Под мраморным небом - Джон Шорс

беседки, стены, потолки украсит такой вот орнамент.

Воображение нарисовало мне Тадж-Махал в законченном виде, и я вся затрепетала от одной только мысли о том, какая это будет красота. Отец пальцами, ладонями водил по цветам.

– Любой, кто войдет в Тадж-Махал, подумает, что он попал в рай, – сказал он и повернулся в сторону Мекки, и я поняла, что он молит Аллаха позволить ему дожить до того дня, когда Тадж-Махал будет построен. – Какая красота! – добавил он.

– Я чувствую ее, – промолвила я, – в этих стенах.

Его глаза заблестели.

– Да, дитя мое.

Иса улыбнулся мне, его взгляд меня заворожил. Как один человек способен сотворить такое чудо? Под началом Исы трудились искуснейшие мастера, но его руки узнавались всюду. Руки поэта, человека, который может заставить плакать, когда смотришь на камень. И мне вдруг захотелось ощутить прикосновение его рук. Поцеловать каждый его палец. Ибо в этом мире, на этой земле, где так много страданий и горя, таким рукам, как у него, нет цены.

За что такой человек мог меня любить? И способна ли наша любовь, благороднейшее из чувств, вдохновить его на создание такого великолепия?

Любовь. Такое простое чувство и такое созидательное. О любви моих родителей, я была уверена, будут писать до скончания времен. А нашу любовь, да продлится она вечно, люди, сами того не ведая, будут чтить из века в век, восхищаясь убранством Тадж-Махала. Нам очень повезло, осознала я. Пусть такие, как Аурангзеб, побеждают на поле боя, добиваются титулов и сказочного богатства. Но разве способны они достичь подобных высот? Одряхлев и лежа на смертном одре, будут они с удовлетворением вспоминать свою жизнь или горевать об утраченных возможностях? Я подозревала, что они о многом будут печалиться, и мне было жаль Аурангзеба, потому что его жизнь никогда не будет столь же полной, как моя.

Я смотрела на своего возлюбленного, благодаря Аллаха за то, что он послал мне этот ценнейший из даров.

– Твое мастерство, Иса, делает честь империи, – тихо произнес отец.

– У меня в этой пьесе маленькая роль, мой повелитель.

Отец кивнул и попросил:

– Оставь нас, пожалуйста. Выйди из комнаты и проверь, чтобы рядом никого не было.

– Конечно.

Иса вышел, а отец положил руки мне на плечи:

– Я понимаю, почему ты любишь его.

– Но, отец...

– У тебя на лице написано, что ты его обожаешь. Свою любовь ты выставляешь напоказ, как алчный торговец – свой товар.

– В самом деле?

– Ты еще молода и не искушена в таких делах. Но есть люди, которых не проведешь. Я вижу вашу любовь, когда вы улыбаетесь друг другу, когда смотрите друг другу в глаза. – Он умолк, надевая колечко, снятое со своего мизинца, на мой большой палец. – Я рад, что ты нашла свою любовь, дитя мое. Я был не прав относительно Кхондамира. Ты даже не представляешь, как я сожалею об этой ошибке. Прости меня, пожалуйста.

– Мне не за что тебя прощать, отец.

Он поцеловал мой палец – тот, на который надел кольцо.

– Вы должны быть очень осторожны. Ваша любовь опасна. Если Кхондамир или кто-то из моих недругов узнает вашу тайну, жизнь Исы окажется в опасности. Тебя я могу защитить, его – нет.

При мысли о том, что мы можем выдать себя, у меня разболелась голова. Я потерла виски.

– Но что же мне делать, отец? Как я могу любить его так, как мама любила тебя, если я не вправе обнять его?

Отец повернулся к ближайшей стене, вновь коснулся пальцами цветов на мраморе:

– Воистину прекрасная работа. Никогда не встречал лучше, хотя за свою жизнь перевидал множество подобных шедевров.

– Но, отец, что...

– Торопливость не всегда уместна, Джаханара, – остановил он меня. – Боюсь, нетерпеливость – твоя главная слабость. Тигр, бросающийся на добычу раньше времени, зачастую остается голодным. – Я проглотила готовый сорваться с языка ответ, понимая, что опрометчивость – мой большой недостаток. Отец слегка улыбнулся, видя, как я судорожно вздохнула. – Думаешь, я, так сильно тебя любящий, брошу тебя в трудном положении?

– Ты должен править империей, – робко сказала я.

– Да, хотя за меня это все чаще делают мои сыновья. Скоро я стану просто украшением, как павлин на моем троне. – Отец вряд ли возражал бы против такой жизни, но я промолчала. – Думаю, пора тебе перебираться в более достойные покои.

– У меня хорошая комната. Вполне соответствует моим требованиям.

– Покои твоей матери, как тебе известно, находятся рядом с моими. – Отец рассмеялся, будто вспомнил нечто приятное. Последний раз я слышала, как он смеется, от души смеется, за день до смерти мамы. – Мы всегда спали в одной постели, – продолжал он, – но ей нравилось, что у нее есть своя комната. Ведь по натуре она была независимая женщина. Впрочем, при всей нашей глубокой привязанности друг к другу, мы с ней не смогли бы постоянно жить в одной комнате. Это все равно что просить огонь жить вместе с водой.

– Но зачем мне переселяться в покои мамы?

– Затем, мое нетерпеливое дитя, что ту комнату спроектировал мой дед. – Отец придвинулся ближе ко мне и прошептал: – Во время сооружения Красного форта был проложен тайный ход, ведущий из крепости... на тот случай, если мы окажемся в осаде.

– Я слышала об этом.

– Но ты не слышала про стенной шкаф в глубине комнаты твоей матери. Это не простой шкаф. За одеждой находится лестница, ведущая в подземный туннель, который проходит под восточной стеной Красного форта и тянется до подвала обычного дома в городе. Тот дом принадлежит мне. В случае осады Красного форта я смогу в нем укрыться.

Моему удивлению не было предела. А я-то думала, что о планах отца знаю все. Сколько еще тайн он хранит?

– Но ведь нужно помнить о тех, кто проложил этот ход. Возможно, они открыли секрет. Убийце не составит труда войти в тот дом и оттуда проникнуть в Красный форт. Тебя в любое время могут убить.

– Это невозможно. Видишь ли, когда строился Красный форт, мой дед, да блаженствует в раю его душа, узнал, что его хотят убить. Заговор организовала группа вельмож; в их числе был и придворный архитектор. За измену их приговорили к пыткам. После их самих и их семьи должны были казнить. Но дед предоставил предателям выбор. И они согласились жить в недостроенных императорских покоях, под его