Больше чем просто дом (сборник) - Френсис Фицджеральд

— Да ладно, — произнес он вслух.

Консьерж с телеграммой; тон отрывистый, потому что одежда у мистера Керли несколько поношенная. Мистер Керли редко дает чаевые; мистер Керли, по всем признакам, petit client.[53]

Майкл прочел телеграмму.

— Ответ будет? — поинтересовался консьерж.

— Нет, — сказал Майкл, а потом неожиданно добавил: — Взгляните.

— Печально, очень печально, — посочувствовал консьерж. — Ваш дедушка скончался.

— Не так уж печально, — возразил Майкл. — Это значит, что я только что унаследовал четверть миллиона долларов.

Только вот — с опозданием всего на месяц; когда возбуждение улеглось, он почувствовал себя несчастнее прежнего. Ночью, лежа в постели без сна, он бесконечно долго вслушивался в то, как длинный цирковой караван двигался по улице с одной парижской ярмарки на другую.

Уже отгрохотал последний фургон, а углы мебели окрасились пастельно-голубым рассветным тоном, а он все продолжал думать о выражении глаз Кэролайн тем утром — взгляд ее, казалось, говорил: «Ты что, никак не мог этому помешать? Проявить мужество, заставить меня стать твоей женой? Ты что, не видишь, как мне грустно?»

Рука Майкла непроизвольно сжалась в кулак.

— Так вот, я не сдамся до самого конца, — прошептал он. — Удача долго отворачивалась от меня, а вот теперь, похоже, передумала. Любой шанс нужно использовать на полную, до предела собственных сил, и даже если я не верну ее, по крайней мере, когда она пойдет под венец, хоть какая-то часть меня останется в ее сердце.

II

Во исполнение этого намерения он через два дня отправился на вечеринку в «Ше Виктор» — вверх по лестнице и в маленький зал рядом с баром, где приглашенным подавали коктейли. Пришел он рано; в зале был всего один человек — высокий худой мужчина лет пятидесяти. Они разговорились.

— Ждете, когда начнется вечеринка Джорджа Пэкмена?

— Да. Я Майкл Керли.

— А я…

Имени Майкл не расслышал. Они заказали по коктейлю; Майкл высказал предположение, что жених и невеста весело проводят время.

— Даже слишком, — подтвердил, нахмурившись, новый знакомый. — Я не понимаю, как они это выдерживают. Через океан мы плыли вместе; пять дней этого безумия, а потом две недели в Париже. Вы… — Он помедлил и слегка улыбнулся. — Вы уж простите меня, но, по-моему, ваше поколение слишком увлекается спиртным.

— Только не Кэролайн.

— Кэролайн-то нет. Бывает, выпьет коктейль и бокал шампанского — и с нее, слава богу, довольно. А вот Гамильтон пьет многовато, и все эти молодые люди пьют многовато. Вы живете в Париже?

— Сейчас — да, — ответил Майкл.

— Я не люблю Париж. Моя супруга… точнее, бывшая супруга, мать Гамильтона, живет в Париже.

— Так вы отец Гамильтона Резерфорда?

— Имею такую честь. И не собираюсь это отрицать, я горжусь его достижениями. А говорил так, в общем смысле.

— Разумеется.

Майкл нервно поднял глаза — вошли еще четверо. Он внезапно ощутил, что фрак у него старый, залосненный; нынче утром он заказал новый. Вошедшие были богаты, и богатство позволяло им общаться накоротке: темноволосая милая девушка с характерным истерическим смешком — ее он встречал и раньше; двое уверенных в себе мужчин, все шутки которых неизменно сводились ко вчерашнему скандалу и видам на таковой нынче: можно было подумать, что они играют ключевые роли в некой пьесе, которая простиралась до бесконечности в прошлое и в будущее. Когда появилась Кэролайн, Майклу почти не удалось с ней поговорить, однако он успел заметить, что она, как и все остальные, выглядит измученной и усталой. Лицо ее под слоем румян было бледно, под глазами залегли тени. Облегчение смешалось в его душе с оскорбленным тщеславием, когда его посадили очень далеко от нее, за другой стол; ему нужно было несколько минут, чтобы приспособиться к окружающему. То была совсем не толпа незрелой молодежи, в которой обычно вращались они с Кэролайн; мужчинам было за тридцать, вид у них был такой, будто всем им доступны лучшие мирские блага. Рядом с ним сидела Джебби Уэст — с ней он был знаком; а по другую руку — жовиальный господин, который немедленно принялся выкладывать Майклу, какую они выдумали шутку для холостяцкого ужина: наймут девицу-француженку, и та явится на праздник с настоящим младенцем на руках, рыдая: «Гамильтон, ты не можешь меня теперь бросить!» Майклу эта шутка показалась и пошлой, и бородатой, однако автор ее долго хихикал в предвкушении.

На дальнем конце стола разговоры шли о ситуации на бирже — сегодня снова падение, самое заметное после обвала. Подшучивали над Резерфордом: «Дела-то плохи, старина. Может, тебе все-таки не стоит жениться?»

Майкл спросил у соседа слева:

— Он много потерял?

— Пока никто не знает. Играет он по-крупному, но он же один из главных умников на Уолл-cтрит. В любом случае правду вам никто не скажет.

Присутствующие с самого начала налегали на шампанское, и к концу за столом возникло приятное оживление; впрочем, Майкл видел, что все гости слишком измотаны, чтобы воспрянуть от одного этого обыденного стимулирующего средства; уже несколько недель они пили коктейли перед едой, как американцы, вина и коньяки — как французы, пиво — как немцы, виски с содовой — как англичане, а возраст-то уже был не совсем юный, так что эта гремучая смесь — этакий гигантский коктейль из ночного кошмара — помогала им достичь лишь одного: на время, и только частично, позабыть все ошибки вчерашнего вечера. Словом, вечеринка вышла не из веселых, а если кто и веселился, так только те, кто не притрагивался к спиртному.

Майкл же совсем не устал, шампанское его разогрело, несколько притупило боль. Он уже месяцев восемь как покинул Нью-Йорк, так что почти все танцевальные мелодии были ему незнакомы, однако, когда прозвучали первые такты «Раскрашенной куклы», под которую они с Кэролайн прошлым летом столько скользили по паркетам счастья и отчаяния, он подошел к столу Кэролайн и пригласил ее на танец.

Она была прекрасна в своем эфемерно-голубом платье; близость ее наэлектризованных светлых волос, ее нежных, прохладных серых глаз сделали его скованным и неуклюжим; он споткнулся на первом же шаге. Поначалу казалось, что говорить им не о чем; ему хотелось рассказать о полученном наследстве, но не вот так вот сразу, без подготовки.

— Майкл, как чудно снова с тобой танцевать.

Он угрюмо улыбнулся.

— Я так рада, что ты пришел, — продолжала она. — Боялась, что ты сглупишь и не появишься. Мы ведь теперь можем быть просто хорошими друзьями и вести себя друг с другом совершенно естественно. И еще, Майкл, я хочу, чтобы вы с Гамильтоном понравились друг другу.

Похоже, помолвка повлияла на ее интеллект; раньше он не слышал от нее таких вот наборов банальных фраз.

— Я бы, может, убил его, не моргнув глазом, — произнес он любезным тоном, — но он вроде на вид человек приличный. Правильный. Я другое хочу знать: а что делать таким, как я, не способным забывать?

Он не сдержался — губы при этих словах дрогнули; Кэролайн подняла взгляд, заметила это, и сердце ее затрепетало, как и в то утро.

— Ты очень переживаешь, Майкл?

— Да, очень.

И секунду после того, как он произнес эти слова, — причем голос, казалось, шел из самых туфель — они не танцевали; просто стояли, прижавшись друг к другу. А потом она отстранилась и сложила губки в дивную улыбку:

— Поначалу я не знала, что делать, Майкл. Я все рассказала Гамильтону про тебя — что ты мне очень нравился, но его это не задело, и он прав. Потому что тобой я уже переболела — да, правда. И ты проснешься в одно прекрасное солнечное утро и поймешь, что тоже переболел мною.

Он упрямо покачал головой.

— Поймешь. Мы не подходим друг другу. Я — человек легкомысленный, мне нужен муж вроде Гамильтона, который будет принимать все решения. Так что это не просто вопрос… вопрос…

— Денег.

Он опять едва не выложил ей последние новости, и опять что-то подсказало ему, что сейчас не время.

— А как ты тогда объяснишь то, что случилось, когда мы на днях встретились, — спросил он беспомощно, — и то, что происходит сейчас? Почему нас тянет друг к дружке, как прежде, будто бы мы — одно, будто по жилам у нас течет общая кровь?

— Не надо! — взмолилась она. — Не надо так говорить, все уже решено. Я всем сердцем люблю Гамильтона. Просто я вспомнила кое-что из того, что было, и мне стало жаль тебя… нас… наше прошлое.

Глянув через ее плечо, Майкл увидел, что к ним идет еще один танцор. Он в панике увлек ее прочь, но тот появился снова.

— Мне нужно видеть тебя наедине, хоть на минутку, — быстро проговорил Майкл. — Где?

— Я завтра приду на чай к Джебби Уэст, — прошептала она, как раз в тот момент, когда чужая рука вежливо легла Майклу на плечо.