Маньяк Фишер. История последнего расстрелянного в России убийцы - Елизавета Михайловна Бута

порывами ветра, щуплый подросток слетел по ступенькам платформы железнодорожной станции Здравница, перескочил пути и побежал в сторону шоссе. Завидев впереди машину, он отчаянно замахал руками. Водитель сжалился над мальчишкой и затормозил.

– Спасибо большое, я бы еще три часа электричку ждал, – задыхаясь от быстрого бега с препятствиями, сказал паренек и сел в машину.

– Да ничего, людям надо помогать, иначе беда случается, – улыбнулся мужчина.

Мальчик оказался смышленым и разговорчивым. Он тут же принялся рассказывать обо всех своих родственниках, о том, что сейчас едет к тете в Немчиновку, что папа потерял работу, так как завод закрыли, и сейчас в семье сплошные ссоры и скандалы из-за этого…

– Хочешь подработать? – поинтересовался вдруг водитель, вклинившись в бесконечный монолог.

– А что нужно делать? – оживился мальчик.

– Склад есть с сигаретами, имеется вариант парой коробок разжиться, – ответил мужчина и повернулся к своему пассажиру. От пристального, испытующего взгляда парнишке стало не по себе.

– Нельзя брать чужого, – поежился подросток.

– Это не чужое, а государственное, – усмехнулся человек.

– Нельзя брать чужого, – повторил мальчик. – Потом придется больше заплатить. Извините.

– Да ничего, все правильно, – ответил Головкин, стараясь скрыть досаду в голосе. Он достал из куртки пачку сигарет и жестом предложил взять одну.

– Нет, спасибо, тетя унюхает, – сказал подросток и заерзал на сиденье. Машина вдруг начала тормозить.

– Выметайся, – приказал водитель.

– Что? Почему? – опешил мальчик.

– Я думал, с тобой можно договориться, а ты трус и пионер. Выметайся, – произнес мужчина и нервно затянулся сигаретой. Подросток открыл дверь и вышел из машины в промозглую серую мглу, которая всегда окутывает Подмосковье в ноябре.

Головкин вдавил педаль газа, и автомобиль со скрежетом дернулся с места, а мальчик поплелся по шоссе, выкрикивая проклятья в адрес странного мужика. Минут через тридцать ему все же удалось остановить попутку и благополучно добраться до тети.

Меня привлекали испорченные мальчики с дурными наклонностями. К тому моменту я уже сформулировал для себя концепцию, дававшую мне ощущение справедливости, которую я восстанавливал своими действиями. Я искал только порочных, тех, кто курил, пил. Предлагал им ограбить склад, и, если они соглашались, я считал себя вправе причинить им действия садистского характера.

Из показаний Сергея Головкина

В тот момент Головкин чувствовал себя героем. Он напряженно всматривался в грязный туман, сквозь который проступали очертания дороги, и с досадой вспоминал мальчишку, отказавшегося участвовать в воровстве. Его привлекали именно такие темноволосые сутулые подростки со спутанными грязными волосами и белой кожей, но было бы нечестно нарушать условия сделки. Не все соглашались грабить склад, хотя большинство брали курево. Всегда все было по справедливости, за исключением разве что мальчика с тюльпанами. Такие вылазки он совершал часто. Обычно колесил поблизости от железнодорожных путей в поисках попутчиков. Особенно его веселили ситуации, когда кто-то заговаривал с ним о Фишере, о котором сейчас гудела вся Москва. Газеты, радио и телевидение стремились отвлечь людей от политики, а сделать это можно было только с помощью жутких историй. Что может быть страшнее мысли о маньяке, который бродит где-то поблизости и заманивает детей, чтобы замучить их до смерти?

– Только если Фишер сидит рядом и ведет машину, – отвечал на это Головкин и улыбался. Попутчик в этот момент обычно начинал преувеличенно громко смеяться.

Увидев указатель на конезавод, Головкин свернул. Перед забором стояла машина милиции. Он скривился и закурил. С тех пор как нашли тело мальчика, убитого им год назад, они как с цепи сорвались. Целый год прошел, а они только обнаружили останки. Откуда-то появился назойливый следователь, который вечно приставал к сотрудникам с расспросами, но все это скорее интриговало, чем пугало. К Головкину никто особо не обращался. Какие могут быть претензии к ударнику производства? Хотя никакого производства уже давно не было и в помине. Шел 1990 год. Людям третий месяц не платили зарплату, экономить стали на всем, даже на корме и витаминах для лошадей. Лучше бы на это обратили внимание, чем в лесу копаться…

Головкин щелчком выбросил бычок от сигареты в сторону милицейской машины и направился к загону с лошадьми. Там уже собралась группа подростков, ожидавших начала занятия по верховой езде. Зоотехник поздоровался с ними и ушел в свою каптерку. Занятия проводила девушка, недавно ставшая жокеем. Головкин же больше не набирал группу по профориентации, так как у школы теперь не было денег оплачивать его услуги. Несмотря на это, он все равно время от времени собирал детей и прививал им навыки правильного обращения с лошадьми.

В столовой в тот день все столы были заняты, поэтому подростки из группы верховой езды попросили разрешения сесть с ним. Головкин всю жизнь ел в одиночестве, поэтому их просьба застала его врасплох. Впрочем, предлагать им подождать, пока он доест, было бы странно. Он кивнул и продолжил прихлебывать суп. Шестеро подростков поставили свои подносы на стол, а седьмой пошел за столовыми приборами. Кто-то попытался завязать разговор с Головкиным, спросив о лошади, которая недавно заболела. Зоотехник начал рассказывать. Подошел парень с подносом, на котором лежали столовые приборы на всю компанию.

– Садись, вот твой поднос, – сказала полная девочка.

Головкин кивнул и продолжил что-то говорить. Поднос с вилками и ложками остался стоять перед мужчиной, и он автоматически стал раздавать всем ложки. Подростки слушали, брали ложки и принимались за суп.

– Ненавижу суп, – сказала вдруг толстушка, когда Головкин договорил и за столом повисла неловкая пауза.

– Я тоже, – подал голос мальчик, попросивший у «дяди Сережи» разрешения сесть с ним.

– Тут его просто из помоев готовят, я сам видел, – заметил подросток, который принес приборы.

Головкин посмотрел на свою пустую тарелку.

– Что ж вы его ели тогда? – спросил он и начал с преувеличенным интересом ковыряться вилкой в месиве из гречки и кусочков мяса, которое местные повара выдавали за гуляш.

– Просто вы дали нам ложки, – сказала девочка.

Вилки остались лежать на подносе, хотя каждый мог дотянуться до них. Все за столом начали смеяться. Головкин некоторое время непонимающе на них смотрел, а потом тоже расхохотался.

Он очень страшно смеялся. Это больше всего пугало. Задыхался, булькал… Недобрый смех, неприятно от него становилось.

Из воспоминаний сокамерника С. Головкина

Пристально наблюдая за подростками, он заметил среди них парня, который всегда держался особняком. Ему на спину вечно лепили бумажки с оскорблениями, а когда он приближался к кому-то, все разбегались с криками «Сифа». Его определенно травили, и пару раз Головкин замечал, как одногруппники звали отщепенца за гаражи, а на следующий день он приходил на