Маньяк Фишер. История последнего расстрелянного в России убийцы - Елизавета Михайловна Бута

поспит, а? – с тоской в голосе спросил один из бывших подопечных зоотехника. Перспектива тащить бесчувственное тело приятеля через весь город, а потом еще сдавать его мамаше, которая и без того терпеть не могла друзей сына, никого не привлекала.

– Да, конечно. Проспится и домой пойдет, – кивнул мужчина.

Ребята помогли довести молодого человека до дверей квартиры, а затем попрощались и на заплетающихся ногах потащились домой. Игорь тут же рухнул на тахту и заснул. Головкин осторожно снял с него одежду и стал наблюдать за спящим, чья внешность идеально соответствовала образам, которые создавало его воспаленное воображение, – субтильный, со светлыми волосами и тонкой бледной кожей.

«Я считаю, что это нормально…» – звучали в голове слова бывшего ученика. Сейчас, то ли под воздействием пары выпитых стопок, то ли из-за недавнего разговора, Головкин вдруг осознал, что хочет испробовать настоящий гомосексуальный контакт. В конце концов, если ничего не выйдет, то случившееся можно будет выдать за пьяный бред.

Головкин еще какое-то время завороженно разглядывал раскинувшегося на кровати молодого человека, а потом все же решился. Никогда прежде он не раздевался перед посторонним в своей комнате. Конечно, многие видели, как он переодевается на конезаводе, но в интимной обстановке такого ни разу не случалось. Сама мысль о том, чтобы оказаться без одежды, продемонстрировать свои недостатки, стать уязвимым для насмешек и издевок по поводу впалой груди, родинок и других телесных изъянов, казалась ему ожившим кошмаром. Тем не менее он преодолел себя. Раздевшись, он как будто стал ниже ростом и тут же начал искать, чем прикрыть наготу. Игорь вдруг пошевелился, отчего Головкин непроизвольно вздрогнул, схватил со стула покрывало и тут же лег на тахту. Спящий первокурсник никак не отреагировал. Мужчина принялся аккуратно ощупывать тело юноши, стараясь не разбудить его. Когда он подобрался к гениталиям парня, тот неожиданно проснулся и в ужасе вскочил на ноги.

– Дядя Сережа, вы чего?! – От шока он моментально протрезвел и в ужасе уставился на обнаженного мужчину.

– Я… Ничего, ты же говорил, что это нормально. Я подумал… Погоди, это… – Головкин с трудом подбирал слова.

– Мне пора, отдайте мои вещи, мне пора… – Игорь был близок к панике, пока шарил вокруг в поисках штанов и футболки. Головкин пытался остановить и успокоить гостя, но тот всякий раз шарахался от насильника, как от чудовища, стоило тому приблизиться. Еще через минуту юноша выбежал из квартиры, громко хлопнув дверью и оставив хозяина квартиры наедине со своими демонами и осознанием собственного уродства.

Спустя час или два Головкин вышел на улицу и направился в гараж, чтобы сесть за руль и поколесить по округе. Ему требовалось прийти в себя. Было два часа ночи. В ГАИ – пересменка. На дорогах – ни единой машины, кроме неприметного бежевого «ВАЗ-2103», который, урча новеньким мотором, несся по пустынным проселкам Одинцовского района.

Он ехал целую вечность, прокручивая в голове воспоминание о том, в какой ужас пришел Игорь, увидев его. Эту гримасу было легко распознать – Головкин навсегда запомнил ее. Так выглядело лицо матери, когда пьяный отец надвигался на нее, сметая все на своем пути. Внушать людям страх было приятно это захватывало, вызывало снисходительную улыбку. Он попытался завязать отношения с другим человеком, но ничего не вышло. Ничего, кроме ужаса, он не в состоянии вызвать в людях. Рано или поздно приходится смириться с тем, кто ты есть на самом деле. Постепенно, с каждым километром пути, он принимал в себе чудовище и соглашался с ним. Всеобщий ужас вдохновляет так же, как и всеобщее признание, а сейчас в каждом пионерском лагере шепотом пересказывали страшные истории про неуловимого маньяка, на каждой кухне матери твердили своим детям о том, как опасно гулять по вечерам в одиночку, ведь там можно встретить Фишера. От этих мыслей захватывало дух.

Мир вокруг него сжимался. Все страшнее было поднять голову и оглядеться по сторонам. Каждый день он приходил на работу, переодевался, здоровался с девушкой – помощницей жокея, перекидывался парой слов с механиком и направлялся к себе в кабинет-каптерку. Так постепенно он прокладывал безопасные маршруты, а все, что выходило за их пределы, порождало в нем панику. Покупка машины только усугубила этот процесс. Теперь он повсюду старался перемещаться на автомобиле, который превратился в филиал его бункера, безопасное убежище на колесах. Впрочем, и тут он старался пользоваться только знакомыми дорогами. Даже у матери появлялся все реже, потому что для этого нужно было заезжать на МКАД. Огромная многополосная автомагистраль внушала ему страх. Здесь ему казалось, что все на него глазеют и другие водители насмехаются над ним.

Устав от бесцельного плутания, Головкин обычно останавливался возле какой-нибудь железнодорожной станции, поднимался на платформу и усаживался на лавку. Возле железки вечно велась торговля. В тот день несколько пожилых женщин из окрестных домов предлагали яблоки, сигареты и сезонные цветы. Перед одной из них стояли ведра с тюльпанами, явно купленными в магазине. В 1990 году в Москве повсюду продавались желтые и белые тюльпаны. Добрались они и до Одинцова. Худощавый подросток в школьной форме подошел к торговке и о чем-то с ней заговорил. Побеседовав с минуту, он принялся рыться в больших, явно набитых всяким ценным хламом карманах, и достал деньги. Головкин взглянул на часы и усмехнулся. Цветы успеют завянуть, когда прибудет следующая электричка. На часах было девять вечера, и на платформе, кроме них с парнишкой, не было ни одного потенциального пассажира. С девяти до одиннадцати перерыв в расписании. Похоже, подросток этого не знал.

Мужчина поднялся с лавки и направился к своим «Жигулям». Он успел выкурить три сигареты, когда увидел на дороге парнишку с букетом цветов.

– Залезай, – дружелюбно сказал Головкин, остановившись возле подростка. Пятнадцатилетний Игорь направлялся к крестной, жившей неподалеку от конного завода. По пути водитель несколько раз пытался завести с юным пассажиром разговор, но тот отвечал односложно, смотрел на дорогу и только крепче сжимал цветы.

– Для девушки букет? – спросил Головкин.

– Не, это для крестной. Я просто так купил, чтобы помочь старушке. У нее сын – инвалид, она так подрабатывает.

– Дал бы ей просто так денег, – пожал плечами Головкин.

– Я бы обиделся, если бы мне кто-то просто так дал денег. Это унижение, а если что-то купить, то помощь, – возразил подросток и отвел глаза. Мужчине показалось, что собеседник смотрит на пачку сигарет, лежавшую на передней панели, поэтому он предложил ему закурить.

– Нет, спасибо, я не курю, – ответил Игорь и заерзал на сиденье.

– И не пьешь? – усмехнулся Головкин.

– Не пью, – улыбнулся