Вероломство - Анна Харрелл

Стивен, Бенджамин, Куанг Тай. Все погибли — потому что Томас настаивал на том, что в дельте Меконга с ними ничего не случится.

Все справедливо, подумал он. Ему пришлось взвалить на себя тяжелейшую для отца ношу — взять ответственность за гибель единственного сына.

Никому он не позволял измерить глубину своего отчаяния. Бессонные ночи, мучительные блуждания по саду, неисчислимые мгновения, когда, он обливался потом и дрожал, словно один из множества стереотипных костлявых стариков. Он не ждал ничьей жалости. Даже в самые страшные моменты отчаяния ему не приходило в голову, что все это можно как-нибудь оборвать. Он никогда не сдался бы, хотя бы потому, что никто кроме него не должен расплачиваться за его ошибки.

— Дедушка!

Белка опять прыгнула на пожарную лестницу и дразнила оттуда другую белочку, поменьше. Томас наблюдал за ними, чтобы успокоиться, перед тем как повернуться к внучке. Дома он оставил записку, объяснявшую, где его искать. Еще одна ошибка?

Ребекка держала сверток. Лицо у нее было бледным и необыкновенно серьезным.

— Я принесла сандвичи. Ты ведь еще не завтракал?

— Нет. Ребекка, творится что-то…

— Можем мы поесть где-нибудь в сторонке?

Они направились к стеллажам, развернули сандвичи на дубовом библиотечном столе. Томас часто работал в зале для редких книг, где поддерживался особый микроклимат. Он разлил кофе по стаканчикам и сел напротив Ребекки.

— Ты сегодня угрюмая, — сказал он ей.

— Все утро я провела за интересным занятием: читала давние публикации о той памятной засаде. — Ей не надо было уточнять, о какой именно засаде идет речь: они оба отлично это знали. — Я обнаружила несколько совпадений, которые насторожили меня.

Он кротко посмотрел на нее, но внизу живота резануло что-то острое, горячее.

— Неужели?

В полумраке ее глаза казались огромными. Она не улыбалась.

— В этот день за рулем джипа сидел француз, бывший солдат Иностранного легиона. Из четверых он один остался в живых, но попал в плен к вьетконговцам. Я не сумела выяснить, как его звали и что с ним случилось потом. — Ребекка помолчала и с усилием закончила: — Думаю, однако, что он еще жив.

Томас отложил сандвич: ростбиф с кольцами красного лука. Он не возражал бы, даже если бы Ребекка сдобрила свое произведение серной кислотой.

— Ты как бы спрашиваешь меня, что я о нем знаю?

— Я не закончила. Покопавшись глубже, я обнаружила старую фотографию из «Бостон Глоуб» от 1959 года. Ее сделали во время нашей с тобой поездки по Францию. Мне тогда было всего четыре года, поэтому я мало что помню о том путешествии. Но одно помню хорошо: ты присутствовал на похоронах баронессы Гизелы Мажлат.

Она замолчала, чтобы проследить за реакцией Томаса на ее сообщение, но за долгие годы он научился скрывать свои эмоции. Проклятая фотография. «Глоуб» поместила ее по одной-единственной причине: потому что на ней был запечатлен он, Томас Блэкберн.

— Твои научные изыскания впечатляют, — проговорил он. — Особенно ежели учесть, что их автор так и не закончил колледж. Исследования требуют упорства, а его тебе не занимать.

— Гизела покончила жизнь самоубийством.

— Да, я знаю, — вздохнул Томас. Его воспоминание о том ужасном дне были живы по сию пору. — Она была моим другом.

Ребекка с заметным усилием сдерживала себя.

— Ты мне об этом никогда не рассказывал.

— У меня было много друзей, про которых я тебе никогда не рассказывал. Ведь я намного старше тебя, дорогая. Моя дружба с Гизелой была неприметной.

Глаза ее вспыхнули:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты очень настойчива.

— Настойчива — это слово из репертуара Калвина Кулиджа.

— Я знал Калвина в последние годы его жизни…

— Дед, Гизела, по ее словам, стала жертвой похитителя драгоценностей по прозвищу Кот.

Томас осторожно снял с сандвича колечко лука и принялся разжевывать его передними зубами.

— Почему так всегда бывает, — задал он риторический вопрос, — что молодым неоперившимся птенцам кажется, будто то, что они только что узнали, неизвестно другим? Да, Гизела заявила в полицию, что Кот украл у нее какие-то драгоценные камни из семейного собрания…

— Камни Юпитера.

Ребекка была до утомительности точна.

— Правильно.

— Но ей никто не поверил, тогда она бросилась в море.

— Несколько огрубленно, но, в общем, тоже правильно.

— В общем?

— Я сам при этом не присутствовал.

Ребекка обдумала услышанное и спросила:

— Ты не хочешь рассказать мне про Кота?

— А почему я должен это делать? — раздраженно заметил Томас. Очевидно, что нам известно одно и то же.

Ребекка в таком взвинченном состоянии, подумал Томас. В любую минуту может взорваться.

— Полиция собиралась арестовать некоего француза, популярного автогонщика, обладателя Гран-При по имени Жан-Поль Жерар. Полагали, что он и есть Кот. Однако он исчез, не дожидаясь, пока его арестуют.

— И ты предполагаешь, что он объявился во Вьетнаме в 1963 и потом в 1975 году?

— Я знаю, что это он, — сказала Ребекка, по-прежнему прилагая немало усилий, чтобы держать себя в руках. — Мне удалось отыскать фотографию Жерара в журнале «Лайф» от 1958 года. На ней — наш белоголовый француз, разве что нет шрамов на лице и седины в волосах.

Чтобы не встречаться с тревожным взглядом внучки, Томас уставился на матовое стекло, отделявшее стеллажи от читального зала. Хитрить он не любил, поэтому годами боялся такого вот откровенного разговора с внучкой.

Наконец он произнес:

— Ребекка, тебе удалось раскопать уже немало. Остановись. Брось это дело, пока не стало хуже тебе или кому-то еще. Да, Жан-Поль Жерар — тот самый француз, который участвовал в покушении на Там в 1975 году. Да, это он сидел за рулем джипа, когда погиб твой отец, Бенджамин и Куанг Тай. Это его взяли в плен. Он провел в джунглях пять лет, в 1968 году ему удалось бежать из лагеря для военнопленных.

— И он обвинял тебя во всем, что случилось с ним?

— Несомненно.

Ребекка шумно втянула воздух — несомненный акт самоконтроля.

— Он приходил к тебе?

— Еще нет. Я не видел Жана-Поля Жерара вот уже двадцать шесть лет.

Взгляд ее стал холодным.

— Тебе повезло.

Томас пожал плечами. А что он мог сказать? Они с Ребеккой никогда не говорили о 1963 годе. Будь его воля, и этот разговор не состоялся бы. Некоторое время они провели в напряженном молчании. Кофе и два сандвича остались нетронутыми.

Наконец Ребекка спросила:

— Ты знал, о ком я говорю, когда вчера я описала тебе Жана-Поля Жерара, но ты сделал вид, что не узнал, о ком идет речь.