Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти - Карл Август Виттфогель

должны подвергаться слежке и контролю. Правитель должен приставить шпионов к своему первому министру. Он должен опасаться самых близких друзей, своих жен, братьев и, в особенности, своего наследника. Согласно афоризму, который часто цитируют в книгах, посвященных классическому индийскому деспотизму, «правители, подобно крабам, имеют дурную привычку пожирать своих отцов». «Арташастра» приводит множество советов о том, как правителю защититься от своего сына, чтобы этого не случилось.

Чиновник: вечно под подозрением

Но и чиновник не может чувствовать себя в полной безопасности. «Первой и постоянной мыслью мудрого человека должна быть мысль о том, как защитить самого себя, ибо жизнь человека, служащего государю, совершенно справедливо называют жизнью в огне; но, хотя огонь способен сжечь часть тела или все его целиком, правитель обладает властью, которая может уничтожить или же возвысить всю свою семью».

Персидский вариант «Арташастры» особенно подчеркивает опасность, которая кажется бюрократу такой далекой от его успешной жизни: «Если [правитель] в какое-то время сделает вид, что тебе ничто не угрожает, с этой же минуты начни чувствовать себя в опасности: если же кто-то начнет тебя усиленно потчевать, то можешь ожидать, что он тебя вскоре и прикончит».

Впрочем, необходимо опасаться не только тех, кто поднялся на вершину бюрократической пирамиды, но и тех, кто остался внизу. В традиционном Китае, как и в других гидравлических государствах, «чиновники высшего ранга не могут не опасаться тех, кто стоит ниже их, ибо именно из этих рядов выходят соперники, которых стоит бояться. Чиновники низшего ранга между тем не менее подозрительны к тем, кто выше их, поскольку именно из этих рядов выбирают тех, кто в любой момент может прийти им на смену» (Смит А. Китайские характеристики).

Простолюдины: страх попасть в затруднительное положение

Простолюдины сталкиваются с проблемами другого рода. Их беспокоят не ловушки, присущие самодержавной или бюрократической власти, а те угрозы, которые эта власть создает для всех своих подданных. Режим, который невозможно контролировать – ни в области налогообложения, ни в общественных работах, ни в юридической области, – способен создавать бесчисленные трудности для простого народа. Поэтому осторожность учит людей избегать любых контактов с правительственными организациями, если, конечно, этого не требует насущная необходимость.

Смит приписывает взаимное недоверие, царившее в традиционном Китае, тому, что люди боялись нажить себе большие неприятности. В «Тысяче и одной ночи» труп таскали от одной двери к другой, поскольку хозяева всех домов были убеждены, что в смерти незнакомца обвинят именно их. Часто наблюдаемое нежелание спасти тонущего человека, которого никто не знает, порождается теми же причинами: «Если мне не удастся вытащить из воды этого бедолагу, то как я докажу властям, что не имел никакого намерения его утопить?»

Те люди, которые уходят, когда они могли бы кому-то помочь, ничем не отличаются от других и совсем не хуже всех остальных. Но их поведение дает понять, что добровольное участие в общественных делах, которое в открытом обществе поощряется, в условиях тотальной власти может привести к беде. Страх оказаться в руках властей, совершающих неконтролируемые и непредсказуемые действия, заставляет добропорядочных подданных держаться строго в рамках своих личных и профессиональных обязанностей. Этот страх помогает отделять членов сообщества, к которому они принадлежат, друг от друга.

Потенциал отчуждения, заложенный в тотальной власти

Разумеется, отделение еще не означает враждебности: ремесленники, чьи предки переселились из деревни в город, могут считать себя другими людьми, не похожими на деревенских жителей. Интеллектуал может чувствовать себя чужим среди своих соотечественников, а во времена кризиса полностью отвергать тот социальный порядок, который ему не удобен. В подобных ситуациях у него может возникнуть ощущение одиночества, но до тех пор, пока он имеет возможность обрести единомышленников, его отделение от общества будет всего лишь частичным.

Частичное отчуждение коренным образом отличается от тотального; только в том случае, если человек убежден, что все друзья его покинули и он превратился в автономную и самоуправляемую единицу, он может сказать, что подвергся тотальному отчуждению. Во время террора, развязанного в стране полууправляемым аграрным аппаратным государством, он может познать тотальное одиночество, но без тотального отчуждения. Он почувствует отчуждение только во время террора современного тотального государства, управляемого аппаратчиками. Постоянная изоляция и промывание мозгов могут довести человека до такого состояния, когда он уже не понимает, остался ли он человеком или превратился в животное.

Повседневное приспособление

В классической Греции было много одиноких людей[27], и в современных демократических странах их тоже не мало. Но эти свободные люди одиноки главным образом потому, что на них никто не обращает внимания, а вовсе не потому, что им угрожает власть, которая, если ей этого захочется, сумеет втоптать в грязь человеческое достоинство.

Человек, на которого никто не обращает внимания, может поддерживать отношения с родственниками или друзьями; он может преодолеть свою пассивную и частичную отчужденность от людей, расширив свои связи или создав новые. Но человек, живущий в условиях тотальной власти, не имеет подобной привилегии. Не способный бороться с условиями общества, он может найти себе убежище лишь в настороженной покорности. Чтобы предотвратить самое худшее, он должен всегда быть к нему готовым. Отчуждение в разные времена становилось убежищем многих свободных индивидуумов в разных сегментах открытого или полуоткрытого общества. Но в эпохи, предшествовавшие появлению индустриального аппаратного государства, такое отношение к людям в основном наблюдалось в тех странах, в которых царил восточный деспотизм. Неудивительно поэтому, что стоицизм появился в античном мире только после того, как сбалансированное общество классической Греции уступило место эллинистической системе тотальной власти, созданной Александром Македонским.

Тотальное одиночество в день приговора

В день Страшного суда реализуется то, что предвещала предыдущая жизнь. Но способы конечного уничтожения действуют в демократически сбалансированном мире совсем иным образом, чем в тоталитарных государствах.

Свободный гражданин, живущий в открытом обществе, может опасаться жестокого наказания со стороны государства только в том случае, если нарушил его законы. Но после ареста его могут посещать друзья, желающие ему помочь, а также адвокат. Он знает, что предстанет перед судом, который не является орудием правительства. Он имеет право утверждать, что не совершал того, в чем его обвиняют, и суд не будет мешать ему в этом, даже в том случае, если приговорит его к смерти. Казнь уничтожит его физически, но государство, продемонстрировавшее свою власть, не станет мешать друзьям подчеркивать его достоинства и утверждать, что он ни в чем не виноват.

Смерть Сократа была уникальной по целому ряду обстоятельств, но она была типичной для одного аспекта насильственной смерти в открытом обществе. Приговоренный к казни за то, что он