Заклятые любовники - Марина Эльденберт

— Возможно.

Заметив, что я собираюсь что‑то еще спросить, Винсент покачал головой.

— Надеюсь, я утолил ваше любопытство. А заодно и желание лезть в эту историю.

Как по мне, так я уже влезла в нее по самые кончики ушей, только волосы торчат из‑под мутной водицы, а иногда встают дыбом и с надеждой тянутся к звездам. С надеждой на что, хотелось бы знать. Что все эти заговоры и прочие радости жизни обойдут меня стороной? Или про то, что они обойдут стороной его?

— Граф Вудворд написал мне письмо, — неожиданно призналась я, — с искренними извинениями. В театре мне было нехорошо, но он действительно вел себя странно. То, что случилось там, на него очень непохоже. Так что в какой‑то мере я даже могу понять Фрая.

Уголок губ де Мортена неприязненно дернулся.

— Винсент, я правда хочу помочь. Я не так бесполезна, как может показаться. Если бы вы позволили…

— И думать забудьте.

Он неисправим. Странно, но сейчас об этом думалось легко, без раздражения.

Не совсем отдавая себе отчет в том, что делаю, я подалась вперед, провела пальцами по его щеке, коснулась губами губ и едва слышно прошептала:

— Спасибо, что верите мне.

Какое‑то время он молча смотрел на меня, а потом привлек к себе, целуя так, что перехватило дыхание. Заставляя забыть обо всем: о том, как я здесь оказалась, о пульсирующем болью узоре и о том, почему мы с ним считали друг друга врагами. Да и было ли такое когда‑то? Ведь сейчас все мое существо отчаянно стремилось к этому сильному властному мужчине, державшему в руках не только мою свободу, но мою надежду. Надежду на что?..

11

— Что заставило вас так поступить, юная леди?

Мне снова шестнадцать, и снова август. Знойное, долгое, удивительно жаркое лето — такое случилось впервые за всю мою жизнь. Лето, которое никак не желает заканчиваться: мне казалось, самый пик жары пришелся на июль, но я ошибалась. Здесь и сейчас нечем дышать, капельки пота сбегают по спине, от духоты темнеет в глазах, а за окнами плывет зыбкое ленивое марево полудня, в котором плавится наш небольшой сад. Я стою в гостиной отцовского поместья, сцепив руки за спиной — бледная, напряженная и готовая драться за свою жизнь и свое будущее.

— Винсенту Биго нет до меня дела, — решительно говорю я. — Поэтому я не видела причин оставаться.

— Винсенту! — мачеха всплескивает руками. — Луиза, вы должны говорить — маркизу Биго, и относиться к будущему супругу с должным почтением! Если маркиз не откажется от помолвки после вашей выходки.

— Надеюсь, что откажется! Не хочу всю жизнь провести с человеком, которому я безразлична! Так я ему вчера и сказала.

Мачеха — миловидная, светловолосая пышечка — из тех, которые до старости выглядят очень молодо, вскрикивает, откидывается на спинку дивана и обмахивается веером, показывая насколько ей дурно. Я не опускаю глаз, хотя под яростным взглядом отца чувствую себя совсем крохотной и отчаянно беззащитной. Наказание наверняка последует, вот только я даже не представляю какое: вчера я сбежала со своего первого бала, который давали в Мортенхэйме. Ну как сбежала, оставила Его Зазнайшество общаться с теми, кто ему интересен, бродила по замку, устала и устроилась в какой‑то галерее на диванчике. Сама не заметила, как заснула, а проснулась от того, что рядом стоял мой будущий супруг, который спросил, что я здесь делаю. Ответила я честно: «Сплю».

А еще сказала, что мне не нравится проводить время с людьми, которым я не интересна. Его лицо вытянулось на глазах, а я ничуточки не жалела о том, что сделала!

— Тааак… — голос отца становится угрожающе — низким. — И откуда же у вас такие дурные мысли, юная леди?

— Наверняка из книг, — веер мачехи порхает туда — сюда, меня начинает тошнить от этого мельтешения, — сейчас такое пишут…

Зря она это. Сама себя загнала в ловушку.

— С вашей легкой руки, миледи, моя дочь получила возможность читать всякий дешевый хлам.

— С моей?! Виконт, вы всерьез считаете, что я снабжаю Луизу низкопробной литературой?!

Назревает ссора, но обо мне ненадолго забыли, и то радость. На самом деле не снабжает, просто закрывает глаза на некоторые книги, которые я выписываю. Поскольку отец читает только газеты, библиотекой занимается Глория.

Я украдкой зеваю, и в этот миг в комнату вбегает, на глазах переходя на степенный шаг, лакей. Отец даже не успевает выплеснуть на него свой гнев, когда тот объявляет:

— Прибыл маркиз Биго.

Винсент стремительно входит в комнату, и я замираю. Не только я, мы все словно увязли в зное, а может, застыли во времени. Даже веер остановился и дрожит вместе с рукой мачехи. Нет, даже самая сильная ярость отца не сравнится с тем, как на меня смотрит Он: холодно, жестко, с превосходством, сквозь которое пробиваются первые ростки недоумения и… интереса.

Перед глазами темнеет, словно погасло солнце, от интонаций голоса — металла, облеченного в бархат, по телу проходит дрожь.

— Вот мы и встретились снова, Луиза.

Вздрагиваю, когда горячая ладонь гладит шею, а потом меня с силой тянут за волосы, заставляя запрокинуть голову. Над головой хрусталь люстры, вот только вместо сюжетных картин под куполом театра защитный узор армалов. Он полыхает огнем, пламенные сгустки летят вниз, в партер и вьются огненными лентами по спинкам кресел. В зале никого: пустые кресла, слабое мерцание газовых ламп и тишина — лютая, страшная. Злая.

Повернувшись, я оказываюсь лицом к лицу с тем, кого всеми силами старалась забыть. Жгучий взгляд карих глаз: слегка насмешливый и жестокий. Мы на сцене одни, я полностью обнажена и меня трясет — от холода, от страха или от возбуждения. А может, от всего вместе. Я тянусь к нему в поисках защиты и тепла, но он отступает назад. Декорации тают, равно как и силуэт де Мортена, из темноты проступают очертания морды Арка.

В щеку ткнулся холодный нос, тихое поскуливание перешло в рычание. Я вздрогнула и проснулась: одеяло валялось на полу, ягодица полыхала огнем, а в спальне было так холодно, что зуб на зуб не попадал. Паровое отопление подвело, что ли? Я потянулась, чтобы включить светильник, но в этот миг из‑за двери донеслось едва уловимое шарканье, тяжелая поступь. Так ходят пожилые или тяжело больные люди, но откуда в моей гостиной ночью взяться старику?!

Арк продолжал рычать: глухо, надсадно, и от этого у меня мороз по коже. Там, в той комнате однозначно кто‑то был, а еще именно оттуда, из дверных щелей сильно тянуло холодом.

Шаги то приближались, то удалялись, словно кто‑то без цели слонялся взад и вперед.

— Кто вы?! — собственный голос показался слабым. — Что вам нужно?