Не девушка, а крем-брюле - Татьяна Булатова

Дальше звук стал немного глуше: видимо, Ирина Вольдемаровна-Ромуальдовна прикрыла трубку рукой. До Галины Семеновны донесся какой-то звук, больше напоминающий мычание, нежели человеческую речь.

– Ирина Вольдемаровна… – позвала она в трубку, но кроме повторившегося странного звука ничего не услышала. – Ирина Вольдемаровна! – настойчиво повторила она и вдруг залилась краской: ей в ухо полился поток грязной брани. И принадлежал он явно не вихаревской мамаше.

Дальше на том конце стало происходить нечто совсем странное. Мат перемежался с женским визгом, что-то падало, периодически слышались всхлипы, перемежающиеся фразами: «Игорь, не надо», «Игорь, что ты делаешь? Прекрати!» А потом все стихло, и трубка разразилась короткими гудками.

Растерянная Галина Семеновна посмотрела на сгорбившегося Вихарева и пожала плечами. Тот все понял:

– Я домой пойду, – проронил он. – А то он убьет ее…

– Только через мой труп, – бросилась к нему Юлька. – Давай милицию вызовем?!

– Сдурела, что ли? – Серый отодвинул Хазову в сторону и начал искать свои кроссовки.

– Я с тобой, – вцепилась в него Юлька и пододвинула к его ногам обувь.

– Еще чего не хватало! – проворчал понурый Вихарев и с тоской обвел взглядом всех присутствующих. – Дядь Юр! – позвал он Ладова и протянул ему руку: – Спасибо.

– Ты куда? – не понял Юрий Васильевич.

– Дядь Юр, – заголосила Низамова. – Не отпускайте его. У него там, блин, расстрел мирной демонстрации.

– Да хватит уже! – разозлился Сергей. – Пошел я.

– Я тоже, – пристроилась к нему Хазова.

– И я, – объявила Гулька и молниеносно нацепила на себя джинсовую куртку.

– Никуда вы одни не пойдете! – Галина Семеновна загородила дверь и приказала мужу: – Одевайся, Юра. Нельзя мальчика одного отпускать: мало ли что…

Ладов с тоской посмотрел на облюбованное за столом место, надел ботинки, а потом, взмахнув рукой – была ни была, выпалил:

– Тогда налей мне, Галя.

И Галина Семеновна послушно метнулась в комнату и налила положенные мужику перед боем сто граммов и поднесла супругу, попутно меняя выходные туфли на домашние тапочки.

– Пойдем вместе, – разволновалась она и возглавила группу добровольцев.

Потом Василиса часто вспоминала это удивительное чувство честного единения, которое стирает возраст, национальность, личную выгоду и проявляет в человеке его настоящее «я». В трудные минуты своей жизни Василиса Ладова по рекомендации психологов неоднократно пыталась воскресить в своей памяти этот незабываемый вечер, когда добрая воля и решимость ее друзей и родителей рождала ощущение, что жизнь идет правильно, в нужном направлении и в компании единомышленников.

В домашних тапках браво вышагивала впереди всех Галина Семеновна, отставая от нее ровно на один шаг, маршировал Юрий Васильевич, периодически проверяя, на месте ли небольшой топор для рубки мяса, прихваченный им на всякий случай, ибо время нынче опасное. В окружении трех неравноценных граций – Хазовой, Низамовой, Ладовой – плелся с заплывшим глазом Вихарев, пытаясь представить, что ждет его впереди.

И пусть со стороны эта честная компания выглядела довольно комично, больше напоминая не приличных людей, а сбежавших из психбольницы пациентов, все же это была компания людей счастливых, просто об этом тогда не догадывавшихся.

Дверь им открыла растрепанная Ирина Вольдемаровна и, приложив палец к губам, жестом показала, чтобы те не произносили ни слова. На опухшем от слез лице вихаревской матери красовался свежий кровоподтек, была рассечена бровь и свернута скула.

– Ни фига себе! – не удержалась Низамова и уставилась во все глаза на стоявшую перед ней женщину.

– Сережа, – бросилась к сыну Ирина Вольдемаровна, даже не обратив внимания на то, что лицо юноши напоминает наполовину сдувшийся спасательный круг. – Опять!

– Пой-дем-те к нам, – по слогам прошептала Галина Семеновна и даже махнула рукой в сторону открытой двери.

– Нельзя, – просипела в ответ мать Вихарева. – Будет еще хуже.

– Может, убить его, на фиг? – Сергей посмотрел на Юрия Васильевича.

– Может, и убить, – согласился Ладов и тут же добавил: – Но не тебе. И не сейчас. Где он, кстати?

– Спит, – также шепотом ответила Ирина Вольдемаровна и кивком показала где.

Игорь Николаевич Вихарев – уважаемый в городе человек, директор завода, депутат по избирательному округу, к которому относились Ладовы, – храпел, лежа на диване в семейных трусах, натянутых на круглое пузо, напоминавшее живот беременной женщины.

– И часто он у вас так хулиганит? – полюбопытствовала Галина Семеновна, с трудом сдерживаясь, чтобы не разразиться гневной тирадой по поводу увиденного.

– Не часто, – Ирина Вольдемаровна попыталась хоть как-то сохранить репутацию своего мужа.

– Часто, – вмешался Вихарев. – Завтра проспится, кольцо ей купит.

– Не тебе судить, Сережа! – воскликнула она и заплакала. – Господи, стыдно-то как! Стыдно-то!

«Чё-то не похоже», – подумала Низамова, которая все пыталась найти хоть каплю жалости в своем сердце, но оно никак не соглашалось посочувствовать женщине, обменивающей свои страдания на золотые украшения. А Галина Семеновна легко верила словам вихаревской матери и по-бабьи ее жалела, искренно недоумевая: «Как же так? Такая приличная семья! Известные люди!»

– Ладно, – наконец-то созрел Юрий Васильевич и протянул руку Сергею: – Пойдем мы. Мне еще этот женский батальон домой вести. Оставайтесь, и желаю вам, чтоб того… Чтоб до утра все тихо, а там – война план покажет.

– Давай, Серый, – по очереди коснулись его плеча девчонки, а Галина Семеновна прижала парня к груди и прошептала на ухо: – Если что, прибегай.

– Спасибо, – скривившись, поблагодарил их Вихарев и, махнув рукой на прощание, закрыл за ними дверь.

– Какие все-таки бестактные люди! – в сердцах бросила Ирина Вольдемаровна и тут же упрекнула сына: – Ты зачем их сюда привел? Чтоб весь город потом мне кости перемывал?

– Никто тебе кости перемывать не будет, – отмахнулся от матери Вихарев и с обидой заметил: – Между прочим, они тебе хотели помочь.

– Запомни, Сережа, – Ирина Вольдемаровна сложила губы в трубочку, а потом разразилась: – Таким людям, как я и твой отец, никто никогда помочь не хочет. Наоборот, утопить, размазать, потому что счастью нашему завидуют.

– Да какое у тебя счастье?! – вспыхнул Сергей. – Это счастье? – кивнул он в сторону отца, а потом показал пальцем на разбитое лицо. – Или это?

– Ну и что! – притопнула ножкой Ирина Вольдемаровна. – Все равно лучше, чем у других. А ты неблагодарный: жрешь, пьешь, а все из дома в другую сторону смотришь. И нас с отцом за людей не считаешь…