Счастливые девочки не умирают - Джессика Кнолл

Папа направился прямиком в спальню и через двадцать минут вышел гладко выбритый, в свежих брюках и нелепой желтой рубашке. Я всегда опасалась, как бы папа не вздумал надеть ее в те редкие дни, когда забирал меня из школы.

— Куда ты собрался? — спросила мама.

— На работу, Дина. — Папа достал из холодильника яблоко и всадил в него зубы, как я — нож в тело Артура. Я отвернулась. — Куда ж еще.

— Я думала, сегодня мы все вместе побудем дома, — с надеждой чирикнула мама, и внезапно мне до смерти захотелось иметь традиционную большую семью, братьев, сестер, дядюшек и тетушек, живущих по соседству.

— Я б остался, но не могу. — Зажав яблоко в зубах, папа набросил на себя куртку. — Постараюсь вернуться не поздно.

Перед уходом он пожелал мне выздоравливать. Вот спасибо, папочка.

Уходя, отец так громыхнул дверью, что наш домишко содрогнулся до основания. Мама подождала, пока стены перестанут ходить ходуном, и сказала:

— Ладно, лежи на диване, если хочешь. Только не включай, пожалуйста, новости.

Новости. Мне и в голову не приходило смотреть новости, пока мама не проговорилась. Теперь мне требовались новости и ничего больше.

— Почему? — вызывающе спросила я.

— Ты вся издергаешься. Там показывают… — Она запнулась и поджала губы. — В общем, тебе не надо это видеть.

— Что показывают? — не унималась я.

— Тифани, пожалуйста, сделай, как я прошу, — умоляюще произнесла мама.

— Ладно, — сказала я вслух, но, разумеется, поступила по-своему. Я приняла душ, переоделась и спустилась в гостиную, намереваясь включить новости, но увидела, что мама копается в холодильнике. В стене между кухней и гостиной было большое окно, чтобы из кухни можно было смотреть телевизор, стоявший в гостиной. Выслушивать очередную мамину нотацию о том, что я ни в грош ее не ставлю, мне не улыбалось, и я включила музыкальный канал.

Через пару минут я услышала, как мама обшаривает кухонные полки в поисках съестного.

— Тифани, — наконец сказала она, — я на минутку сбегаю в магазин. Что тебе принести?

— Томатный суп в банке, — ответила я. — И сырные крекеры.

— А попить? Газировку?

Она прекрасно знала, что я не пью газировку с тех пор, как стала регулярно бегать. Мистер Ларсон предупредил, чтобы мы не пили ничего, кроме воды, иначе не избежать обезвоживания.

— Нет, — почти беззвучно ответила я, закатив глаза.

Мама подошла вплотную к дивану, взглянув на меня сверху вниз, как на покойника в гробу. Потом достала плед, встряхнув, развернула его, и он опустился на меня, будто сети.

— Мне страшновато оставлять тебя одну.

— Да все нормально, — простонала я.

— Пожалуйста, не смотри новости, пока меня не будет, — умоляющим тоном попросила мама.

— Не буду.

— Все равно ведь будешь, — вздохнула она.

— Зачем ты тогда просишь меня не смотреть?

Мама села в кресло напротив дивана, с шумом примяв подушки.

— Если ты все равно собираешься смотреть новости, — сказала она, взяв в руки пульт от телевизора, — то давай смотреть вместе. — (Словно речь шла о первой сигарете.) — На случай, если у тебя будут вопросы, — добавила она.

Мама переключила телевизор на Эн-би-си. Разумеется, вместо обсуждения новейших моделей пылесосов в эфире утреннего ток-шоу шел сюжет под названием «Очередное побоище в школе». Ведущий Мэтт Лауэр вел репортаж со школьного двора, стоя у той части старого особняка, которую затронул огонь, вспыхнувший в столовой.

«Мейн-Лайн — один из наиболее богатых пригородов в США, — вещал Мэтт. — Трудно поверить, что здесь могла произойти подобная трагедия, однако факт остается фактом». На экране появились кадры школьного здания, снятые с воздуха. Мэтт продолжал: «Семеро погибших, из них двое нападавших и пятеро жертв, одна из которых умерла от разорвавшейся в столовой самодельной бомбы. Нападавшие пронесли бомбы в рюкзаке и оставили у столика, за которым, как подтверждает администрация школы, обычно сидели популярные ученики. Из всех бомб — полиция полагает, что их было не меньше пяти, — разорвалась только одна, в противном случае погибших было бы намного больше. Девять учеников госпитализированы с тяжелыми, но не опасными для жизни ранениями, хотя в результате взрыва некоторым из них оторвало конечности».

— Оторвало конечности? — ахнула я.

Мама дрожащей рукой отерла лоб.

— Вот этого я и боялась…

— С кем? С кем это случилось?

— Я слышала, но забыла, — имена почти все незнакомые. Но среди них была твоя подруга, Хилари.

Я отбросила плед, запутавшись в нем ногами, и чуть не разорвала его пополам. Желудок свело, будто там вскипел апельсиновый сок.

— Что с ней?

— Я точно не помню; кажется, ей оторвало стопу, — всхлипнула мама.

Меня стошнило прежде, чем я успела добежать до ванной, хотя я бежала со всех ног. Ничего страшного, сказала мама, ототру пятновыводителем, а ты ляг, полежи. Отдохни. Она принесла мне таблетку, которую дала Анита.

Несколько раз я приходила в себя и слышала, как мама отвечает по телефону:

— Спасибо, но сейчас она отдыхает.

Затем я провалилась во мрак, из которого с трудом смогла выкарабкаться. Был вечер, когда мне наконец удалось прорвать мутный, тяжелый покров, окутавший разум, и я спросила у мамы, кто звонил.

— Твой прежний учитель английского. Хотел узнать, как ты…

— Мистер Ларсон?

— Ага. И мама кого-то из учеников. А потом посыпались звонки.

«Школу закрыли на неопределенный срок. Хорошо еще, что ты не выпускница», — сказала мама.

— Представляешь, каково рассылать заявления в такой неразберихе? — И она сочувственно цокнула языком.

— Мистер Ларсон оставил номер телефона?

— Нет. Сказал, что позже перезвонит, — ответила мама.

Весь вечер телефон молчал, и первую ночь дома я провела на диване, уткнувшись в телевизор, где какая-то Беверли, мать четверых детей, нахваливала видеодиск с комплексом упражнений, вернувшим ей прежнюю стройность, — а ведь она уже почти отчаялась! Свет я не выключала. Двери всех четырех спален, расположенных на втором этаже дома, выходили в огороженный перилами коридор, и, перегнувшись через них, можно было увидеть меня, съежившуюся на диване под синтетическим пледом. Несколько раз из спальни выглядывал папа и раздраженно жаловался на свет, пробивающийся из-под двери. Он, видите ли, не может уснуть. В конце концов я сказала ему, что предпочла бы беситься из-за ерунды, а не трястись от чудовищных воспоминаний, и папа отстал.

На рассвете я задремала. Когда я очнулась, телевизор был выключен, а пульт пропал.

— Папа спрятал, — крикнула мама из кухни, услыхав возню в гостиной. — Зато он принес тебе целую кучу журналов.

Обычно мама просматривала все журналы, которые попадали ко мне в руки, но в то утро она накатала внушительный список и велела папе купить все, даже те, что обещали научить «Как разжечь в нем желание». Мама хотела меня задобрить — ведь телевизор отныне был под запретом. Я благоговела перед этими журналами, они до сих пор хранятся в коробке под моей детской кроватью. Они манили в большой город — носить туфли на каблуках и жить шикарной жизнью. В их мире всё было шикарно.

Однажды после обеда, когда мы с мамой отдыхали, — она дремала на диванчике, а я, растянувшись на большом диване, изучала, как подчеркнуть глаза с помощью косметики, — в дверь позвонили.

Мама вскочила и укоризненно на меня посмотрела, как будто это я разбудила ее. Ни слова не говоря, мы уставились друг на друга, и тут снова раздался дверной звонок.

Мама прошлась ладонью по волосам, взбив их у темных корней, и кончиками пальцев смахнула следы туши под глазами. Потом встала и, чертыхаясь, попробовала размять онемевшую за время сна стопу. Ничего не вышло, и мама, прихрамывая, пошла открывать.

Послышались негромкие голоса.

— Разумеется, — ответила кому-то мама.

В гостиную она вернулась в сопровождении двух хмурых мужчин в грязно-коричневых костюмах.

— Тифани, — пропела мама голосом радушной хозяйки, — это детектив… — Она в растерянности потерла виски. — Извините, пожалуйста, я забыла, как вас зовут. — Ее голос утратил приятную глубину, и мама, чуть не плача, добавила: — Такие тяжелые дни…

— Конечно, — согласился тот, что помоложе и постройней. — Я детектив Диксон. А это, — он кивнул на своего напарника, — детектив Венчино.

У детектива Венчино был болезненно-зеленый цвет лица, как у большинства моих многочисленных итальянских родственников, которые не успели летом как следует загореть.

— Тифани, встань, пожалуйста, — обратилась ко мне мама.

Я закрыла журнал, загнув страничку с уроком по макияжу, и сделала, как мне велели.

— Еще кто-нибудь умер? — спросила я.

Белесые брови детектива Диксона сдвинулись к переносице. Если бы они не дернулись так внезапно, я бы их и вовсе не заметила.