Журнал «Байкал» 2010–01 - Владимир Гармаев

После вторжения немецких войск полк перебросили из Забайкалья на Юго-Западный фронт. За два месяца летчики уничтожили более 130 фашистских танков, 30 самолетов. Эта запись уместилась в одной строчке истории полка, но она говорит о многом, потому что год шел тогда 1941-й… Обо всем этом Надежда Журкина, ставшая единственной в своем роде «гусар-девицей» среди летного состава полка, узнала еще на одном из первых политзанятий, которое проводил будущий Герой Советского Союза штурман Иван Злыденный.

Н. А. Журкина.

Прошло две недели, и личный состав полка был построен на краю летного поля. Из соседней стрелковой дивизии прибыл духовой оркестр. Полеты в этот день были отменены. Настроение праздничное. Эскадрильи и звенья построились по порядку номеров, как бывало до войны на строевом смотре, в четыре шеренги: впереди — командир экипажа, в затылок ему штурман, далее стрелок-радист и механик.

Поглядывая на часы, бросая взгляды на небо, командир полка майор Щенников о чем-то переговаривается со своим заместителем капитаном Журавлевым. Ожидание напряженное и праздничное.

Рокот моторов. В небе появился двухмоторный Ли-2 в сопровождении истребителей. Прибыли член военного совета 15-й воздушной армии полковник Сухачев, командир 284-й бомбардировочной дивизии, в состав которой входил их разведывательный полк, полковник Тушин и начальник политотдела дивизии майор Калинин.

— По-олк, смир-рна-а! Р-равне-е-ние — на се-редину-у! — раздалась команда.

Оркестр грянул марш, и командир полка, молодцевато повернувшись, шагнул навстречу прилетевшим. Последовали рапорт, приветствие, короткая речь перед строем полковника Сухачева. Он сообщил о количестве совершенных в полку вылетов, обнаруженных разведкой вражеских эшелонов, танков и иной боевой техники, отметил, сколько восстановлено поврежденных при выполнении боевых задач самолетов, призвал помнить о погибших и мстить врагу.

А потом он взял из рук офицера расчехленное гвардейское Знамя, поцеловал его и передал командиру полка. Тот снял фуражку, преклонил колено и тоже прикоснулся губами к краю алого со знаком гвардии бархатного полотнища. Прозвучала гвардейская клятва.

Надя, стоя в притихшем строю, почувствовала: это ее боевая семья, все лучшее для нее сейчас в этом полку, на этом неказистом полевом аэродроме. Кончится война. Минуют десятилетия. И те из них, кто уцелеет, придут в Центральный музей Вооруженных Сил взглянуть на боевую реликвию. Они приведут с собой своих детей, а может быть, и внуков и скажут: «Запомните и передайте своим детям и внукам — вот под этим боевым стягом мы отстояли для вас светлую мирную жизнь!».

В тени деревьев после торжественной церемонии поставлены слаженные из досок столы. Звеньями и экипажами расположились на праздничный обед офицеры, сержанты, солдаты… А потом — концерт полковой художественной самодеятельности и даже танцы.

Во время танцев к Журкиной подошел полковник Сухачев и, улыбаясь, первым отдал честь.

— Ну, здравствуй, Надежда. Добилась-таки своего. Ушла из штабных радисток. Слышал, летаешь в разведку. Поздравляю! А теперь, я думаю, штурман твоего экипажа сибиряк Павел Хрусталев не вызовет меня на дуэль, если я приглашу тебя на вальс?

«Подхожу к Жирдре, фотографирую!»

С началом Курской битвы перед 99-м гвардейским Забайкальским разведывательным авиаполком была поставлена задача: на подступах к линии фронта вскрывать сосредоточение резервов живой силы и техники врага, действующие аэродромы, склады боеприпасов и горючего.

В этот напряженный период случилось так, что Журкину отправили в очередной полет на самолете, командиром которого был лейтенант Виктор Манов, штурманом Иван Злыденный. На счету ветерана полка Ивана Злыденного свыше ста боевых вылетов. И каких вылетов! Месяц назад он был представлен к званию Героя Советского Союза.

А летчик Манов в полку всего год. Он говорун, не прочь добрым словом вспомнить родные места, не всегда, впрочем, кстати: «А у нас речка Черемша, так вы знаете, сколько в ней рыбы?.. А пиво у нас варят „Жигулевское“, так оно славилось еще до революции…».

Открытая доверчивая улыбка на добром юном лице, ровный мелодичный голос сделали Виктора Манова любимцем полка. Узнают его издали по гибкой и стройной фигуре, молодцеватой походке. Теперь экипажу под его командованием поставили задачу: разведать железнодорожную станцию Зикеево, что в 160 километрах за линией фронта, и городок Жиздра, неподалеку от нее. Полету предшествовало донесение партизан, что в этом районе немцы сосредоточили технику, продвигаются к фронту ночами, а днем скрываются в придорожных лесах. Кроме того, дешифровщики полагали, что замеченный у Жиздры вражеский аэродром ложный, а настоящий находится где-то в другом районе. Следовало обнаружить, где базируется недавно прибывший полк, оснащенный новыми истребителями «Фокке-Вульф-190А». Начальник разведки экипаж предупредил: «Предполагаем, в районе Дятьково засекречен полк отборных асов Германии».

Фотолаборанты с командиром взвода фотослужбы лейтенантом Зубовым установили на люковые фотоаппараты кассеты с пленкой. За пять минут до запуска моторов экипаж облачился в меховые комбинезоны и унты.

— Ты готова? — подошел Манов, бегло осмотрев комбинезон Надежды. — Как себя чувствуешь? Зря все же вы с Иваном свитеры не надели…

— Ну что ты, Витенька, не замерзнем и так! Я ведь родилась в медвежьем краю…

— Ну-ну… А там ведь в любое время зима! — указал Манов в небо. — Учти, тебе придется два часа стоять на морозе и сильном обдуве… И как же я раньше-то тебя за свитером не отослал?

— Не надо, Витя! Помоги-ка лучше парашют надеть.

…Кислородные маски надели сразу же после набора пяти тысяч метров. Впервые оказавшись на этой потолочной для «пешки» высоте, Надя поверх перчаток надела висевшие на шнурке через шею большие меховые рукавицы. Чувствуя, как начинает проникать холод, теперь пожалела, что не надела полученный на складе шерстяной свитер.

— Наблюдай за воздухом из кабины! — приказал Манов.

— Наденька, передавай: десять ноль восемь, переходим передовую! — скомандовал Злыденный. — Виктор, курс двести семьдесят!

Отстучав ключом, Журкина посмотрела через верхний люк на промозглое ледяное небо. Солнце совсем не греет и кажется более тусклым, чем с земли. Крылья у самолета заиндевели. Холод пробирает до костей, кабина тесная. Тогда, сидя между блистерами и поглядывая поочередно в них, начала сжимать локтями бока, шевелить плечами, пальцами рук и ног.

— Надя, передавай: находимся над Зикеево. Три состава по тридцать цистерн, головой на Сухиничи. Со стороны Брянска подходит еще состав, сорок вагонов, предполагаю, с боеприпасами. Фотографирую…

Как не хочется снимать варежку, но надо! И Надя положила замерзшие пальцы на телеграфный ключ… Кажется, всего на мгновение прервала наблюдение за воздухом, а как глянула в левый блистер — так и обмерла: два «фоккера» догоняют, вот-вот откроют огонь.

— Ребята! Нас атакуют с хвоста! — закричала она, приникая к пулемету. Почувствовала задрожавший в ее руках пулемет, услышала его грохот и увидела выпущенную навстречу фашисту огненную трассу, прошедшую ниже цели.

— Спокойней, не нервничай! — услышала голос штурмана. — До них еще с километр. Я держу их на прицеле, а ты заканчивай передачу — успеешь… Не торопись…

— Все, передала! — доложила она, снова берясь за пулемет. Но «фоккеры» уже вошли в мертвую для ее пулемета зону.

— Иван, они в мертвой зоне!

— Вижу, Наденька, вижу. Толковые! Витек, пора! Возьми-ка вправо, открой-ка ведущего мне…

Злыденный ударил по ведущему длинной очередью. Прошло мгновение, и заработал пулемет Журкиной. Но истребитель тут же нырнул. Журкина успела заметить верх крыльев с черными крестами в желтой окантовке, сгорбившуюся в кабине фигуру летчика.

Пулемет Злыденного нацелен на ведомого, трассы почти совмещаются с кабиной врага. Но вот и тот открыл по ним огонь залпом, враз из двух пушек и двух пулеметов.

Манов резко увернул в сторону от шквального огня. На очередное прицеливание у фашистского летчика уже не осталось времени. Он понял: под губительным огнем двух пулеметов прицелиться вторично-слишком большой риск. Чтобы не испытывать судьбу, нырнул резко вниз.

— Надя, согрелась? — спросил Злыденный. — Ты хоть успела радиограмму передать?

— Передала. Жарко мне стало!

— Как же ты просмотрела их? Я фотосъемкой занялся, а ты ротозейство допустила. Где они сейчас? Видишь их?

— Нет! Как ушли вниз — сразу пропали. Ведущий зигзагами уходил.

— В какую сторону?

— Не знаю. Ориентировку потеряла…