Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

Отец Пирлиг обожал эту поговорку. Я скучал по Пирлигу. Он был одним из хороших христиан, хоть и валлийцем, после смерти Альфреда он вернулся в Уэльс и, насколько я знаю, до сих пор жил там.

Когда-то он был воином, и я подумал, что ему понравилось бы это дерзкое нападение. Вдевятером против Беббанбурга. Я не считал Блекульфа, владельца Радуги, хоть он и шел с нами.

Я предложил ему остаться рядом со своим любимым кораблем, окруженным врагами, но он боялся крестьян и опасался за сына, поэтому шел позади лошадей.

Девять человек. Один из них мой сын. Затем Осферт, верный Осферт, который был бы королем, выйди его мать замуж за его отца. Мне часто казалось, что Осферт не одобряет меня, так же как и его отец Альфред, но он был по-прежнему предан, тогда как многие другие в страхе бежали.

Был и еще один сакс. Свитун был западным саксом, названным в честь одного из их святых, хотя этот Свитун был далек от святости. Он был высоким, жизнерадостным, вспыльчивым парнем с копной светлых волос, невинными голубыми глазами, веселым нравом и проворными пальцами вора.

Его привели ко мне на суд крестьяне, уставшие от его преступлений. Они хотели, чтобы я выжег на нем клеймо, или, может, отрезал руку, но вместо этого он вызвал меня на бой, и ради забавы я дал ему меч.

Его оказалось легко побить, потому что он не был обученным воином, но был силен и почти так же быстр, как Финан, и я простил его преступления при условии, что он присягнет мне на верность и станет моим воином. Мне он нравился.

Ролла был датчанином, высоким, мускулистым и покрытым шрамами. Он служил другому господину, имя которого никогда не называл, и сбежал от него, нарушив клятву, потому что тот лорд поклялся его убить.

— Что ты натворил? — спросил я его, когда он пришел и умолял меня принять его клятву на верность.

— Его жена, — объяснил он.

— Не очень-то умно, — сказал я.

— Но приятно.

В битве он был быстрым, как горностай, яростным и безжалостным, человеком, который видел ужас и привык к нему. Он поклонялся старым богам, но взял в жены пухленькую жену-христианку, которая сейчас находилась с Сигунн в Лундене.

Ролла пугал большинство моих людей, но они им восхищались, а больше всех — Элдгрим, юный датчанин, которого я обнаружил пьяным и голым в лунденском переулке. Его ограбили и избили.

У него было круглое невинное лицо и густые каштановые кудри, женщины его обожали, но он был неразлучен с Кеттилом, третьим датчанином, что скакал со мной в тот день.

Кеттилу, как и Элдгриму, было, наверное, лет восемнадцать или девятнадцать, он был худ, как струна арфы. Выглядел он хрупким, но это было обманчивое впечатление, потому что он был быстр в драке и силен за щитом.

Кучка моих самых глупых воинов насмехалась над Кеттилом и Элдгримом за их дружбу, которая выходила за рамки простой симпатии, но я принес во двор Фагранфорды прутья из орешника и велел насмешникам драться с любым из них, меч против меча, и прутья остались неиспользованными, а насмешки прекратились.

Из Бедехала в Беббанбург скакали и два фриза. Фолкбальд был нетороплив, как вол, но упрям, как мул. Поставь Фолкбальда за щитом, и его нельзя будет сдвинуть с места.

Он был чудовищно силен и туго соображал, но был верным и стоил двух воинов в стене из щитов. Вибрунд, его кузен, очень легко выходил из себя, был надоедлив и забиякой, но полезен в сражении и неутомим на веслах.

Итак, мы вдевятером в сопровождении Блекульфа направились в Беббанбург. Мы шли по той тропе, что вела от Бедехала на север, справа от нас находились песчаные дюны, а слева — болотистые пахотные земли, простиравшиеся до темных холмов в глубине.

Дождь усилился, хотя ветер стихал. Осферт пришпорил коня, чтобы поравняться со мной. На нем был тяжелый черный плащ с капюшоном, скрывающим лицо, но я заметил обращенную ко мне кривую усмешку.

— Ты обещал, что жизнь будет интересной, — сказал он.

— Правда?

— Много лет назад, когда ты спас меня от церкви.

Его отец желал, чтобы сын-бастард стал священником, но Осферт выбрал путь воина.

— Ты можешь завершить свою подготовку, — предложил я. — Уверен, они сделают тебя одним из своих колдунов.

— Они не колдуны, — терпеливо возразил он.

Я ухмыльнулся, Осферта всегда было легко раздразнить.

— Ты бы стал хорошим священником, — заявил я, больше уже не поддразнивая, — и возможно, к этому времени уже епископом.

Он покачал головой.

— Нет, хотя, может, аббатом? — он скривился. — Аббатом в каком-нибудь отдаленном монастыре, пытающимся вырастить на болоте пшеницу и возносящим молитвы.

— Конечно, ты стал бы епископом, — яростно запротестовал я, — ведь твой отец был королем!

Он покачал головой более решительно.

— Я — грех моего отца. Он бы захотел держать меня подальше, спрятать на болоте, где никто не увидел бы его грех, — он перекрестился. — Я дитя греха, господин, и это означает, что я обречен.

— Я слышал безумцев, которые высказывались разумней, чем ты, — заявил я. — Как ты можешь поклоняться богу, что проклял тебя за грех отца?

— Мы не можем выбирать богов, — мягко произнес он, — есть лишь один.

Какая чепуха! Как может один бог присматривать за всем миром? Один бог для каждой ржанки, зимородка, выдры, крапивника, лисы, зайца, оленя, лошади, для каждой горы и рощи, для окуня и ласточки, для горностая, ивы и воробья?

Один бог для каждого ручья, каждой реки, каждой твари и каждого человека? Однажды я сказал всё это отцу Беокке. Бедняга отец Беокка, теперь он мертв, но как и Пирлиг, был еще одним хорошим священником.

— Ты не понимаешь! Ты не понимаешь! — ответил он возбужденно. — У Бога есть целая армия ангелов, которая заботится обо всем мире! Есть серафимы, херувимы, архангелы, его власть и могущество повсюду вокруг нас! — он помахал искалеченной рукой. — Есть невидимые ангелы, Утред, и они вокруг нас. Крылатые слуги Господа наблюдают за нами. Они видят даже, как падает малюсенький воробышек!

— И что делают ангелы с падающими воробьями? — спросил я его, но на это Беокка не дал ответа.

Я надеялся, что низкие темные тучи и колючий дождь скроют Беббунбург от всех присматривающих за ним ангелов. Мой дядя и кузен были христианами, так что ангелы могли их защитить, если подобные волшебные крылатые создания вообще существуют. Может, и существуют.

Я верил в христианского бога, но не верил, что он единственный. Он был ревнивым, угрюмым и одиноким созданием, ненавидящим других богов и замышляющим устроить против них заговор.

Иногда, когда я о нем думал, я представлял его похожим на Альфреда, только в Альфреде была доброта и любезность, но Альфред никогда не прекращал работать, размышлять или беспокоиться.

Бог христиан тоже никогда не прекращал работать и планировать. Мои боги любили отдохнуть в пиршественном зале или отвести своих богинь в постель, они были пьяными, беспутными и счастливыми, а пока они пировали и развлекались с женщинами, христианский бог завоевывал мир.

Поперек нашего пути пролетела чайка, и я пытался понять, хорошее это предзнаменование или плохое. Осферт сказал бы, что знамений не существует, но он был погружен в уныние.

Он верил в то, что поскольку являлся бастардом, он не мог получить спасение от своего презренного бога, и это проклятие должно было длиться десять поколений. Он верил в это, потому что так говорилось в священной книге христиан.

— Ты думаешь о смерти, — обвинил я его.

— Каждый день, — ответил он, — но сегодня больше, чем обычно.

— У тебя были знамения?

— Страхи, господин, — сказал он, — просто страхи.

— Страхи?

Он мрачно рассмеялся.

— Взгляни на нас! Девять человек!

— И люди Финана, — возразил я.

— Если он высадится на берег, — пессимистично заметил Осферт.

— Он это сделает, — пообещал я.

— Может, дело просто в погоде, — сказал Осферт. — Она совсем не бодрит.

Но погода была на нашей стороне. Те люди, что наблюдали из крепости, начинали скучать. Стоять на страже — это значит день ото дня выдерживать отсутствие каких-либо происшествий, одни и те же люди приходят и уходят, и человеческий разум начинает скучать под тяжестью такой рутины. Хуже всего по ночам или в мерзкую погоду.

Этот дождь сделает стражников Беббанбурга несчастными, а продрогшие и промокшие воины — плохие стражи.

Дорога немного шла под уклон. Слева от меня на небольшом пастбище возвышались стога сена, и под каждым я заметил толстый слой папоротника.

Мой отец, бывало, сердился на крестьян, которые не клали достаточно папоротника под стога.

— Хотите приманить крыс, идиоты с задницей вместо головы! — кричал он на них.

— Хотите, чтобы сено сгнило? Вам нужен силос вместо сена? Вы ничего не знаете, тупоголовые глупцы?