Вероломство - Анна Харрелл

— Ты ее не одолеешь. И тебе первому это известно.

— Я не собираюсь одолевать ее.

— Играешь с огнем, Жан-Поль, — сказал Томас обманчиво мягким тоном. Он редко говорил так серьезно. — Ты играл с огнем тридцать лет назад и обжегся, и вот опять повторяешь ошибку. Господи, пора, наконец, забыть об этих камнях и жить так, словно их никогда не существовало.

Француз шумно вздохнул не спуская глаз с Томаса, и предпринял новый заход, изменив тактику:

— Абигейл сказала, что их у нее нет.

Томас пожал плечами:

— Возможно, она говорит правду.

— Нет, — тихо проговорил Жан-Поль. — Ей неведомо, что такое правда. Однако я пришел к тебе не за тем, чтобы получить твое одобрение моих поступков. Я знаю, что Джед Слоан в Бостоне, и твоя внучка тоже. Скажи им, чтобы убирались с моей дороги. И ты убирайся. Дай сделать то, что я задумал.

— Ах, Жан-Поль… — вздохнул Томас, уступая. Он протянул руку своему более юному собеседнику, но Жерар отошел в сторону, словно убоявшись дружеского жеста. — Я совершил немало страшных ошибок. Я вел себя самонадеянно и глупо, но как и ты, я никогда не думал, что мои решения будут иметь столь негативные последствия. Жан-Поль, не повторяй моих промахов.

— Возвращайся к своим книгам, старик. Я все сказал.

— Если понадобится, я сумею тебя остановить, — негромко произнес Томас.

Француз расхохотался, и в наждачном, надтреснутом смехе послышалась не угроза, а, скорее годы страданий.

— Попробуйте, месье Блэкберн. Вперед.

Оставив Томаса на тротуаре перед Государственным Домом, Жан-Поль заковылял через Бикон-стрит в сторону Бостон-Коммон, где исчез в тени, поскольку облака опять скрыли солнце. Его маниакальный смех, казалось, все еще доносился из-за деревьев. На щеки и нос Томаса упали первые капли дождя. Он хотел было раскрыть зонтик, но почувствовал, что без опоры будет трудно: дрожали коленки. Дождь усиливался, а идти, не опираясь на зонт, он не мог. Взвесив ситуацию, Томас в конце концов зашагал к Государственному Дому, к той стене, на которой висел портрет Элизы Блэкберн работы Гилберта Стюарта. Взгляд ее был такой же, что и у Ребекки. Изучая лицо Элизы, Томас почувствовал, как утомились и начали слезиться глаза.

— Прости, Элиза, — хрипло проговорил он, — я превратил имя Блэкбернов в черт знает что.

Ему почудилось, что знаменитая прародительница улыбнулась ему и сказала: «Все к лучшему, сын мой». Но, он знал, что этого, конечно же, не может быть. Это были всего лишь слова какие ему хотелось бы услышать, хотя бы от кого-нибудь, но никто никогда не скажет их ему.

Дыхание у Жана-Поля совершенно сбилось, когда он наконец добрался до станции метро «Парк-стрит» на Тремонт, близ Бостон-Коммон. Он едва волочил ноги, запыхался, был недоволен собой. В бытность свою в Иностранном Легионе марш-бросок в десять миль он совершал без всякого труда, причем на хребте была поклажа в два пуда, а всякую свободную минуту, днем и ночью, он крепко выпивал, и несмотря на это, наутро мог разглядеть паука за полмили. Солдаты завидовали его необычайно острому зрению, благодаря которому он прослыл лучшим стрелком батальона. Даже после пятилетнего заточения в лагере для военнопленных, недоедания, авитаминоза, побоев, зрение у него осталось на зависть многим, хотя и не такое, как прежде.

— Привет. Вы — Жан-Поль Жерар, не так ли?

Он обернулся и увидел Ребекку Блэкберн. Она стояла рядом. В лице у нее не было ни кровинки.

— Я следила за вами, — сказала она. — Видела, как вы беседовали с дедушкой.

Жану-Полю вдруг захотелось прикоснуться к ней, но вовсе не для того, чтобы удовлетворить сексуальный или даже романтический позыв. Ему захотелось прикоснуться к ней как к той девушке, фотографии которой показывал ему Стивен Блэкберн жаркими, томительными ночами в Сайгоне. Жан-Поль не мог выдавить из себя ни слова.

— О чем вы говорили с дедом?

— О том, что с твоей стороны очень глупо выслеживать меня, — спокойно сказал Жан-Поль.

Ребекка холодно посмотрела на него, и щеки ее обрели живой оттенок.

— Глупо или нет — это мое, а не ваше, дело. Я читала о вас. Вы были в дельте Меконга с моим отцом в день, когда его убили.

Так она знает. Жан-Поль вдруг почувствовал тщету своих стремлений. Возможно, лучше было бы оставить тот стенд с «Успехом» без внимания и не выезжать из Гонолулу.

Ребекка бросила на него нетерпеливый взгляд.

— И еще вы — похититель драгоценностей.

Однако голос ее дрогнул и она в нерешительности замолчала, испугавшись, когда он сделал шаг в ее сторону. Жан-Поль увидел, какие у нее голубые глаза, какие длинные ресницы, какая нежная кожа. Знать бы, что она в Бостоне — так и не прилетал бы сюда. Где бы он не появлялся — всюду приносил с собой страдание и смерть. Может быть, прав был Томас Блэкберн, он никогда не будет победителем.

— Держись от меня подальше, — сказал он, обращаясь к прекрасной дочери Стивена Блэкберна. Она не обращала внимание на дождь, промочивший ее каштановые волосы и кофточку. Под влажной тканью ясно вырисовывалась грудь. Он протянул руку, как Томас протягивал ему, и не обиделся на Ребекку, когда та отшатнулась. Он просто сказал: — Я могу причинить тебе боль.

Она гордо подняла волевой подбородок.

— Я вас не боюсь.

— А следовало бы.

Пока она подбирала подходящий ответ, Жан-Поль понял, что эта женщина — не из тех, кого можно легко обескуражить. Ребекка Блэкберн будет гнуть свое, до тех пор, покуда не узнает то, что ее интересует. Она заметила, как он беседует с ее дедом, и шла за ним по пятам до Бостон-Коммон. Смелый поступок, если учесть, как мало она его знает. А ему следовало бы проявить большую бдительность.

— Я не собираюсь отступать, — сказала она ему.

— Тогда ты дура.

Он занес руку и, прежде чем она смогла отреагировать, отвесил ей смачную оплеуху. Выражение лица Жана-Поля оставалось угрюмым и злобным, хотя он старался сохранять нейтральный вид. От сильного удара Ребекку качнуло в сторону.

Вокруг собрались прохожие.

Из рассеченной губы Ребекки потекла кровь. Жану-Полю казалось, что это его собственная кровь — так он мучился.

Она не заплакала. Просто прикрыла лицо ладонью в запоздалой защите, но Жан-Поль не смог бы ударить ее во второй раз. Он огляделся, чтобы удостовериться, что лишь немногие стали свидетелями его поступка. Еще один удар — и кто-нибудь позовет полицию.

— Держись от меня подальше, — сказал он сквозь зубы и вышел на проезжую часть Тремонт-стрит. Завыли гудки, взвизгнули тормоза. Он не боялся попасть под машину. Не обращая внимания на рвущую боль в груди, он неторопливо перешел на другую сторону и смешался с толпой.