Венгерская вода - Зацаринный Сергей

Ничего подозрительного или наводящего на след ханскому слуге тогда так и не удалось выяснить. Имам припомнил, что Омар собирался возвращаться в Тану до осени, чтобы успеть на корабль, пока не закрылась навигация. Однако почему-то задержался до октября, когда уже было ясно, что к отплытию за море он не успевает.

Его исчезновение обнаружил слуга. Сначала он не обеспокоился, не застав хозяина. Такое бывало часто. Омар уходил куда-то с утра, всегда, как истинный каирец, вставая очень рано. Убедившись, что нужды в нем нет, слуга отправлялся домой или на базар, где хозяин мог его легко отыскать, если что. Нужда в нем возникала обычно, когда требовалось толмачить. Это чаще случалось при поездках по округе. В городе по-кипчакски худо-бедно понимали почти все. Так повторялось несколько дней, а затем слуга поинтересовался у владельца постоялого двора, давно ли тот видел хозяина? Потом стал расспрашивать о нем на базаре. Заподозрив неладное, поделился беспокойством со старостой квартала. Хозяин никогда не отправлялся за город без него. А когда Омар не появился еще несколько дней, староста стал уже сам расспрашивать окрестных жителей и базарных завсегдатаев. Узнав об этом, владелец постоялого двора подал объявление о пропаже постояльца в канцелярию эмира. Решил упредить официальное расследование, дабы отвести от себя возможные подозрения.

Комнату и вещи опечатали. Сначала расследованием занимался староста, потом ни шатко ни валко подключился помощник эмира. Никто ничего подозрительного не видел. Вещи забрали к эмиру под замок. Преступления никакого нет, жалоб тоже. Одно плохо – чужестранец, да еще богатый купец. По прошествии времени могут родственники объявиться или земляки, подать жалобу. На всякий случай уведомили Хисамутдина Махмута – верховного визиря в Сарае. Так что к тому времени, когда Злат добрался до Мохши по занесенным снегом дорогам, с исчезновения Омара прошло уже два месяца.

Теперь расследование пошло на другой манер. Пришлось отвечать уже на вопросы ханского посланника, на груди у которого хищно поблескивала золотая пайцза с надписью: «Кто не повинуется – умрет». И не важно, что по-монгольски уйгурскими буквами, которые мало кто разумеет. Все знают, что там написано. Свидетели бледнели, заикались, хватались за сердце, но так и не смогли вспомнить ничего, наводящего на след. Призванный на подмогу Илгизар перечитал несколько раз из конца в конец все бумаги из шкатулки Омара, а потом, вооружившись абаком и самыми точными весами, измерил весь товар, найденный на постоялом дворе. Злат собрал на тайный совет городских менял, включая тех, кто промышляет тайком, укрываясь от налогов, но все они в один голос утверждали: никто в последнее время с большой суммой денег не засветился. Да и москательщики клялись, что незаметно сбыть в этих краях большую партию ладана вряд ли возможно.

Доезжачий зашел с другой стороны. Вытряс душу из всех работников постоялого двора. Ничего. К постояльцу, кроме слуги, никто не приходил. Мало того, работники вспомнили, что в момент приезда купца мешки с ладаном весили ненамного больше, чем теперь. Убыль вполне согласовывалась с подсчетами Илгизара. Если Омар не привез денег с собой, нельзя было даже предположить, что его убили при ограблении.

Что с ним могло случиться? Если бы он уехал из города, то мог забрести в лес, упасть в реку или ненароком нарваться на бродяг, которые и на одежду польститься способны. Но в поездки по округе он всегда брал с собой слугу.

Однако в жизни никогда ничего не случается просто так. Все имеет свои причины. И таятся они в прошлом.

Не найдя ничего в Мохши, Злат решил двинуться вспять по пути исчезнувшего купца, попытавшись отыскать концы в Тане. Секрет другой загадки оставался в Мохши. Почему Омар задержался? Это предстояло выяснить Илгизару, хотя надежды на то, что это удастся сделать без помощи блеска ханской пайцзы, оставалось мало.

Злат в Мохши уже не вернулся. Из Таны он уехал в Сарай, а потом в Гюлистан. Отчет ему велели передать придворному битакчи. Хан, судя по всему, потерял интерес к этому делу.

Теперь все завертелось снова.

– Мне уже показалось, будто я нашел, что искал, – рассказывал Злат. – Деньги, за которые купца могли убить. Я ведь узнал, что он занял перед отъездом целую тысячу сумов. Однако и здесь удача выпорхнула из моих рук, оставив лишь облезлый хвост. Омар взял в долг не деньгами, а товаром. А как бы все было прекрасно! Тысяча сумов – это груз серебра в полторы ноши верблюда. Такой куш не утаить. Хотя теперь я знал, что по дороге от Таны до постоялого двора в Мохши где-то утрясся груз ладана, который тоже не утаить за пазухой. Причем спрятать его гораздо тяжелей, чем серебро, которое не пахнет.

Больше зацепиться было не за что. Правда, среди тех, с кем имел дело Омар, появился старый знакомый Злата Авахав, большой дока по темным делам. Но и он, как выяснилось, вскоре отбыл в прямо противоположную сторону. Так что доезжачий испытал облегчение, когда хан не проявил больше интереса к этому делу и стало можно вернуться к своим приятным обязанностям при псарне.

Получив приказ возобновить расследование, Злат снова погрузился в раздумья. Теперь его заинтересовала иная загадка – почему хана так волнует это дело? Вот тогда и вспомнилась мазь императрицы Зои.

Про нее обмолвился один из москательщиков, торговавший в Мохши благовониями уже лет сорок. Он потянулся туда некогда вослед за ханским двором и не пожалел. Так вот, в разговоре с ним Омар поинтересовался былыми годами, а самое главное, греческими снадобьями. Хорошо ли торговали ими в те времена? Были ли покупатели из дворца? И не слышал ли он, чтобы кто-нибудь предлагал мазь императрицы Зои?

Во время расследования эти слова не привлекли внимания Злата. Дела давно минувших дней, все сгинуло и быльем поросло. Теперь он вспомнил, что сам слышал некогда про эту мазь. О той поре, когда стареющая Баялунь отчаянно сорила деньгами в тщетной попытке вернуть былую молодость. С красотой уходила власть. Возле Узбека расцветал новый цветок – юная Тайдула.

Помнится, кто-то древний сказал: «Все народы поклоняются восходящему солнцу, и никто – заходящему». Каково это слышать тому, чья звезда закатывается?

Сейчас вечер наступает в судьбе самой Тайдулы. Сердцем хана завладела новая звезда гарема, и власть старой царицы начинает слабеть. Чтобы бороться, нужны силы, нужна молодость. Правда, никто не слышал, чтобы ханша интересовалась секретом вечной жизни. Уже несколько лет, как она укрылась в садах Гюлистана, вдали от чужих глаз, и оттуда цепко держит в своих тонких пальчиках нити, управляющие судьбами царства. Сколько бы ни говорили, что стареющий Джанибек подпал под влияние своей новой красавицы жены, пока это только слухи, едва выходящие за стены гарема. Но уже всем ясно, что власть Тайдулы над гаремом ослабевает.

– Старая история с мазью ромейской императрицы навела меня на мысль, что в этом как-то замешана Тайдула. Никакой другой причины странного интереса Джанибека к исчезновению торговца благовониями я придумать не могу.

К его словам я мог добавить лишь то, что сам никак не мог объяснить интерес Омара к этой мази, а уж тем более к историям тридцатилетней давности. Ничего, кроме настоящего, его никогда не интересовало. Даже будущее.

Злат в задумчивости разгладил седые волосы на голове:

– Интересно. Что еще вы нам поведаете нового?

– Меня удивило, что он не надел простые сапоги.

Увидев недоумение на лицах собеседников, я пояснил:

– Омар не надел ни сапоги для торжественных случаев, ни те, в которых ходил каждый день. Может, здесь он приобрел какую другую обувь?

Злат быстро повернулся к Илгизару:

– Нужно расспросить слугу.

– А еще за куском ткани, пришитым к праздничному халату, мы нашли вот этот платок. Вряд ли Омар привез его с собой из Каира.

Я положил перед доезжачим и его спутником тот самый платок. С единорогом.

Илгизар, выслушав рассказ про благовония, которыми пропитали ткань, осторожно взял платок и вышел на свет, чтобы рассмотреть его получше. На его лице появилось вопросительное выражение, и Мисаил объяснил: