Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе - Светозар Чернов

Они протолкались вперед и встали позади инспектора Абберлайна, оживленно беседовавшего с сержантами Энрайтом и Годли.

– Вот, пан, посмотрите на наших врагов, – сказал поляк. – Они сидят у его ног, а его брюшко нависает над ними, как дамоклов меч.

– Какой там у меня еще меч нависает? – недоуменно спросил Артемий Иванович и подозрительно взглянул вниз на свои штаны.

– Нет, то не меч, – двусмысленно покачал головой Фаберовский. – Таким мечом только институток пугать по ночам у решетки Смольного сада.

– Откуда вы знаете?! – взвился Артемий Иванович. – Кто вам сказавши? – он потер подбородок и добавил: – Такую чушь.

– Враги пана, кто же еще?

Артемий Иванович с интересом посмотрел на своих врагов. У врагов были неглупые приятные лица и совершенно не страшный вид. Они не могли про него такое сказать. Зато сухощавый мужчина с военной осанкой и совершенно не вязавшимся с ней отвислым животом, сидевший рядом, сразу вызвал у него неприязнь. Вместо того, чтобы слушать свидетеля, он нагло уставился на поляка и даже не думал скрывать этого.

– Когда вы последний раз видели ее живой?

– Два года исполнилось в июне. Это было на похоронах моего сына, который сгорел до смерти из-за взрыва керосиновой лампы.

– Была ли она тогда в хорошей ситуации?

– Я не знаю. Я не разговаривал с нею. По крайней мере она была хорошо одета. Она жила со мной три или четыре года перед этим, но думала, что сможет лучше жить самостоятельно, так что я позволил ей уйти.

– Что она делала после того, как уехала от вас?

– Я не знаю.

– Чего этот глист на вас вылупился? – спросил Артемий Иванович у Фаберовского. – Может, дать ему в морду, чтоб знал? Вот такие смолянок и пугают.

– Чего это вас опять занесло в наши места, мистер Фейберовский? – окликнул поляка раздражавший Владимирова мужчина. – Помните, как мы с сержантом Тиком отбили вас в Лаймхаузе у содержателя опиумного притона и его подручных, когда вы пытались сфотографировать их клиента?

– Это вы, инспектор Пинхорн?! – удивился Фаберовский, не ожидавший встретить его на дознании. – Но я и не предполагал, что китаец ведает, что такое фотоаппарат! Разве вы расследуете дело на Бакс-роу?

– Нет, этим занят Абберлайн. Я пришел так, из любопытства. Мне рассказали про вчерашнее дознание, вот, решил взглянуть сам. Но что же вы стоите? Неприятно разговаривать с человеком, задрав голову.

– Нам не хватило места.

– Ну-ка, ты, убирайся! – Пинхорн толкнул в плечо сидевшего рядом человека. – Уступи джентльмену стул, у меня устала шея.

– Нас двое, – сказал Фаберовский.

– Тогда и ты тоже убирайся! – Пинхорн освободил таким же манером еще один стул. – Фредди, – он толкнул в спину сидевшего впереди Абберлайна, – взгляни, это тот самый мистер Фейберовский, который этой весной раскроил своим фотоаппаратом череп старому Чжао.

Абберлайн обернулся, облокотившись рукой на спинку, и с интересом взглянул на Фаберовского.

– Я ловил этого Чжао полгода, до самого своего перевода из Эйч-дивизиона в Центральное управление в Скотланд-Ярд, – сказал Абберлайн. – Потом еще почти полгода его ловил инспектор Рид. И когда он был почти у Рида в руках, является какой-то частный сыщик и все портит.

– Прошу, конечно, прощения, но китаец держал свою лавку двадцать шесть лет и половина Лондона знала, что его всегда там можно найти, – ответил поляк.

– Это для вас, частных сыщиков, поймать – означает сфотографировать с опиумной трубкой в зубах. А нам с Ридом, чтобы подловить китайца, надо было кропотливо собирать такие доказательства его делишек, которые убедили бы двенадцать огородных чучел в суде.

Пока они болтали с полицией, не заметили, что первый свидетель закончил давать показания и начал говорить второй, констебль Нил.

– Вы слышали какой-либо шум той ночью?

– Нет; я не слышал ничего. Самое дальнее, где я был той ночью, было только по Уайтчепл-роуд и вверх по Бейкерс-роу. Я никогда не был далеко от того места.

– На Уайтчепл-роуд шумно ранним утром, я полагаю. Мог кто-нибудь спастись этим путем?

– О, да, сэр. Я видел множество женщин на большой дороге, идущих домой. В то время любой мог бы удалиться.

– Кто-то обыскивал землю, я полагаю?

– Да. Я обыскал ее, пока было послано за доктором.

– Послушайте, – зашипел на поляка Владимиров, ни слова не поняв из прервавшегося разговора с Пинхорном. – Вы обещали мне переводить. Что этот глист, с которым вы только что разговаривали, вам про фотокарточки говорил? Он что – фотограф? Скажите ему, что я хочу у него сняться и подарить фотографию миссис Смит.

– Он полицейский инспектор в участке на Леман-стрит, – ответил Фаберовский, устремляя взгляд на коронера, который продолжал дознание и вызвал следующего свидетеля – инспектора Спратлинга.

– Ах, какая неприятность, – сказал Артемий Иванович, с неприязнью глядя на Пинхорна. – А эти враги – кто?

– Сыщики, которые ищут нас.

– Боже милостивый! – Владимиров перекрестился. – И так задом сели прямо на осиное гнездо, а вы с ними еще и разговариваете! А если они нас арестуют?

– Тсс-сс! Подождите, давайте послушаем, что говорит Спратлинг! – сержант Годли приложил палец к губам. – В участке он всегда разговаривает с трубкой в зубах, словно жует рождественский пудинг.

Артемий Иванович умолк и нахохлился.

– Слушать Спратлинга! – возмутился Пинхорн. – Да лучше слушать мою тещу, которая каждое утро на весь дом пердит в сортире и будит моего кота.

Инспектор Спратлинг: Я обыскал дорогу, сэр, при дневном свете.

– Давайте пересядем, – конспиративным тоном буркнул поляку Артемий Иванович, не шевелясь и не поднимая головы. – Нам нужен путь к отступлению.

– Сходите погуляйте, – предложил поляк.

– Да ну вас! – обиделся Владимиров.

– Видели ли вы вообще на дороге какую-нибудь рессорную двуколку? – взялся пытать констебля Нила один из присяжных.

– Нет.

– Зная, что тело было теплым, не произвело ли это на вас впечатление, что оно могло просто быть положено там, и что женщина была убита в другом месте?

– Я обыскал дорогу, но не видел следа колес. После того, как я обнаружил тело, первыми пришли на это место двое мужчин, которые работали на скотобойне напротив. Они сказали, что ничего не знали о деле и не слышали никаких криков. Я прежде видел этих людей на работе. Это было приблизительно в четверть четвертого или за полчаса до того, как я нашел тело.

– Инспектор Абберлайн, – обратился к полицейскому поляк. – Это правда, что полиция полагает убийство местью одной из ист-эндских банд несчастной женщине, у которой не нашлось для них денег?

– А, это все теории инспектора Спратлинга, – безнадежно мотнул головой Абберлайн. – Убитая была бедна, как церковная мышь. Что с нее можно было взять? По-моему, грабеж не мог быть поводом для этого убийства.

– А Марта Тейбрам и Эмма Смит? – спросил Фаберовский. – Ведь последнюю точно убила компания молодых ублюдков.

– Убийство Мэри Николз имеет так много схожего с недавними убийствами одной или двух других здешних женщин, – сказал Годли, – что мы с инспектором Хелсоном в Отделе уголовного розыска более склонны допускать, что все три преступления являются работой одного и того же индивидуума. Все они были убиты очень похожим образом и все три убийства были совершены в пределах трехсот ярдов друг друга. Мы почти отказались от идеи о банде и придерживаемся мнения, что только один человек, и именно мужчина, а не какая-нибудь акушерка, приложили руку к самому последнему убийству.

– Я не могу согласиться с мнением вашего отдела, Годли, – взъерошил бакенбарды Абберлайн. – Мне кажется, что убийство Эммы Смит в апреле вовсе не имеет к этому делу отношения. По делу Тейбрам инспектор Рид искал солдата, но тут я более склонен подозревать кого-нибудь из тех подонков, что собираются в «Слепом Нищем».

– Возможно, вы правы, – согласился Хелсон. – В утро убийства я допрашивал некоего Оструга, а вчера осведомитель сказал, что вор Скуибби напился и говорил, что какой-то Оструг знает, кто убийца.

– Надо проверить этого Оструга, – сказал Пинхорн.

– Майкл Оструг – персонаж разных удивительных историй из Южного Лондона, – заметил Абберлайн. – Его выпустили из Суррейской психиатрической лечебницы для бедных в марте этого года.

– Что случилось? – очнулся Артемий Иванович, почувствовав, как напрягся поляк при упоминании фамилии Оструга. – Вы обещали переводить.

– Потом, – отрезал Фаберовский.

– Ну, не знаю, – сказал Хелсон. – Может вы и правы. Во всяком случае мы отрабатываем версию с Олд-Николзской бандой. Да разве ж их найдешь! У нас полицейские в Николские трущобы на Бетнал-Грин поодиночке даже соваться не смеют. Там правят бал другие люди.

– Вы полагаете, что нападение на ту женщину совершили они? – спросил Фаберовский.

– Либо они, либо кто-то из банды «Слепого Нищего».