Мне просто нужно это осмыслить и принять.

– Угу, конечно, – кивает, роняя слёзы, поспешно вытирая их и сползая с кровати.

Странная ерунда. Не знаю, у всех ли так, но, когда кто-то на столько сильно реагирует на мою внутреннюю боль, что сам начинает плакать мои глаза враз становятся сухими.

На месте, где когда-то было сердце, лишь пустота. Нет, оно бьётся в груди, наверняка бьётся, я ведь живу ещё. Дышу. Но в нём лишь кровь. Плазма, эритроциты, лейкоциты, тромбоциты или как там по биологии, и всё. Размеренные сокращения мышцы, ровный пульс, полнейший штиль в голове. Как будто бы всё в порядке. Как будто бы…

Только вместо души отчего-то мрачный сырой подвал. Смутное ощущение тревоги терзает изнутри, как будто последняя кроха любви пытается выбраться, молотит маленькими кулачками по люку, сигнализирует о том, что ещё не погибла.

Сиди там и не рыпайся!

Укладываю дочь спать, спускаюсь к друзьям приминать их жалость с улыбкой на лице. Пристраиваю на затылок Надюшину панаму и падаю задницей в детский бассейн, разбрызгивая воду на траву.

– Линда… – Эмир прикрывает глаза, но быстро справляется с эмоциями, протягивая мне руки.

Снимаю головной убор, сую ему и падаю спиной назад, погружаясь с головой. С широко распахнутыми глазами.

Слежу за размеренно плывущими облаками, за хаотичными бликами солнца на растревоженной поверхности воды, за собственными волосами, извивающимися в воде змеями, пока Эмир не выдёргивает меня, наступив одной ногой в бассейн.

– Чёрт, Линда! – орёт, хватая меня за плечи и ставя на ноги.

А я там кое-что поняла. За секунду до того, как он прервал мою медитацию. За долю секунды до того, как закончился кислород в лёгких. На тонкой грани между реальностью и забвением.

Судорожный вдох. Хриплый выдох.

– Что-то не так! – Эмир роняет голову, а я обвиваю его шею, тараторя задушено: – Что-то не так, Эмир, говорю тебе, послушай, услышь! Я чувствую, чувствую, я всегда чувствую!

– Не в этот раз, – хмурится друг, – не в этот раз, Линда. Понимаю тебя, хочется другого…

– Да плевать мне на себя! – взрываюсь, отталкиваясь от него, ногой в воде топаю и, не получая с этого никакого физического удовлетворения, начинаю кричать: – Плевать, что не единственная! Плевать, что обманул! Плевать, что мерзавец, подлец, кобель! Плевать!

– Я… я не могу ему больше верить, – Эмир разводит руками и шагает из бассейна. – Не могу, Линда. Просто не могу. Я не железный. У меня есть лимит. Предел. Запас. Прости.

– Эмир! – взвизгиваю ему в спину. – Вернись! Вернись сейчас же! Лиль, скажи ему… – хнычу уже, взывая к подруге. – Скажи ему, Лиль, ну скажи же…

– Прости, – вторит за мужем, поджимая губы. – Прости, Вишня, но тебя я люблю сильнее. Пусть хоть… пусть хоть совсем исчезнет! Все нервы мне измотал, всю душу уже за годы эти… не могу больше.

Остаёмся один на один с Леной.

Смотрю ей в глаза, а там столько страха за меня… наверное, я в самом деле выгляжу буйнопомешанной. Невменяемой. Обиженной, озлобленной на мужчину, выбравшего другую. Но я больше просто не в состоянии игнорировать тревожную искру, разжигающую во мне огонь паники.

– Думай что хочешь, – отбиваю строго. – Что. Хочешь. Но я этого знать не хочу. Ничего не хочу слышать. Это ясно?