Маньяк Фишер. История последнего расстрелянного в России убийцы - Елизавета Михайловна Бута

него. До приезда сюда ему казалось, что у него есть шанс заново построить отношения с этим миром, представиться кем-то другим – не тем школьным изгоем, которого приглашали на вечеринки из жалости и сразу же оставляли в одиночестве, не тем безмолвным наблюдателем, каким он всегда был. Но ставка не сработала. Здесь он точно так же оказался никому не нужным, чудаком, который ловит на себе недоумевающие взгляды окружающих.

С каждым днем пребывание в доме отдыха становилось все более невыносимым. Поэтому, когда отпуск подошел к концу, Головкин был счастлив. Наконец можно было вернуться в свой привычный мирок с предсказуемыми правилами, которые он сам и написал.

Вернулся он уже в совсем другую реальность. Экономический кризис, тотальная бедность населения и дефицит привели к путчу 1991 года. Головкин появился на конезаводе буквально за несколько дней до этих событий. Впрочем, человек редко осознает себя свидетелем исторических событий. Мы всегда смотрим на это через призму собственной жизни, а потом, спустя время, сверяемся с исторической хроникой и отмечаем, какие именно вехи пришлись на нашу личную историю, и корректируем воспоминания в соответствии с этой хроникой.

20

Горки-10

1990–1991 гг., Одинцовский район

Четырнадцатилетний Никита приехал в Одинцово из Курска. Здесь жили его бабушка с дедушкой по отцу, которых он видел всего несколько раз в жизни. Отец решил потратить отпуск на то, чтобы закупиться в Москве продуктами и найти кое-что из мебели, а заодно взял с собой слонявшегося без дела сына. Они поселились в Одинцове, неподалеку от конезавода. Никита тут же познакомился с компанией местных подростков, с которыми стал проводить все свободное время.

Привычная жизнь рушилась. Взрослые были заняты решением насущных проблем, включая попытки сохранить работу и купить хоть что-то из самого необходимого, а дети оказались предоставлены сами себе. Никита всегда неодобрительно отзывался о москвичах, которые «жили за его счет и на его деньги». В его родном городе так считали все – от тетушек на лавочке до отца в кухонных разговорах. Каково же было его удивление, когда в компании из Одинцова он услышал то же самое.

– У них все есть просто потому, что у нас ничего нет, – подхватил Никита, и все закивали. Еще через пару часов было принято решение угнать чужую машину, чтобы покататься.

День за днем они исследовали грани дозволенного: угоняли автомобили, грабили и избивали прохожих, которые имели при себе сумки или пакеты, осуществили налет на ларек, где потребовали выдать им водку. Все то, на что не может решиться человек, всегда может сделать группа. Если кто-то один пытает и убивает, его обычно называют садистом, если же подобное совершает достаточно большое количество людей, то это расценивается как инстинктивное желание влиться в коллектив.

В тот вечер Никита возвращался один. Отец потребовал, чтобы тот в девять вечера был дома, опасаясь массовых беспорядков, которыми грозили по телевизору, и Никита решил не испытывать лишний раз судьбу. Он попрощался с приятелями, вышел на шоссе и остановил попутку. Водитель, мрачного вида мужчина с каким-то мутным, блуждающим взглядом, был явно чем-то недоволен.

– До конезавода подбросите? – спросил Никита.

Водитель кивнул и указал глазами на пассажирское место рядом с собой. Подросток радостно плюхнулся на сиденье. Мужчина выкрутил ручку автомагнитолы, и из динамиков полилась музыка вперемешку с хрипами и шипением. Через несколько мгновений музыка сменилась новостным выпуском. Говорилось о том, что ситуация в стране критическая и, по всей вероятности, будет введено чрезвычайное положение.

– Москвичи совсем одурели, чего им не хватает? – хмыкнул Никита.

– Не знаю, – пожал плечами водитель.

– Вот не зря их все ненавидят, – поддакнул подросток. – Вы сами откуда?

– В Москве родился, – пожал плечами мужчина.

Подросток прикусил язык и выдавил улыбку, в которой сквозило осуждение вперемешку с извинениями.

Все время, пока они ехали, подросток продолжал что-то говорить. На съезде в село Успенское Головкин вдруг затормозил и, следуя привычной схеме, предложил заскочить на один склад и вынести пару коробок сигарет. Никите нечего было терять: он находился на чужой территории. Через пару дней они с отцом уедут домой, и он пойдет в школу. Ищи его свищи. Человек – социальное существо, и ему необходима своя стая, которая обязательно должна противостоять всем остальным. Оказавшись в чужом месте, человек намного легче преступает закон и идет на преступление, особенно попав в группу, в которой такое поведение считается нормой. Жажда приключений и скорый отъезд заставили Никиту не раздумывая согласиться на предложение незнакомца. Когда Головкин попросил подростка залезть в багажник, тот ничего не заподозрил. Он только предупредил, что отец ждет его дома и будет ругать за опоздание. Мужчина уверил, что все дело займет не более получаса.

– Спускайся в подвал, поможешь кое-какой инструмент поднять, – приказал Головкин, когда они зашли в гараж.

Никита послушно спустился по лестнице и содрогнулся. В пятиметровом помещении стоял удушливый, омерзительный запах гнили и гари. Металлическая ванночка в углу, инструменты, лестница и рядом с ней ввинченные в стену крюки и кольца. В резком свете лампочки витала бурая пыль. Настоящая пыточная камера из Освенцима.

За спиной мальчика раздался резкий звук. Обернувшись, Никита увидел осклабившееся лицо Головкина, который стоял практически вплотную. Только сейчас Никита вдруг осознал, насколько случайный знакомый выше и мощнее его.

– Садись, садись. Ты про Фишера слышал? – произнес мужчина. Про Фишера знали все, и подросток утвердительно кивнул.

– Ну так приятно познакомиться. Я буду тебя долго пытать, а потом убью, – ледяным тоном проговорил маньяк.

Мальчик попытался рассмеяться, но в глазах его уже плескался ужас. Бежать и сопротивляться было бессмысленно.

Головкин поднял с пола буксировочный трос от автомобиля и не спеша перекинул его через крюк в стене. Затем он набросил на подростка приготовленную заранее удавку и велел забраться на табуретку. Никита старался контролировать дыхание и ничем не провоцировать мучителя. Казалось логичным, что, подчинившись, он сохранит себе жизнь.

Пытки длились несколько часов. Человек не способен испытывать боль и страх долгое время. Эти чувства нужны ему, чтобы оповестить об опасности. В случае же, если мучения нестерпимы, организм понимает, что подавать сигналы о помощи бессмысленно, и мозг начинает блокировать их. Начинается экстренный процесс деперсонализации. Человек как бы наблюдает за происходящим со стороны. Вскоре Никита впал в полубессознательное состояние и даже перестал кричать от боли, когда изувер пытал и насиловал его.

– А сейчас я напишу на тебе кое-что. Паршивых животных нужно клеймить, – произнес садист и взял со стола нож.

Он подвесил подростка за связанные руки на крюк, так что