Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе - Светозар Чернов

О переселении душ и пр. в связи с Джекилом и Хайдом.

Фаберовский с Владимировым приезжают в мастерскую. Обнаруживают, что не только Оструга там нет, а в мастерской орудует полиция. Куда делся Оструг – неизвестно. Ирландцы ничего не знают об нем. Предполагая, что в мастерской может быть оставлена засада, предупреждают, что надо забыть про нее.

* * *

– Вы жалуетесь на здоровье? – спросил доктор Смит, встречая приехавшего Фаберовского.

– У меня-то со здоровьем все нормально, – сказал поляк. – А вот мистер Андерсон страдает грудной жабой. Да вы не волнуйтесь так. Лучше предложите мне рюмочку коньяку.

– Да, пожалуйте.

Доктор усадил Фаберовского в кресло и достал из буфета графин. Поляк залпом выпил налитый коньяк.

– Первая рюмка колом, а другая соколом, как говорит мой русский друг.

Он встал и самостоятельно налил себе еще одну рюмку.

Доктор Смит настороженно посмотрел на него. Поляк чокнулся со лбом стоявшего на бюро гипсового бюста бога врачевания Эскулапа.

– Ваше здоровье! Говорят, доктор Харви передал свою практику вам. То так?

– Да, – подтвердил Смит.

– И среди ваших новых пациентов есть доктор Роберт Андерсон?

– Да, я знаю доктора Андерсона. Но я не знал, что у него грудная жаба.

– Может, и не грудная, а может и не жаба вовсе. Зато ему срочно требуется в отпуск. Лучше всего до Швейцарии, там климат подальше, то есть получше.

– Доктор Харви ничего не говорил мне о мистере Андерсоне.

– Он еще не ведал, что мистеру Андерсону нужен отпуск. Хочу, чтобы вы осмотрели его. Учтите, я настаиваю.

– Но под каким предлогом я его осмотрю? – воскликнул доктор. – Сам он ко мне не обращался.

– Скажите, что его квартирной хозяйке показалось, что у Андерсона пожелтели глаза, а хозяйке дайте вот эти два фунта, чтобы она не забыла, что же именно ей показалось.

– Значит, на самом деле доктор Андерсон…

Фаберовский жестом заставил доктора Смита замолчать.

– Доктор Андерсон болен. Грудной жабой или чем угодно, что потребно лечить в Швейцарии. И не меньше месяца, лучше два. В конечном счете, он может быть нервно истощен из-за перенапряжения от чрезмерной работы. Меня мало интересует, как вы это сделаете, доктор Смит. Можете потратить два фунта не на хозяйку, а на двух громил с дубинками.

– Боже, какие страшные вещи вы говорите! – зажмурился доктор, прикрывая глаза ладонью.

– Пока я всего только говорю, – заметил Фаберовский. – Если я начну действовать, как я неоднократно вам обещал, и разошлю известные вам документы до всех газет, это будет пострашнее моих слов. Отправьте доктора Андерсона на континент!

Глава 23

4 сентября, во вторник

Утром Фаберовский заехал к Владимирову в гостиницу и застал Артемия Ивановича собирающим чемоданы.

– Пан опять собрался до царя? – ехидно спросил Фаберовский.

– Я здесь больше не останусь, – пробормотал Владимиров, не оставляя своего занятия. – Дерут три шкуры. Так скоро вовсе без штанов останешься…

– А что я говорил по приезде пана? Но ведь он не хочет меня слушать… И куда пан теперь?

– Куда угодно, лишь бы подешевле… – Артемий Иванович крякнул, нажав коленом на крышку чемодана, и затянул до отказа ремни.

– Если пану будет угодно послушать меня на сей раз, то я мог бы ему кое-что посоветовать.

– Я к Дарье и к этому жить не поеду, – категорично заявил Владимиров.

– Того и нельзя делать из соображений конспирации. Я предлагаю пану уютный первоклассный хотельчик в Найтсбридже. Он потише и подешевле «Кларидж-Отеля». В поблизу гвардейские казармы, через дорогу – Гайд-парк и французское посольство. Покои от двух с половиной шиллингов, с утренним завтраком от шести шиллингов, пансион от шести до десяти шиллингов. Завтрак отдельно.

– Едем, едем! – вскричал Артемий Иванович. – Прочь с этого отелю!

– Но поселиться пану Артемию придется под иным именем на случай, если полиция добьется чего-нибудь от Оструга, – предупредил Фаберовский. – А потом нам потребно съездить до Спитлфилдзу на повидание с ирландцами, для того чтобы подыскать место для нового убийства.

Артемий Иванович покорно согласился. Спустя полчаса они вышли с чемоданами из «Кларидж-Отеля», погрузились в экипаж и поехали на запад. Кэб выехал к Гайд-парку и, проехав некоторое время вдоль южной ограды по Найтсбридж, остановился у дверей небольшой щеголеватой гостиницы, выстроенной четверть века назад прямо перед входом в Олд-Баррак-ярд – двор севернее Найтсбриджских казарм.

– Вот тут пан и будет жить, – сказал Фаберовский, ткнув тростью в направлении гостиничного подъезда. – Чуть дальше находится больница Св. Георгия, так что если пану станет худо, ему будет где лечиться. До Гайд-парку пан может пройти через ворота Альберта, то в нескольких минутах ходьбы отсюда, а с окна он сможет каждое утро обозревать места своих казацких подвигов.

Осмотрев номер и оставив вещи, они вернулись в кэб и поехали в Ист-Энд. Доехав до давно уже закрытой по причине грязной воды каменной Олдгейтской водоколонки с бронзовой львиной головой, агенты отпустили кэб и дальше пошли пешком. Олдгейт, по которой они шли, была широкой и шумной. По обеим сторонам ее тянулись одинаковые невзрачные трехэтажные дома, вдоль тротуаров стояли большие распряженные повозки с бочками и тюками тканей, тележки зеленщиков, торговцы оглушали прохожих криками, и все это покрывал грохот колес по булыжной мостовой.

Артемия Ивановича больше не трогал жалкий вид окружавших его в Восточном Лондоне трущоб, он спокойно шествовал по покрытому грязью узкому тротуару, поглядывал по сторонам и даже попросил Фаберовского задержаться, чтобы в толпе ротозеев насладиться дракой двух пьяных женщин, с воплями выдиравших друг другу волосы и оглушительным визгом перекрывавших даже грохот ломовых телег.

Когда они дошли до угла Миддлсекс-стрит, за которой Олдгейт перетекала в совершенно неотличимую от нее Уайтчепл-Хай-стрит, Фаберовский остановился.

– Вот, пан Артемий, тут проходит граница Сити, – сказал он. – Когда мы перейдем улицу, то окажемся в Спитлфилдзе. Полиция Сити находится на особом положении и не имеет отношения ни к Уоррену, ни к Монро, так что в Сити ничего планировать нельзя. Потом я покажу пану границу Сити по карте, а тем часом запомните вот что: у констеблей полиции Сити номера в петлицах желтого цвета, а у Столичной полиции – белого.

* * *

В маленьком, обнесенном железной оградой садике справа от церкви, известном как «Зудящий парк» и заполненном спящими прямо на траве и на скамейках бродягами и бездомными, их уже ждали оба ирландца и Васильев. В убогих лохмотьях, покрытые язвами и коростой, в синяках и кровоподтеках, бродяги отвратительно воняли, поэтому, поздоровавшись, все пятеро поспешно покинули зловонное место и встали под массивным портиком из четырех величественных тосканских колонн, ведущим в храм. Здесь тоже вповалку лежали люди, но все же их было меньше, чем в садике, и легче было отрешиться от вездесущего запаха нищеты и грязи.

– Давайте найдем местечко, где мы могли бы поговорить и откуда мы начнем действовать, когда наступит время, – сказал Фаберовский.

– Может, выберем вот этот трактир, босс? – спросил Даффи, указывая на трактир на углу напротив церкви.

– Нет, – Артемий Иванович негодующе запыхтел. – Как можно! Напротив Божьего храма! Лучше вон там.

Он ткнул пальцем в сторону пивной в трехэтажном здании на углу Дорсет-стрит на другой стороне Коммершл-стрит.

Поляк пожал плечами и они вошли в дверь под вывеской «Британия».

– О! – воскликнул Артемий Иванович. – Вон там у окна Шапиро сидит.

– Я знаю ее, – сказал Даффи. – Ничего баба, чистенькая, только злая слишком. Я ей пенни не додал, так она мне чуть глаза не выцарапала.

Все вместе они подсели к еврейке и поляк представил ее тем, кто ее еще не знал.

– В этом трактире очень даже неплохо, – сказал Артемий Иванович, оглядываясь. – Для такой злачной слободы почти чисто.

– К нам даже фараоны бояться соваться. Один как-то пытался около входа к нам во двор вора поймать, так ему за это рожу-то начистили.

Фаберовский расспрашивает о впечатлении, произведенном последним убийством на Бакс-роу, и о том, какие слухи ходят о произошедшем. Его интересует, догадывается ли кто-нибудь о личности убийцы, и получил ли распространение слух о том, что убитая была осведомителем Особого отдела, но Шапиро говорит, что единственное, что она слышала – будто убийца – Кожаный Фартук. Кроме этого, должно быть произведено вливание Васильеву за то, что он так зверствовал. Надо будет делать все аккуратно. Поляк пытается узнать у нее, известно ли что о разгроме динамитной мастерской и куда делся Оструг.

– Чем же знаменит этот Фартук? – спросил Фаберовский у еврейки.

– Говорят, он тоже еврей и раньше тачал туфли, но теперь его занятие – вымогательство.